– Но это не исключает сексуального мотива. – Я не могу комментировать мотивы, доктор Цукер. Только свидетельства. Губы доктора Цукера скривились в едва заметной улыбке. В этом человеке было что-то вызывающее тревогу, он словно знал о Мауре какие-то вещи, о которых она сама не имела представления. И определенно он знал про Амальтею. Все в бостонской полиции знали о том мучительном для Мауры факте, что ее мать отбывает пожизненное наказание за многочисленные убийства. Не увидел ли он какие-то черты Амальтеи в ее лице, в ее личности? Эта его улыбка – не была ли она улыбкой понимания? – Я ничуть не хотел вас обидеть, доктор Айлз. Я знаю, что ваша профессия – свидетельства, – заговорил Цукер. – Но моя обязанность в том, чтобы понять, почему убийца выбрал именно этих двоих, если, конечно, у них один убийца. Ведь между двумя жертвами есть существенные различия. Пол. Круг знакомств. Место проживания. Тип посмертного искалечения. Недели две назад, когда детективы Фрост и Риццоли спрашивали меня про Кассандру Койл, мы прорабатывали совсем иную психологическую теорию, объясняющую, почему у нее удалили глаза. – Он посмотрел на Джейн. – Вы назвали это «не видеть зла». – И вы тогда со мной согласились, – напомнила Джейн. – Потому что удаление глаз – мощный символический акт. И еще очень конкретный. Убийца выбирает глаза, так как они для него символизируют что-то и он получает сексуальное удовлетворение от их удаления. Я пытаюсь понять, почему он потом избрал жертвой мужчину и использовал совершенно иной метод искалечения. – Значит, вы не считаете, что эти убийства связаны, – сказала Джейн. – Чтобы согласиться с вами, мне нужно больше информации. – Доктор Цукер закрыл блокнот и посмотрел на Мауру. – Дайте мне знать, когда она у вас появится. Доктор Цукер вышел из комнаты, а Маура осталась на своем месте, смиренно глядя на документы, лежащие на столе. – Оказалось, что это труднее, чем я надеялась, – сказала Джейн. – Однако он прав, – признала Маура. – У нас пока нет достаточных свидетельств того, что действовал один убийца. – Но ты видишь связь, и мне этого вполне достаточно. – Не знаю почему. Джейн подалась вперед: – Потому что обычно ты не полагаешься ни на какие прозрения. Ты всегда исходишь из такой занудливой вещи, как свидетельства. Когда у тебя случилось прозрение в прошлый раз, я тебе не поверила, но ты оказалась права. Ты увидела связь там, где ее не видел никто, включая меня. Так что на сей раз я собираюсь к тебе прислушаться. – Не уверена, что ты поступаешь правильно. – Только не говори мне, что теперь у тебя появились сомнения. Маура собрала документы: – Мы должны найти что-то общее у этих жертв. Что-то такое, что связывало их с убийцей. Она положила фотографии Тимоти Макдугала с места преступления в папку и уже собиралась закрыть ее, но остановилась, глядя на изображение. Воспоминание внезапно всплыло на поверхность, воспоминание о солнечном свете, проникающем сквозь витражное стекло. – Что? – спросила Джейн. Маура не ответила. Он нашла фотографию Кассандры Койл и положила рядом с фотографией Тимоти на пристани. Две разные жертвы – мужчина и женщина. Мужчина утыкан стрелами, у женщины вырезаны глаза. – Как же я не увидела этого раньше? – пробормотала Маура. – Не хочешь сказать, что у тебя на уме? – спросила Джейн. – Пока нет. Сначала мне придется провести кое-какое расследование. – Маура сунула фотографии в папку и направилась к двери. – Нужно проконсультироваться кое с кем. – С кем? Маура остановилась в дверях. – Пожалуй, я тебе не скажу, – ответила она и вышла из комнаты. 17 Ничейная земля. Таким было соглашение: какое-нибудь публичное место, где они оба будут обязаны вести себя как профессионалы. Разумеется, они не могли встретиться в доме Мауры, где столько раз встречались прежде и где искушение будет шептать им из спальни. Не могли они встретиться и в церкви Пресвятой Богородицы, где кто-нибудь из церковного персонала или прихожан мог снова увидеть их вместе и удивиться. Нет, кафе на Хантингтон-авеню было гораздо более безопасной территорией, а в три часа дня здесь всегда достаточно тихо, чтобы они могли посидеть сколько надо, никем не замеченные и не потревоженные. Маура пришла первой и выбрала кабинку в дальнем конце кафе. Села спиной к стене, словно наемный убийца, ожидающий появления врага, разве что настоящим ее врагом был не Дэниел, а ее собственное сердце. Она заказала кофе. Еще и первого глотка сделать не успела, а сердце уже колотилось как сумасшедшее. Чтобы отвлечься, Маура вытащила папки с делами и стала изучать фотографии с места преступления. Ну разве это не извращение – то, что сцены насилия и смерти успокаивают ее? Мертвецы всегда были хорошим обществом. Они ничего не требовали, не ждали никаких услуг. Не вызывали никаких желаний. Она услышала, как открылась дверь кафе, и увидела Дэниела. В зимнем пальто, в шарфе, он вполне мог оказаться очередным клиентом, который, спасаясь от холода, хочет согреться чашечкой кофе, но Дэниел Брофи не был каким-то обычным клиентом. Официантка, раскладывавшая столовые приборы на столике, замерла и проводила его взглядом. И неудивительно. Темноволосый, в черном длиннополом пальто, он напоминал мрачного Хитклиффа[15], шагающего из болот. Дэниел не заметил на себе взгляда официантки – он увидел Мауру и не сводил с нее глаз, идя прямо к ней в кабинку. – Как давно это было, – тихо сказал он. – Не так уж давно. В апреле, кажется. На самом деле она помнила точную дату, время и обстоятельства их последней встречи. Как и он. – Станция «Роксбери-Кроссинг», – произнес Дэниел. – Вечер, когда убили того отставного копа. Места совершения преступлений – вот где они теперь встречались. В то время как Маура занималась мертвецами, на долю отца Дэниела Брофи, капеллана бостонской полиции, доставались живые, сломленные горем, травмированные люди, зачастую тоже своего рода жертвы преступления. У Дэниела и Мауры были там свои, не пересекающиеся обязанности и никакого повода заводить беседы. Но Маура всегда чувствовала его. Даже если они ни разу не встречались взглядом, она знала, что он поблизости, и испытывала волнение в своей упорядоченной вселенной. Теперь эта вселенная опрокинулась. Дэниел снял пальто и размотал шарф, обнажив воротник священника. Неумолимая белая полоска представляла собой всего лишь кусочек накрахмаленной ткани, но обладала властью разделять двух любящих людей. Избегая смотреть на воротник, Маура спросила: – Ты ушел из полиции? Я перестала видеть тебя на местах преступлений. – Последние шесть месяцев я провел в Канаде. Вернулся всего несколько недель назад. – В Канаде? Почему в Канаде? – Для ретрита[16]. Я попросил. Мне нужно было на время уехать из Бостона. Маура не стала спрашивать о причинах, которые вынудили его уехать. Морщины на его лице стали глубже, в темных волосах появились новые седые пряди. Он не из Бостона убегал – от нее. – Я удивился, когда ты позвонила сегодня, – сказал Дэниел. – Во время нашего последнего разговора ты попросила больше не искать встреч с тобой. Это было нелегко, но я хочу только того, что лучше для тебя, Маура. И всегда только этого хотел. – Дэниел, речь не о нас. Это насчет… – Принести вам что-нибудь, сэр? Они оба подняли голову и увидели официантку возле их столика. – Кофе, пожалуйста, – попросил Дэниел. Они молчали, пока официантка наливала кофе ему и доливала Мауре. Что подумала она об этой странной паре, молча сидящей с мрачным видом в кабинке? Возможно, она предположила, что это пасторская беседа, что Маура ищет слов утешения у своего священника? Или эта женщина видит больше, понимает больше? Только после того, как официантка ушла, Маура сказала Дэниелу: – Я позвонила тебе, потому что в ходе расследования кое-что всплыло. Мне нужно твое мнение. – О чем? – Можешь посмотреть на это? Скажи, что тебе приходит в голову при первом взгляде. Он нахмурился, глядя на фотографии: – Почему ты показываешь мне это? – Имя жертвы – Тимоти Макдугал. Его тело нашли на пристани Джеффриз-Пойнт в канун Рождества. У полиции пока нет никаких ниточек, никаких подозреваемых. – Я не уверен, что могу тебе чем-то помочь. – Просто держи это изображение в голове. А теперь посмотри на это. Она подсунула ему фотографию тела Кассандры Койл. Крупный план с двумя дырами в тех местах, где прежде были глаза. Пока Дэниел смотрел, Маура молчала – ждала, не осенит ли его какое-нибудь откровение. Наконец он поднял на нее удивленные глаза: – Луция Сиракузская. Она кивнула: – Именно о ней я и подумала. – Ты никогда не ходишь в церковь, но тебе не чужда эта символика.