– Ну-у-у… Они исчезли… вернее… растворились в воздухе… Повисло молчание. – Кажется, вы чего-то недоговариваете. Где именно находился инструмент? Снова пауза. – Он пролежал пятьдесят лет на дне Роны, на глубине пяти метров. – Ясно. Сэм нервно сглотнул: – Как думаете, его можно отреставрировать? Жобе громко вздохнул: – К сожалению, это уже не инструмент. Ловушка для рыбы – да, аквариум с педалями – вполне. Но точно не рояль. – Нет, вы не понимаете… вода его даже не коснулась. Он оказался в воздушном кармане, в водонепроницаемом помещении. Просто немного пострадал от влажности, ничего особенного. Вы… когда вы могли бы им заняться? – Не горячитесь, молодой человек. Я найду время. 9 Лион, 16 июня 1964 года Натан вернулся домой со свежим багетом и кусочком козьего сыра из лавочки Жанье. В кои-то веки решил побаловать себя. Если нарезать помидоры колечками, сбрызнуть оливковым маслом, добавить хлеб и сыр, получится вкусный и простой обед на одного. На работу только вечером, разносить напитки во время концерта, а пока было полно времени, чтобы перекусить и спокойно поработать над диссертацией. Войдя в квартиру, он заметил в прихожей пиджак своей девушки. – Сибилла? Ты тут? Тишина. Должно быть, возвращалась за чем-то и забыла пиджак. Натан пошел на кухню, включил радио и под чарующий голос Пьера Бельмара открыл воду и помыл помидоры. «Черт, куда делось полотенце?» Стараясь не заляпать шкафчики мокрыми руками, он открыл один из кухонных ящиков. Здесь нет. «Почему Сибилла никогда не кладет вещи на место? Туда, где им логичнее всего лежать?» Он раздраженно перерыл всю квартиру в поисках чистых полотенец. Это заняло не так много времени, учитывая, какое крохотное жилье они снимали. В стенном шкафу в прихожей нет, в консоли под телевизором нет, на стеллаже в гостиной нет. «Да что ж такое? Где эти чертовы полотенца?» Оставалось одно место. Положить туда вещи из кухни было настолько нелогично… что, возможно, именно там и следовало посмотреть. В шкафу Сибиллы. Она вряд ли обрадуется, узнав, что он рылся в ее вещах, но ведь рассказывать необязательно. Натан поднялся на второй этаж и открыл шкаф, доставшийся Сибилле от ее бретонской бабушки. «Ну конечно!» Вот они – выглаженные и аккуратно сложенные под стопкой футболок. Он хотел аккуратно вытащить самое нижнее, чтобы стопка не развалилась, как вдруг рука на что-то наткнулась. Маленький твердый предмет. На ощупь непонятно, что это. Натан машинально достал его и осмотрел. Это оказался крошечный диктофон. Натан видел такой впервые. Какого черта Сибилле это понадобилось? Он присмотрелся. Внутри виднелась кассета. «Может, послушать?» Его раздирали любопытство и чувство вины. Он знал, что Сибилла очень разозлится, если он сунет нос в ее дела. Не просто разозлится – она будет в ярости и никогда этого не забудет. Он благоразумно вернул диктофон на место, взял полотенце и закрыл шкаф. Спустившись на кухню, он распаковал сыр и нарезал небольшими кубиками. Пьер Бельмар все еще рассказывал свою трогательную историю, но Натан уже ничего не слышал. Голова была занята странной находкой. «Черт возьми! Что она там записывает? Такой крошечный прибор нужен, если хочешь сделать это незаметно. Но зачем ей это? А главное… кого она записывает? Интересно кого?..» Он выложил на тарелку нарезанные помидоры, сверху кусочки сыра, сбрызнул оливковым маслом… Нет, так нельзя. Надо все узнать. Невозможно жить с человеком, который исподтишка записывает чьи-то разговоры. Натан решил послушать кассету и убрать диктофон на место. Сибилла ничего не узнает, а ему станет спокойнее. Он тщательно вымыл руки, вытер их жестким льняным полотенцем и снова поднялся на второй этаж. Достал из шкафа диктофон, нажал кнопку «Play» и стал ждать. Тишина. Сквозь прозрачную крышку было видно, что кассета крутится, но… абсолютно беззвучно. Он нашел кнопку перемотки, вернул пленку в начало и еще раз нажал «Play». Снова тишина. Однако несколько секунд спустя раздался глухой, замогильный голос, принадлежавший скорее мертвецу, чем живому человеку. На фоне мелодичного журчания Пьера Бельмара, доносившегося с кухни, этот голос звучал особенно пугающе. Человек говорил очень медленно. Из-за долгих пауз между словами было практически невозможно понять, о чем он говорит. Пытаясь уловить смысл, Натан сосредоточился и весь превратился в слух. Речь звучала более чем странно. Мужчина зачем-то перечислял части тела своего собеседника и предлагал почувствовать их одну за другой, начиная с кончиков пальцев на ногах. Он четко называл их, время от времени хвалил, говорил: «У вас хорошо получается» – и предлагал еще больше расслабиться. Некоторые фразы были как будто неправильно построены, смысл ускользал, словно в них чего-то не хватало – то ли глагола, то ли дополнения. Другие вообще казались бессмысленным набором слов без всякого намека на логику. Все было тем более странно, что уверенный тон и хорошо поставленный голос выдавали человека, хорошо владеющего речью. Несколько минут Натан в недоумении слушал эту белиберду. Человек ненадолго замолчал и снова заговорил, теперь уже совсем о другом. Казалось, он описывал характер или темперамент своего собеседника, хотя правильнее было бы сказать – приказывал ему, что тот должен думать и чувствовать. Натан слушал это с нарастающим беспокойством. Опять наступила тишина. А затем прозвучали слова, от которых у молодого человека кровь застыла в жилах: – В глубине души, – вещал замогильный голос, – в самой глубине вашей души гнездится чудовищный страх, подспудная тревога… Пауза. – Страх оказаться плохим, аморальным человеком. Натан еле дышал. То, что он услышал, ошеломило его. Голос снова заговорил: – Выйдя отсюда, вы забудете эти слова, но тревога останется с вами навсегда. Она будет жить в недрах вашей души, и вы будете делать все возможное, чтобы заглушить ее. 10 Я открыла глаза. В голове промелькнула мысль: «Ничего не изменилось». Может, система дала сбой? Я чувствовала себя как обычно. Внезапно я порадовалась, что с меня не взяли денег, иначе я бы чувствовала себя обманутой. Из вежливости я поблагодарила Фирмена. Этот милый человек уделил мне время, и, даже если его работа оказалась напрасной, стоило вести себя корректно. Я попрощалась и вышла на улицу. Все надежды рухнули. Но если вдуматься, кто был виноват в этом разочаровании? На что я вообще рассчитывала? Это же просто глупо – прийти к другому человеку и попросить решить мои проблемы. Только я могла исправить ситуацию, в которой оказалась, а для этого надо было взять себя в руки и действовать. Кстати, пока я пробиралась по узким улочкам Старого города среди толп беспечных туристов, в голову одна за другой приходили свежие мысли о том, что можно улучшить на корабле. Я повторяла их про себя, чтобы не забыть, и, когда вдали показался «ПигмаЛион», уже знала, чем займусь. – Мелочи не найдется? – послышался хриплый голос. Небольшая компания, прогуливавшаяся по набережной, как раз остановилась, чтобы сфотографировать базилику Нотр-Дам-де-Фурвьер на другом берегу реки. К ним подошел бездомный в жалком тряпье и стал тыкать кепкой в каждого по очереди, как заведенный повторяя свой вопрос. Глядя на это, я внезапно разозлилась на несправедливое устройство общества. Почему одни горожане не могут позаботиться о других? Почему кто-то вынужден спать под мостом и зарабатывать на жизнь милостыней? Если бы все объединили усилия, мы бы справились с этой проблемой! – Эй, ну хоть че-то дайте, блин! Че, тут одни скряги, а? Боже, какая вульгарность! Нельзя же так обращаться к людям! Надо ему объяснить. В этот момент бродяга повернулся ко мне, и я решительным шагом подошла к нему: – Вам нужно сделать над собой усилие и постараться говорить вежливо. Он ничего не ответил, поэтому я пояснила: – Всем будет лучше, и вам в первую очередь.