Сразу же после свадьбы я сделала в спальне ремонт — мне хотелось, чтобы она стала нашей, а не Дэвиса. Или, точнее сказать, Дэвиса и Лауры. Я заменила её безликую современную мебель небольшой кроватью с резной спинкой, оставившей место для двух тумбочек вишнёвого дерева. Стены выкрасила в тёплый, насыщенный золотистый цвет, приобрела постельное бельё шоколадно-кремовой расцветки, добавила клюквенного и розового, украсив кровать подушками в тон двухместному диванчику, который поставила у окна. — Прости, — сказала я, сев на край кровати, и, повернувшись к нему спиной, принялась мазать кремом ноги. — У меня выдался тяжёлый день. — У тебя выдалась тяжёлая неделя, — мягко сказал муж. Неделю назад как раз и было то самое собрание книжного клуба. Я и не осознавала, как заметно моё напряжение. Я пожала плечами, и повисла тишина. Мы оба были тихими, не особенно разговорчивыми. За обедом говорили о семейных делах, а по вечерам любили просто сидеть бок о бок, читать в постели, иногда обмениваясь репликами по поводу книг, планов на неделю, событий прошедшего дня. Его близость, биение его сердца, его дыхание всегда успокаивали меня, умиротворяли, но сегодня тишина казалась нервной. Что случится, если я выпущу на свободу всю правду, которую хранила глубоко в себе? Дэвис любил меня, и я это знала. Я знала, что такая новость его ранит, но рана будет не смертельной. Знала, что он меня простит, и знала, как это будет чудесно. Ру, чёрт бы её побрал, научила меня этому. Признание приносит столько покоя. Её власть надо мной станет вдвое слабее, у меня появится защитник. У Дэвиса такие чёткие, надежные моральные ориентиры. Он знает, как поступить правильно. Или лучше сказать, правильнее всего, потому что однозначно правильного решения я в этой ситуации принять не смогу. Я никак не могла решиться, на языке вертелись тысячи слов. Посмотрела на него через плечо, забыв поставить на место тюбик с кремом. — Зайка, ну что такое? — спросил он, всерьёз обеспокоившись. Его спина стала прямее, лоб свела хмурая складка. — Что стряслось? Расскажи мне. И вот какие слова у меня вырвались: — Мне кажется, Гарнир изменяет Шар. Я не знала, почему это сказала — чтобы поделиться хоть какой-то правдой или чтобы поддержать разговор. Знала только, что эта фраза сама вылетела у меня изо рта. Дэвис немного помолчал, но я чувствовала, как его беспокойство принимает другую форму, выходя за пределы наших семейных проблем в круг побольше, где обитала Шар. — Кретин, — произнёс он наконец. — Ты не удивлён, — поставив крем на тумбочку, я забралась под одеяло. — Ну, это же Гарнир, — сказал он так, будто эти слова всё объясняли. Почти так оно и было. Я никогда не считала Филлипа достойным властителем Шарлоттиного сердца. — Как он может каждый день сидеть напротив неё за ужином, смотреть ей в глаза? Я не ответила, хотя могла бы. Я пыталась понять свои внутренние механизмы. Человеческая способность расставлять приоритеты просто поразительна, и, Господи, Ру была права: я сложена, как оригами, и Филлип тоже, как бы мне ни было противно осознавать, что у нас с ним есть общие черты. Дэвис, всё ещё обдумывавший мои слова, спросил: — Тебе Шарлотта сказала? Она уверена? — Шар ничего не знает, — ответила я, и его брови поползли вверх. — Тогда откуда знаешь ты? Я рассказала ему, умолчав об игре. Правила было слишком долго объяснять, и к тому же могли последовать вопросы, отвечать на которые я была не готова. Мне не хотелось, чтобы он спросил, сколько раундов я выиграла. Поэтому я сообщила лишь, что подслушала разговор Тейт с подругами в книжном клубе и предположила, что это мог быть Филлип, а на следующий день Тейт явилась ко мне и сама во всём призналась. Я сказала, что Тейт описала этот поцелуй как ничего не значившую пьяную глупость, которая больше не повторится. Дэвис помолчал немного, переваривая услышанное. Потом спросил: — Ты веришь Тейт? — Не знаю. И это тоже проблема. Взгляд тёмных глаз Дэвиса был серьёзным, сочувствующим, но я не видела в них ответа. Поэтому спросила: — Вот ты предпочёл бы знать? — Что ты мне изменяешь? Да, уж пожалуйста, — ответил он очень сухо. — И лучше до того, как подаришь мне сифилис. Я рассмеялась, и в то же время мне захотелось задать ещё один вопрос. Уже не только о Шарлотте. — Предположим, что Тейт говорит правду. Поставь себя на место Шарлотты. Ты хотел бы об этом знать? Он поднял бровь. — Что ты на барбекю целовалась с Тейт Бонакко? Да, чёрт возьми, хотел бы. Даже фото хотел бы посмотреть. Я легонько толкнула его в грудь, неожиданно для себя рассмеявшись. — Не смешно. — Чуть-чуть все-таки смешно, — возразил он и улыбнулся. — Но я серьёзно, — сказала я, потому что вопрос в самом деле был серьёзным и касался не только Филлипа. Ставки были намного выше. Именно сейчас нужно было решить, как действовать дальше. — Подумай над этим. Представь — я совершила что-то… плохое, но это было давно и больше никогда не повторится. Узнать об этом тебе будет больно. Последствия могут быть какими угодно. Вплоть до того, что рухнет наша семья. Ты хотел бы, чтобы кто-то тебе об этом рассказал? Он задумался, и я видела — всерьёз. Потом спросил: — А все знают этот секрет? Они меня жалеют? Я категорически мотнула головой. — Его знаю только я и никому не рассказываю. — Тогда я не хотел бы знать. Я почувствовала, что такой ответ изумил Дэвиса не меньше, чем меня. Но в этом ответе была доля правды. — Почему? — спросила я. Он одарил меня своей прекрасной улыбкой. — Потому что я счастлив, Эми. По-настоящему счастлив. И хочу, чтобы все так и осталось. Я подумала о нашем сыне, спавшем в соседней маленькой комнате, о том, как ему уютно и тепло в доме, который я наполнила любовью. Подумала о Мэдди, о её юной энергичности, о бьющей через край любви, которой хватало на всех нас, о том, как она приходила ко мне за утешением, когда её мучили тревоги. И о Дэвисе, этом чудесном мужчине, пахнущем сандаловым деревом и тёплым, мужским ароматом, о том, как любое пространство, где мы были вместе, казалось мне завершённым. — Я тоже счастлива, — сказала я ему. Но он не договорил. — Но если Тейт врёт, если это не просто глупая ошибка, если у них всё это продолжается… — он осёкся, сглотнул и наконец сказал: — Я ответил не подумав. Я хотел бы знать. Если это предательство — любого рода — то да, я хотел бы об этом знать. В его словах мне привиделся призрак Лауры, которую я изгнала из этой комнаты благодаря вишнёвой мебели, свежевыкрашенным стенам, своему запаху. При воспоминании о ней голос Дэвиса стал таким грустным, что я придвинулась поближе, положила голову на его широкую обнажённую грудь. — Мне так жаль, — сказала я, и мне в самом деле было жаль. Я жалела о многом. Не о тех воспоминаниях, которые в нём вызвало моё молчание. А о тех, которые породили мои слова. Точно так же со мной поступила Ру, верно? Пока на долю Дэвиса выпал лишь один разговор, честный и искренний, но его ожидало по меньшей мере три. Мне не хотелось признавать, но я была на это способна. Это стало частью меня, и сейчас это было мне необходимо. Он обнял меня, притянул поближе. — В конце концов, она стала пить каждый день, целыми днями. Когда везла Мэдди в школу, могла отключиться. Когда подвозила её маленьких друзей — тоже. Она врала мне каждую минуту. Она молчала, и молчание тоже было ложью. Господи, как бы я хотел знать правду. Я прекратил бы всё это гораздо раньше, — он покачал головой. — Тебе кажется, что я ушёл от темы, но это не так. Прежде чем действовать, надо точно выяснить, что случилось. Если Тейт говорит правду, оставь их всех в покое. Но если у них роман, тебе придётся рассказать Шарлотте. Тогда она сможет уйти и не тратить на него время. Я получила ответы на все вопросы. В том числе и на тот, который задала. У Шар были серьёзные проблемы, никак не связанные с моими и далёкие от меня. Я отложила мысли о ней и её муже в дальний угол, и это было совсем на меня не похоже. Я всегда была с ней рядом. Но прежде чем действовать, нужно было выяснить, продолжает ли Филлип встречаться с Тейт. Если он изменяет жене, это не так трудно вычислить. Наглый, самодовольный Филлип не может не оставить зацепок. Я пообещала себе, что, как только закончится безобразная история с Ру, займусь этим вопросом. Когда он скажет Шар, что идёт играть в гольф, я прослежу за ним и выясню, куда он на самом деле отправился. Можно посмотреть страницы Тейт в соцсетях, увидеть, выходит ли она на связь в те вечера, когда он якобы развлекается в мужской компании. Ответ на вопрос, который я не решилась задать, был ещё очевиднее. Если Дэвис предпочитает, чтобы прошлое оставалось прошлым, пусть так оно и будет. Даже если эта история имела бы продолжение, она не касалась ни его, ни нас. Так что это никак нельзя было считать предательством. К тому же он мог бы воспринять всё совсем по-другому. Старые раны, нанесённые Лаурой, были слишком глубокими. Я не хотела рисковать. Молчание было лучшим — и единственно возможным — решением. Но просто передать деньги Ру я тоже не могла. Ни при каких обстоятельствах. Первой частью бабушкиного фонда я хорошо распорядилась. Принесла в мир немного справедливости — Ру пыталась использовать против меня это слово. Нужно было и с второй половиной поступить как подобает. Потратить её не на то, чтобы прикрыть мою задницу, и не на то, чтобы Ру купалась в незаслуженной роскоши. Значит, нужно было искать третий выход. Она начала эту игру. Заявила, чтобы я не смела играть против правил. Но я уже это начала. У меня не было выбора. И более того — я должна была победить. Легко сказать! Я обставлю её в её собственной игре. Но раньше мне никогда не приходилось играть. Я даже не знала всех правил, а она была профи. Такое же безумие, как сражаться в решающем матче с Леброном Джеймсом[9] — и всё-таки у меня не было другого выбора. И знаете что? Я уже отлично справлялась. Моё прошлое и мой спокойный, наблюдательный характер давали мне возможность разглядеть людей. Она смухлевала, не проверив все факты и объявив себя Лолли Шипли. Господи, а если это сработало бы? Я отдала бы ей всё что угодно. Гениальный эмоциональный ход. Но она раскрыла карты. Плохая подготовка плюс нищее жилище — и вот я уже поняла, что на неё оказывается какое-то давление. У неё очень плохо с деньгами, или со сроками, или и с тем, и с другим. Это я тоже использовала против неё. Без труда получила эту ночь на размышление. Сколько ещё времени она мне даст, если я надавлю? Достаточно, поняла я. У неё есть только одна большая красная кнопка. И она не станет на нее жать. Во всяком случае, пока верит, что в конце концов получит мои деньги. Когда она поймёт, что платить я не собираюсь, она разрушит мою жизнь. Но пока есть время всё обдумать. Я не спала полночи, смотрела в темноту и думала. Дэвис уснул легко и крепко. Сквозь детский монитор я слышала, как Оливер порой вздыхает и ворочается, но по большей части тоже спит сладким, невинным сном. Мне нужен был план, в который не входила полиция или попытки затронуть лучшие душевные качества Ру. Первое сделало бы явными все мои тайны, а что касается второго, у Ру, по всей видимости, просто не было таких качеств. В какой-то момент я задремала, провалилась в мир фантазий, в котором Ру исчезла. Таинственным образом. И больше не появлялась. Я поняла, что это зависит от меня. Если она исчезнет, то лишь благодаря мне. Я вновь проснулась, вспотевшая, ошарашенная. Рядом заворочался Дэвис. Я замерла, ожидая, когда его вновь сморит сон. Всё моё тело напряглось, глаза неотрывно смотрели в темноту. По такой дороге я не пойду. Даже во сне. Я уже однажды отняла у человека жизнь. Я увидела, какая дыра образовалась с его смертью. Целое всегда больше суммы его частей. Я не могу намеренно создать ещё одну пустоту, что бы я себе ни говорила. У меня не хватит мужества. Ру ужасна, и она заслуживает тюрьмы, но у неё есть ребёнок, который любит её, нуждается в ней.