Полковник Фрэнсис Грей из Род-Айленда, высокий, плотный мужчина, сказал виноватым тоном: – Мне бы не хотелось, чтобы вы решили, будто это мое личное мнение, но мы почти единогласно решили, что наши ополченцы будут принимать участие в активных военных действиях только под руководством офицера нашей колонии, извините, бригадный генерал. Эндрю Уилсон не знал, что на это ответить. Отказ одной из колоний от совместных действий подорвет их общее единство и в результате приведет к поражению, даже, несмотря на успехи Джефри и Ренно. Он сжал кулак. – Мы все вместе обязаны работать, планировать наши действия и сражаться. Честно говоря, джентльмены, меня совершенно не волнует, кто именно будет главнокомандующим. Краснолицый полковник Пол Томасон из Нью-Гэмпшира, резко рассмеялся: – Вам легко говорить, бригадный генерал! Вы и генерал Пепперелл выше остальных по званию. – К тому же, – вставил полковник Шуйлер из Нью-Йорка, – Массачусетс самая большая из колоний, и вы с Пеппереллом наверняка решите, что командовать должны вы. Эндрю Уилсон еле сдержался: – Прикажите своим колониям произвести вас всех в звание генерал-лейтенантов, тогда сможете бросать жребий, кому вести за собой остальных. Форт Луисберг – мощная крепость, и в нашем теперешнем положении было бы смешно думать, что мы можем взять его штурмом. Значит, мы оставим инициативу французам и позволим им напасть на нас. Когда французские войска вступят в наши города, а гуроны, оттава и алгонкины будут хозяйничать в пограничных деревнях, боюсь, мы все еще будем спорить, кому именно быть командующим. Полковник Браунелл сказал: – До сегодняшнего вечера я и не подозревал, что положение настолько серьезно. Думаю, что после моего доклада, наша колония, Коннектикут, согласится воевать под предводительством Массачусетса. – Спасибо, полковник, – поблагодарил его Эндрю Уилсон, – а теперь я предлагаю сосредоточиться на наборе новых рекрутов. Нам надо постараться увеличить состав наших отрядов вдвое. – Откуда?! – быстро вздохнул полковник Томасон. – Нью-Гэмпшир бедная колония. Нам не удалось разбогатеть на торговле и мануфактуре, как вам в Бостоне. – Род-Айленд, – заявил полковник Грей, – не уверен, что нам действительно грозит опасность. Наши индейцы никогда не доставляли нам беспокойства. Да, на некоторые торговые суда нападали французские каперы, но нельзя же винить в этом Францию. На свете много разных пиратов. – Нью-Йорк признает нависшую над нами угрозу и постарается усилить ряды милиции, – сказал полковник Шуйлер. – Но мы хотим еще раз подчеркнуть, что при принятии окончательных решений мы должны иметь голос, как и все остальные колонии. А если нам что-то не понравится, мы оставляем за собой право независимых действий. – Я лишь могу обрисовать вам положение вещей, как видится оно нам в Массачусетсе, джентльмены, – подвел итог бригадный генерал Уилсон. – И позвольте мне еще раз вам напомнить: когда начнется война – а она начнется, – за свою свободу мы готовы сражаться хоть в одиночку. Если французы одержат победу, наше положение будет не лучше, чем у рабов. Глава пятая Полковник Джон Черчилль убедился, что специальным посланникам Массачусетса действительно нужна помощь короны и что колониям в Северной Америке грозит страшная опасность, и потому несколько раз пытался поговорить на эту тему с королем. Но далекие колонии совершенно не занимали короля Вильгельма. Он привыкал работать с парламентом, ревнивым ко всяким королевским привилегиям; предстояло ввести новые налоги; не давала покоя и французская угроза: Франция явно укрепляла армию и флот. Монарх отмахивался от попыток командира королевской дворцовой гвардии обсудить проблемы колоний. – Потом, Черчилль, – повторял он. – Мне и так ни на что не хватает времени, проблем слишком много, и голова у меня вот-вот разорвется на части. Но полковник Черчилль был не из тех, кто отступает. Он пообещал свою помощь, к тому же белый индеец своей цельностью и редкостным чувством собственного достоинства произвел на полковника неизгладимое впечатление. Ренно заслуживал королевской аудиенции. Черчилль разработал новый план и однажды утром, когда королева Мария неожиданно пришла с проверкой в гарнизон, расположившийся за дворцом Уайт-Холл, привел свой план в действие. Из всех Стюартов она, пожалуй, была самой мудрой и самой компетентной. Она родилась принцессой, воспитывалась как супруга будущего монарха и прекрасно понимала, что такое чувство долга и ответственность перед собственным народом. Когда ее попросили разделить трон с супругом, она отнеслась к этому весьма серьезно. Королева выгодно отличалась от своих распутных и расточительных родственников. Она любила мужа, желала ему благополучия, а ее непоколебимая вера в него явила народу, привыкшему к распущенности Стюартов, новый образец королевской семьи. К сожалению, королева совершенно не умела одеваться. Только когда того требовали государственные церемонии, она наряжалась как подобает королеве. К тому же она была невзрачной. Зато королева Мария обладала качествами, которых так недоставало многим из ее сородичей. Она была честной, прямой, далекой от всяких уловок, обладала живым умом, цепкой памятью и даром сочувствия. Когда королева закончила проверку полка дворцовой гвардии, сопровождавший ее полковник Черчилль понял, что у него есть шанс, и не упустил его. – Ваше Величество, – обратился он к королеве, – не могли бы вы уделить мне полчаса вашего времени? Мария почувствовала, что офицер хочет говорить о чем-то серьезном и важном. Она повернулась к молодой придворной даме и спросила: – Что у меня дальше по расписанию, Дафна? – К вам должна приехать с визитом жена австрийского посла, а на второй завтрак мы ждем графиню Саутгемптон. Мария что-то быстро прикинула в уме и приняла решение. – Пусть они позавтракают вместе. Я присоединюсь к ним позднее. Пойдемте, полковник. Они прошли в покои королевы. Дворец Уайт-Холл был мрачным и неприветливым, большие залы напоминали пещеры, но за обустройством своих помещений королева наблюдала лично, и результат превзошел все ожидания. Она села на диван, расправила пышную юбку и жестом пригласила полковника сесть на стул напротив. – У вас какие-то проблемы, полковник? – Нет, Ваше Величество. Проблемы есть у Англии, и я к этому еще вернусь, но сначала хочу рассказать вам об одном необычном человеке. Королева слушала рассказ полковника о Ренно с неподдельным интересом. – Раз он белый, значит, он сын колонистов, – наконец сказала королева. – Полагаю, что так, Ваше Величество, но я его об этом не расспрашивал.– Черчилль особо подчеркнул то, как Ренно отказался застрелить оленя в Ричмонд-парке. – Потрясающе! – воскликнула королева. Она искренне заинтересовалась Ренно. – А что этот индеец делает в Лондоне? – Я бы предпочел, чтобы он сам вам об этом рассказал, Ваше величество. Позвольте мне лишь добавить, что Джон Драйден уже сочиняет о нем не то пьесу, не то поэму, а несколько художников мечтают написать его портрет. Мария кивнула: – Мистер Драйден не любит пустышек. Полковник, когда вы приведете индейца ко мне? – Когда скажете, Ваше Величество. Королева позвонила, и в комнату вошла ее придворная дама. – Дафна, завтра кто-нибудь приходит ко мне на чай? – Да, Ваше Величество. Герцогиня Норфолк, герцогиня Графтон и… – Назначьте им другой день. Полковник, завтра в четыре я жду вас с вашим благородным дикарем. Джон Черчилль, не теряя времени, отправился в домик на берегу Темзы. Он приехал, как раз когда Ренно и Джефри собирались выходить, и рассказал им о приглашении. – Мы постараемся, вести себя, как подобает, – заверил его Джефри. Черчилль покачал головой и улыбнулся: – Боюсь, что на вас приглашение не распространяется. Королева Мария позвала на чай меня и Ренно, больше никого. – Значит, он будет там один. – Ему всего лишь надо оставаться самим собой, – ответил полковник. – Не пытайтесь его переделать и не внушайте ему, что он должен и чего не должен говорить Ее Величеству. Взволнованный Джефри попробовал возражать, но был вынужден согласиться с человеком, который лучше его знал придворные нравы. – Гораздо важнее, чтобы он правильно оделся. Если он появится перед Ее Величеством в набедренной повязке и боевой раскраске, будет скандал. На следующий день после обеда Ренно оделся под тщательным присмотром Джефри. После долгих уговоров согласился надеть замшевые штаны и рубаху, но настоял на том, чтобы нанести жир и боевую раскраску на лицо и смазать выбритую часть головы. Он заявил, что, не сделав этого, проявит тем самым полное неуважение к жене великого сахема англичан. Джефри пришлось уступить. Оказалось, что они не предусмотрели подарка для королевы. По просьбе Эндрю Уилсона, Гонка послал несколько даров для короля Вильгельма, но ни один из них невозможно было преподнести женщине. Ренно покопался в своих вещах и, наконец, нашел маленькую куколку-талисман, которую сделала для него Балинта. Вырезанная из дерева кукла изображала индейскую девочку и была одета так, как одевалась сама Балинта. В стране сенеков все девочки делали таких кукол. Кукла не представляла особой ценности, но больше подарить королеве было нечего. Ренно взял ее с собой и спрятал под плащом из бизоньей шкуры. Джефри от всего сердца пожелал другу удачи. Прибыл кавалерийский эскорт, чтобы сопроводить Ренно по Стрэнду до самого дворца Уайт-Холл. Скопилось много зевак, но Ренно не обращал на них внимания. Часовые у ворот дворца отдали ему честь. В приемной уже ждал полковник Черчилль. Полковник остался доволен внешним видом Ренно. Он только нахмурился при виде ножа и томагавка. – Здесь считается дурным тоном появляться в частных покоях Ее Величества с оружием, – сказал он. Ренно покачал головой: – Какой же я воин, если оставлю нож и томагавк? Я опозорю клан Медведя и весь свой народ.