– Извини, – одними губами произношу я, указывая на ближайший динамик. – Я ТЕБЯ НЕ СЛЫШУ. – Едва эти слова слетают с моих губ, я чувствую себя семидесятипятилетней. Он наклоняется ближе ко мне: эффект незапланированный, но, по крайней мере, я наконец-то его слышу. – Я заказал нам выпить и кое-какую еду, – говорит он. – О, СПАСИБО. Лайза, болтая с Карой, бросает на меня милосердный взгляд. Когда приносят напитки, я делаю вид, что увлечена палочкой для помешивания коктейлей в форме рыбы, чтобы не встречаться взглядом с Дэмиеном. Но у Лайзы явно другие планы. Я смотрю, как она говорит ему что-то, чего я не слышу, и показывает ему свой телефон. – «Книжный сад»! – восклицает он, поворачиваясь ко мне. – Любимый магазин моей мамы. Лайза говорит, у тебя неприятности? – Он тянется за телефоном. – Я сделаю пожертвование прямо сейчас. – Вот это да, – говорю я, бросая взгляд на Лайзу. – Большое спасибо, но, уверяю тебя, я пришла не за тем, чтобы попрошайничать. – Чепуха, – говорит он. – Моя мама, упокой ее душу, любила ваш магазин. Это меньшее, что я могу сделать, чтобы искупить вину за все свои художества в подростковом возрасте. Я улыбаюсь и благодарю его; Лайза украдкой поднимает вверх большой палец. После второй порции выпивки Рауль, который в какой-то момент, казалось, задремал, оживляется и предлагает нам пойти куда-нибудь еще. Он говорит, что знает паб, где играет обалденная группа. Все согласны, что это отличная идея… кроме меня. – Большое спасибо за выпивку – и за все, – говорю я Дэмиену, который оплачивает счет. – Ненавижу портить вечеринки, но я устала. Так что, ребята, дальше без меня. – Ах, – говорит Дэмиен, кладя локоть на стол и утыкаясь лицом в ладони. – Но мы же только что познакомились. – Извини, – говорю я. – Может быть… продолжим в другой раз. – Ты в порядке? – шепчет Лайза, когда подъезжает такси, в которое они, похоже, собираются втиснуться всей компанией, прихватив еще одного парня, с которым столкнулись на улице. – В полном, – говорю я. – Было очень весело. Я просто устала как собака. – Ясненько, – говорит она. – Может, мы подбросим тебя? Мы с Триной потеснимся, и тебе хватит места! – Спасибо, не стоит, – говорю я. – Я прогуляюсь, подышу свежим воздухом. – Хорошо, – говорит Лайза. – Осторожнее только в этом платье. Я улыбаюсь, машу всей компании, и Лайза забирается в такси. Когда они отъезжают, я глубоко вздыхаю, плотнее закутываюсь в накидку и иду вперед, вдоль линии уличных фонарей. Пройдя пару кварталов, я ловлю такси. – Куда едем? – спрашивает водитель. – Беркли-сквер, – не задумываясь говорю я. Пару дней назад, когда мы разбирали книги, Милли упомянула этот легендарный лондонский парк. По ее словам, здесь росли самые старые в Лондоне деревья, некоторые посадили в начале 1700-х годов, и к тому же здесь часто бывала мама. Я хочу увидеть это своими глазами. Несколько минут спустя, когда я выхожу из такси и осматриваю легендарные стволы – а ведь им больше лет, чем Соединенным Штатам Америки, – на меня накатывает воспоминание: пластинка, которую мама часто слушала в нашей гостиной в Санта-Монике. Пластинка с песней Ната Кинга Коула «На Беркли-сквер пел соловей». Папа не разделял ее привязанности к старой мелодии, но я обожала эту песню, и у меня в ушах – и в сердце – сразу же зазвучали слова: «Висит над Лондоном луна… Ей невдомек, что от нашей любви перевернулся мир». Я поднимаю взгляд на фонарный столб и вижу, как в темное небо взлетает птица – не соловей ли? Я смотрю вниз, под ноги – ох уж эти Лайзины шпильки! – думая, стояла ли когда-нибудь мама прямо здесь, на этом самом месте. Впереди я вижу садовую скамейку, останавливаюсь, сажусь и гляжу в небо. Над головой что-то вроде созвездия, и я не могу избавиться от ощущения, что звезды появились сегодня вечером только для меня. Уже поздно, но на Беркли-сквер шумно. По дорожке мимо меня проходят люди. Мужчина с собакой, по-видимому, охотничьей: она прижимает нос к тротуару, как будто в разгаре очень важной охоты на лис. Молодые родители, у которых выдалось несколько спокойных минут, пока ребенок дремлет в коляске; я не могу не заметить, что они, похоже, о чем-то спорят. Женщина средних лет, занятая весьма интенсивной пробежкой. Мужчина с сумкой-мессенджером через плечо. Я выпрямляюсь, когда свет от фонаря падает ему на лицо, и прищуриваюсь, чтобы получше рассмотреть. Стоп, я знаю этого парня. Его глаза встречаются с моими, он останавливается и улыбается. – Валентина? Ты? Наконец я его опознаю. – Эрик? – Что ты здесь делаешь? – Просто гуляю, – говорю я. Он усмехается. – В таком платье? – Это долгая история. О том, как я проигралась в пух и прах. – Я тоже усмехаюсь – Зато могу посмеяться над собой, верно? Он садится рядом со мной и ставит сумку на землю. – Ты прочла колонку. Я киваю. – Надеюсь, ты не обиделась. – Наоборот, – отвечаю я. – Я польщена. А то, что ты написал о магазине, оказалось ужасно важным для всех нас. Люди звонили весь день, делали пожертвования. Мы были в шоке – в самом лучшем смысле этого слова. – Я улыбаюсь. – Спасибо. – Ты бы видела, какие я получаю электронные письма. Один читатель предлагает посвятить тебя в рыцари за доблестные усилия по восстановлению смирения в городе, развращенном чрезмерно разросшимися эго. – Он достает телефон. – И послушай вот это. – Я жду, пока он найдет запись. – Этот читатель называет тебя «светочем нашего времени», «суфражисткой книжного дела». – Ничего себе, – говорю я, улыбаясь еще шире. – Как скромный бывший библиотекарь, а ныне книготорговец, я не уверена, что заслуживаю этих дифирамбов. Он кивает. – Заслуживаешь. Я сбрасываю шпильки и поджимаю босые ноги. Он снимает куртку и набрасывает мне на плечи. – Вот, пожалуйста, надень. Ты, должно быть, замерзаешь. – Спасибо, – говорю я, – за куртку и за… все, что ты сделал. – Я закутываюсь в куртку. Она все еще хранит тепло его тела. – Я хотела позвонить, чтобы поблагодарить тебя, но у меня нет твоего телефона. – Пожалуйста, не нужно благодарностей. – Он лезет в сумку, достает визитку и протягивает мне. – В следующий раз позвони просто так. – Позвоню, – говорю я, засовывая карточку в сумочку. – Ну а ты что здесь делаешь? – О, просто возвращаюсь с работы. – В такое время? – Ну ладно, – говорит он. – Скажем так: хочу быть подальше от дома. – Почему? – Мы с Фионой расстались, и сегодня она пришла за вещами. – Не может быть, – говорю я. – Сочувствую. – Не стоит. Разрыв назревал уже два года, честно говоря, даже дольше. Мы никогда не подходили друг другу. И оба это знали. Мне давно следовало с этим покончить, но когда она потребовала, чтобы я заменил дома все светильники, чаша переполнилась. Я сдержанно смеюсь. – Да, это действительно показалось немного странным. – Можешь мне поверить, – говорит он. – «Странно» – это мягко сказано. Я еще не рассказал тебе о холодильнике. – О холодильнике? – Объяснять долго и очень-очень скучно. – Он качает головой. – Только мозги запудривать. Тебе известно, что существует шестнадцать различных марок бытовой техники, которые не предусматривают генераторов льда для фильтрованной воды? Я смеюсь. – О боже. Совсем тяжелый случай. Он кивает. – Так что пусть все будет как есть. – Он смотрит на небо, обводя пальцем слабые очертания созвездия над головой. – Как будто я жил в странном, туманном сне, где приходится ходить на цыпочках по собственной квартире. – Он глубоко вздыхает. – Наконец-то я снова могу дышать. Я улыбаюсь. – Что ж, тогда рада за тебя. Но я знаю, что это никогда не бывает легко. – Вслед за ним я смотрю на небо, вспоминая все документы, которые в последнее время подписала, отсканировала и отправила по электронной почте своему адвокату. – Формальности с моим разводом завершились только сегодня. – Произнеся это, я как будто сбрасываю груз: даже лучше, когда все это позади. – Извини, – говорит он. Я качаю головой. – Да нет, все хорошо. Даже отлично. Ты прав, теперь я тоже все ясно вижу. Он снова смотрит на небо.