– Ты уверен, что ходил сюда только один раз и вернулся прямо домой? – Угу. – А почему ты решил, что что-то не так? – Потому что утром я видел их из окна. Я по утрам умываюсь возле окна и первое, что вижу, – этих глупых животных. Вон, видишь? – он протянул руку в направлении дома. Прямо напротив блестело на солнце окно кухни. – Здесь под снегом трава. Они тут целыми днями шляются, набивают брюхо. А когда совсем снегом заваливает, я загоняю их в овин. А сегодня глянул в окно – они все тут, лежат. Ну, чую, что-то случилось, оделся и пошел сюда. Потом позвонил тебе и адвокатам. Я подаю в суд, я хочу, чтоб ты арестовал того, кто это сделал! – Кроме твоих, других следов здесь нет, – сказал Хардести, поглаживая усы. – Да знаю, знаю, – ответил Скейлс. – Он их замел. – Возможно. Однако это был первый снег. «Господи, она пошевелилась, не может быть, она же мертва». – И еще кое-что, – сказал Рики, прерывая голос, звучавший внутри него, и нарушая подозрительное молчание, воцарившееся между двумя мужчинами. – Крови не видно. Какое-то мгновение все четверо смотрели вниз на мертвую овцу, лежащую на нетронутом снегу. Это была правда. – Может, уже пора покинуть эту степь? – произнес Сирс. Эльмер все еще глядел вниз, на снег. Сирс двинулся к дому, и вскоре остальные последовали за ним. – Ну-ка, дети, выметайтесь с кухни. Быстро наверх! – заорал Скейлс, когда они вошли в дом и сняли пальто. – Нам надо поговорить по душам. Кыш, мерзавцы! – Он замахал руками на детишек, столпившихся в гостиной и глазевших на пистолет Хардести. – Сара! Мишель! Быстро наверх! – Он пригласил их на кухню; когда они вошли туда, женщина, еще худее Эльмера, поднялась со стула. – Мистер Джеймс, мистер Готорн, – сказала она. – Не желаете ли кофе? – Будьте добры, салфетки, миссис Скейлс, – попросил Сирс. – А потом – кофе. – Салфетки?.. – Вытереть ботинки. Мистеру Готорну несомненно необходима та же услуга. Женщина с отвращением опустила взгляд на его туфли. – О небеса. Вот… разрешите, я вам помогу, – она вытащила рулон бумажных полотенец из буфета, оторвала от него большую полосу и уж было собралась опуститься на колени у ног Сирса. – В этом нет необходимости. – Сирс забрал скомканную бумагу из ее рук. И только Рики знал, насколько тот взволнован, а не просто груб. – Мистер Готорн?.. – слегка оглушенная холодностью Сирса, женщина повернулась к Рики. – Да, благодарю вас, миссис Скейлс, вы очень добры. – Он тоже взял немного бумаги. – Им перерезали глотки, – сказал Скейлс жене. – Что я тебе говорил? Там точно побывал какой-то псих. И, – его голос повысился, – этот псих умеет летать, потому что он не оставляет следов. – Расскажи им, – ответила жена. Эльмер резко взглянул на нее, и она отвернулась, засуетилась, готовя кофе. – Что – расскажи? – спросил Хардести. Без костюма Уайетта Эрпа[7] он опять выглядел на свои пятьдесят. «Он прикладывается к бутылке чаще, чем прежде», – подумал Рики, заметив красные прожилки, испещрявшие лицо Хардести, и отмечая его возросшую нерешительность. Более того, несмотря на бравый вид техасского рейнджера, ястребиный нос, острые скулы и пронзительно голубые глаза, Уолт Хардести слишком ленив для хорошего шерифа. Это было так характерно для него: чтобы он осмотрел вторую пару мертвых овец, об этом его пришлось просить. И Эльмер Скейлс прав: шерифу следовало вести протокол. Теперь Эльмер весь светился от самодовольства – он приготовился нанести последний сокрушительный удар. Жилы на его шее напряглись, оттопыренные уши стали пунцовыми: – Черт меня побери, я видел его, понятно? – Он обвел всех изучающим взглядом, комично раскрыв рот. – Его, – иронически отозвалась за его спиной жена. – Черт возьми, женщина, что еще скажешь? – Скейлс грохнул по столу. – Давай неси кофе и не встревай! – Он повернулся к мужчинам. – С меня ростом! Даже выше! Пялился на меня! Страшнее дряни вы в жизни не видели! – Довольный собой, он вытянул руки вперед. – Вот так близко, совсем рядом со мной! Каково, а?! – Вы узнали его? – спросил Хардести. – Не разглядел. Я вам расскажу, как все было. – Не владея собой, фермер кружил по кухне. Когда-то Рики считал, что «наш Вергилий» писал стихи, потому как в силу непостоянства своего характера не мог поверить, что на это не способен. – Вчера поздно вечером я стоял тут. Не спалось, как всегда. – Как всегда, – эхом отозвалась его жена. Сверху донеслись визги и грохот. – Да брось ты этот кофе, сходи наверх, приструни их! – скомандовал Скейлс. Он дождался, пока жена вышла из кухни. Вскоре ее голос присоединился к какофонии наверху; затем шум прекратился. – Ну так вот, я сидел здесь, листал каталоги по оборудованию и семенам. И тут! Слышу – что-то там, во дворе, у овина. Воры! Черт! Подскакиваю к окну, смотрю. Вижу – валит снег. Ого, работенка назавтра, говорю себе. Потом увидел его. У овина. Вернее, между овином и домом. – Как он выглядел? – спросил Хардести, так ничего и не записывая. – Не знаю! Темно было! – Его голос взмыл с альта на сопрано. – Просто вижу: стоит там и смотрит. – Вы его видели в такой темноте, – монотонным голосом уточнил Сирс. – Двор был освещен? – Мистер адвокат, вы знаете, сколько стоит электричество? Конечно, нет. Но я видел его и знал, что он большой. – Откуда ты это знал, Эльмер? – спросил Хардести. Миссис Скейлс спускалась по лестнице, не покрытой дорожкой: топ, топ, топ – стучали грубые туфли по ступеням. Рики чихнул. Наверху кто-то из детей начал свистеть и резко прекратил, как только стихли шаги по лестнице. – Потому что я видел его глаза! Вот! Он пялился на меня! Шесть футов над землей. – Вы видели только его глаза? – скептически спросил Хардести. – И что же, черт возьми, глаза этого типа там делали, Эльмер? Сияли в темноте? – Ты сказал, – ответил Эльмер. Рики резко повернул голову, чтобы взглянуть на Эльмера, смотревшего на него с явным удовлетворением, и затем, непроизвольно, – через стол на Сирса. Услышав последний вопрос Хардести, он весь напрягся и застыл, стараясь, чтобы ничего не отразилось на его лице; и на лице Сирса он прочитал такие же усилия. «Значит, и Сирс. Для него тоже это был не просто вопрос». – Теперь, я полагаю, Уолт, вы его поймаете, а вы, мои адвокаты, возьмете его за задницу и засудите на всю катушку, – подвел итог Скейлс. – Прошу прощения, милая, за мой язык. – Его жена в этот момент входила в маленькую кухню: она кивнула в знак прощения и подтверждения перед ними нравственности и добродетели мужа, погладила его по щеке, направляясь к плите с кипящим кофе. – А вы что-нибудь видели прошлой ночью, миссис Скейлс? – спросил ее Хардести. – Все, что я видела, – это мой перепуганный муж, – сказала она. – Это, пожалуй, единственное, что я могу добавить. Эльмер прочистил горло; кадык, двигаясь, резко выделялся: – Такие дела… – Что ж, – сказал Сирс, – думаю, мы узнали все, что требовалось. Теперь, если позволите, мы с мистером Готорном должны возвратиться в город. – Может, выпьете сначала кофе, мистер Джеймс? – предложила миссис Скейлс, поставив на стол перед ним пластмассовую чашку с дымящимся кофе. – Если вы собираетесь взять за задницу и засудить на всю катушку монстра, вам необходимо подкрепиться. Рики выдавил улыбку, а Уолт Хардести загоготал. Уже во дворе Хардести, снова облачившись в защитную оболочку техасского рейнджера, наклонился к открытому на три дюйма окну машины со стороны Сирса и тихо спросил: – Вы сейчас едете в город? Не могли бы мы встретиться где-нибудь, перекинуться парой слов? – Это так важно? – Может да, может нет. В любом случае есть разговор. – Хорошо. Едем к вам в офис. Хардести потер подбородок рукой в перчатке: – Мне не хотелось бы, чтоб мои ребята слышали нас. Рики сидел, опустив руки на руль и повернув встревоженное лицо к Хардести, но в голове крутилось лишь одно: «Оно пристально смотрит. Оно приглядывается, а мы даже понятия не имеем, что это». – Ваше предложение, Уолт? – спросил Сирс. – Какое-нибудь тихое местечко, где нам не помешают… А знаете «Хемфрис Плэйс», на Севен Майл-роуд? – Пожалуй, да. – Я частенько пользуюсь их задней комнатой как офисом для конфиденциальных встреч. Давайте там и встретимся? – Если вы настаиваете, – сказал Сирс, не утруждая себя посоветоваться с Рики. Они пристроились за машиной Хардести и ехали немного быстрее, чем сюда. Обоюдное осознание того, что оба они знают, что именно напугало Эльмера Скейлса, делало разговор невозможным. Когда Сирс наконец заговорил, тема была заведомо нейтральной: – Хардести некомпетентный глупец. «Конфиденциальных встреч». Его конфиденциальные встречи – с бутылкой «Джим Бима». – Зато теперь мы знаем, чем он занимается днем, – Рики свернул с шоссе на Севен Майл-роуд. Кабачок – единственное видимое здание, представлявшее собой серую конструкцию из углов и ребер, – показался в двухстах ярдах впереди справа.