Пролог В лесу — Проснись, дитя, — слышит она чей-то голос, и прохладная рука касается ее лба. Распахнув глаза, Ева видит перед собой человека в черном плаще. В лесу сумрачно, и она не может разглядеть его лицо, но почему-то отчетливо различает глаза, а еще у него очень странный голос. — Вставай. Скоро ночь, а людям в этом лесу ночью не место. Ева послушно встает и позволяет взять себя за руку. Она бросилась за сбежавшим в лес Чопиком — их маленьким щенком. Но мало того, что Чопика не нашла, так еще и сама заблудилась. Она бродила по лесу долго. Так долго, что проголодалась и очень устала. Поев ягод с большого куста, она еще немножечко побродила, а потом совсем обессилела, прилегла на мягкий мох и, кажется, уснула. Наверное, она так бы и проспала всю ночь, если бы ее не нашел этот человек в черном плаще. Человек молча ведет ее по тропинке, и Ева послушно идет за ним. Она знает, что говорить с незнакомцами, а уж тем более куда-то с ними ходить ни в коем случае нельзя. Но почему-то ей совсем не страшно. — Это волчья ягода, — вдруг говорит незнакомец, указывая на куст у тропинки, с которого Ева срывала ягоды. — Запомни: ее нельзя есть. Ева торопливо кивает, чувствуя стыд. Она знала о волчьей ягоде — мама с папой о ней рассказывали. Но все равно, проголодавшись, попробовала. Совсем чуть-чуть. Но больше не будет. Честно-честно. Она готова оправдываться, но человек больше ничего не говорит. Просто тянет ее за собой по тропинке. — Е-ва-а! — доносится откуда-то издалека. — Е-е-ва-а! Человек в черном плаще останавливается и, повернувшись к ней, присаживается на корточки. Теперь их лица на одном уровне, но Ева по-прежнему почему-то видит только его глаза. — Тебя ищут. Не уходи больше одна и помни про волчью ягоду. Ева торопливо кивает. Ей не терпится побежать к родителям. Среди хора зовущих ее голосов она отчетливо слышит мамин. Человек в плаще едва заметно улыбается и кладет руку ей на макушку. Мир вокруг будто исчезает. Остаются только его глаза — темные-темные. — Никто никогда не одержит власть над твоим разумом. На всякий свой вопрос получишь ты ответ, в котором будет только правда, и всяк, кто будет нужен тебе, придет на твой зов, — негромко говорит человек. Пока он говорит, Ева не помнит о маме, не помнит о том, зачем убежала в лес… Будто все остальное становится неважным. — Беги, дитя, — вновь улыбается человек в плаще, убирая руку с ее головы. Когда он встает, его плащ на миг распахивается, и на фоне черных одежд Ева видит блеск настоящего меча, висящего на его поясе. В рукояти меча осколком закатного солнца ярко горит алый камень. — Беги, — повторяет человек, и Ева бежит на голоса. По пути она вспоминает, что так и не сказала спасибо, но на тропинке позади нее уже никого нет. Лес вдруг кажется совсем темным и зловещим, и Ева мчится со всех ног, мечтая об одном: поскорее обнять маму. Ее встречает не мама, а мужчина в оранжевом жилете и с фонариком в руке. — Нашел, — говорит он в рацию, висящую на груди, и подхватывает Еву на руки. — Жива. В сознании. Мужчина выносит ее из леса навстречу маме, папе и незнакомым людям, которые вели поиски почти восемь часов. Ева хочет рассказать о человеке в плаще, но почему-то молчит. Ее везут в больницу и почти не ругают, а у нее появляется самая главная тайна в жизни. Глава 1 В шаге от мечты — Завтра приеду, как и договаривались. Родители не в курсе. — Спасибо! Спасибо! Ты самый лучший брат на свете! — Ева подпрыгнула от радости. Она бы и в ладоши захлопала, но одной рукой ей приходилось прикрывать правое ухо, чтобы хоть что-то расслышать в шуме школьного коридора, а второй — прижимать телефон к левому уху. Илья не мог говорить громко, потому что сидел в поезде. А в поезде он сидел именно потому, что был самым лучшим братом на свете. Официально. Ну кто еще согласился бы на такую авантюру: сказать родителям, что забирает ее на пару недель к себе в Сочи, хотя на самом деле она еще полгода назад подала заявку в летнюю подготовительную школу при Российской академии волшебства (РАВ), после которой у нее был шанс попасть в саму волшебную школу и стать наконец настоящей волшебницей? Одним из условий приема в летнюю школу было согласие родителей. Поэтому, оставляя на сайте академии заявку, Ева была уверена, что ничего не выгорит: мама ни за что на свете не одобрила бы эту затею и папа здесь был не помощник. Как Илье удалось решить вопрос с нотариально заверенным согласием, Ева не знала, но три дня назад ей на почту пришло письмо с информацией о зачислении в школу. Еще не веря до конца в происходящее, Ева вернулась в класс. Урок уже начался, но в последний учебный день это, понятное дело, никого не волновало. Завтра должен был прозвенеть последний звонок, и этому событию было посвящено процентов девяносто всех разговоров в классе. Оставшиеся десять приходились на вялые попытки кого-нибудь из ботанов выяснить, какой профиль кто выбирает в следующем году. Еву о планах никто не спрашивал по банальнейшей причине: Ева Громова в своем восьмом «В» была пустым местом. Эдаким призраком, который проявлялся для окружающих, если у кого-то из них возникало желание поприкалываться. Почему? Вряд ли кто-то мог бы ответить на этот вопрос. Ну разве для чьих-либо жестокости и тупости когда-то нужна была причина? Просто все знали, что Громова помешана на волшебстве, и этого было достаточно. Впрочем, сегодня Еву это не волновало: уже послезавтра она прикоснется к миру, о котором мечтала всю свою жизнь. — Ты чего такая довольная? — спросила Арина, с которой Ева сидела за одной партой с первого класса. Они не были подругами, но Арина относилась к той породе людей, которым не нравилось унижать других. Ева заняла свое место и после секундного раздумья решила поделиться с ней радостью. Арина не станет смеяться. А Еву точно разорвет от счастья, если она будет держать все в себе. — Я еду в летнюю подготовительную школу при РАВ! И если все выгорит, вообще туда переведусь! — понизив голос, сказала Ева и сцепила дрожащие пальцы в замок. — Ку-да ты едешь? — протянул, чуть повернувшись, Костик Фёдоров, сидевший перед Евой, и та замерла. Делать эту новость достоянием общественности она не планировала. — Серьезно? В школу при РАВ? — Тебе-то что? — пожала плечами Ева. Арина бросила Костику: — Не с тобой разговаривают. Но Костика это ожидаемо не остановило. Кто же упустит такой повод поржать? Вскочив с места, он громко объявил: — Прикиньте, Громова едет в летнюю школу при РАВ! Ева демонстративно закатила глаза, хотя у самой сердце ушло в пятки. Она не умела давать отпор. Каждая такая стычка заканчивалась ее слезами. Нет, при всех она держалась, огрызалась, а потом тихонечко ревела в своей комнате. Золотарёва Жанна — главная звезда класса — отреагировала первой. Ей было положено по статусу. Именно Золотарёва определяла настроение дня в восьмом «В». И как правило, тем, кого она на сегодня назначала мишенью, это настроение не нравилось. — Не, ну то, что Громова со своим волшебством двинется окончательно, было, конечно, ожидаемо, — лениво протянула Золотарёва, глядя на Еву. В классе раздались смешки. Арина, сидевшая рядом с Евой, покраснела и открыла было рот, но Ева сжала ее ладонь под партой, прося не вмешиваться. Ева, возможно, уйдет отсюда и больше никого из них не увидит, а Арине здесь еще учиться три года. — Ну а куда ей еще, кроме волшебного класса? — заметила Вика Моросова, лучшая подружка Жанны. — Как там? Не осилил учебники, иди в волшебники. Смешки перешли в хохот. — Блин, прикиньте, Громова как вернется из этой своей летней школы, как нашлет на всех нас порчу, — заржал Костик. В принципе, Ева была бы не против уметь это делать, чтобы остановить поток их бессмысленных шуток. Самое паршивое заключалось в том, что они не видели проблемы в своих издевательствах. Они ведь никогда не бывали теми, над кем насмехаются. — Не, она же у нас волшебница. Она к нам уже не вернется, — с притворным сожалением произнесла Золотарёва и добавила: — Нужно устроить проводы Громовой в последний путь. — Венок закажем, — подхватил Костик, а потом повернулся к Еве и совсем миролюбиво спросил: — Ну зачем тебе волшебство, Ев? Ева знала, что на вопрос не нужно вестись — за этим последует новый виток насмешек. Но этот почти нормальный тон, обращение по имени и то, что Костик к ней повернулся, заставили ее ответить. Она, дурочка, каждый раз еще надеялась, что случится чудо и они наконец поймут, что ведут себя как идиоты. — Мне просто нравится волшебство, — сказала она, покосившись на спину Женьки Жарова, который не спешил присоединяться к общему веселью. Он даже не обернулся — так и продолжал рисовать какую-то ерунду на доске: то ли смерть в балахоне, то ли всадников апокалипсиса. — Это не лечится, — вынес вердикт Костик. У Евы было гадко на душе. Отчасти от того, что в чем-то они были правы: грезить волшебством в наше время было как пользоваться кнопочным телефоном — удел совсем уж старых людей, которые никак не могли приспособиться к новой жизни. Волшебство не просто вышло из моды, оно высмеивалось и критиковалось. Волшебные должности упразднялись. И если раньше из каждого утюга говорили о том, что использование волшебства в повседневной жизни неоправданно, потому что затраты волшебника несопоставимы с мизерным результатом, то вскоре о волшебстве перестали упоминать вовсе. Оно вроде бы еще существовало, но никому не приходило в голову им пользоваться. В школах пропали волшебные классы, люди разучились колдовать. В битве за умы людей волшебство вчистую проиграло науке. Вот только Ева мечтала о том дне, когда оно вернется в их мир и вновь займет свое законное место. Однажды ей попался тред о том, что волшебство ушло в тень не просто так, что за масштабной кампанией, призванной предать волшебство забвению, кто-то стоит. Возможно, Ева была слишком наивной, но она верила: то, что один человек может разрушить, другой непременно сможет восстановить. У нее была цель. И для этого ей нужно было во что бы то ни стало стать настоящей волшебницей. — Короче, скидываемся на венок, — решил Костик и, встав со своего места, сделал вид, что лезет в карман за деньгами.