Эта идея понравилась, так как Аллен показался ему лопухастым малым – его можно неплохо вписать «в игру». Аллен как раз пожаловался на то, что ему трудно выполнять корреспондентские обязанности. Нет интересных материалов, чего-нибудь такого… Нельзя забывать, что он представитель западной прессы. От него требуют сенсации… А где он ее возьмет, если русские его связали по рукам и ногам. Он хотел бы поехать на Урал. Но на Урал его никто не пускает. Для иностранных корреспондентов это закрытая зона… И вот он сидит в Москве и высасывает из пальца! Цыган внимательно выслушал Аллена. – Это, конечно, неприятно. Это все равно что ты на большой сцене, но тебе не дают развернуться… – Вот-вот, Данила. Тебе отвели кусочек сцены, и ты танцуй! Но я хочу прославиться, Прославиться как журналист – иначе зачем было ехать в Союз? – Я постараюсь помочь, – вдруг сказал Цыган. – Но, как говорят у нас, баш на баш… – Это как понять, баш на баш? – недоуменно переспросил англичанин. Цыган засмеялся. – Нетрудная наука. Ты ее быстро усвоишь. Впрочем, ты мне сообщи, куда хотел бы махнуть на Урал? Хорошо? Англичанин не заставил себя ждать и дня через два представил пункты поездки. Цыган почесал затылок. – Я скажу тебе через неделю. Светская львица была удивлена, узнав, что английским корреспондентам не дают хода. – Он хочет на Урал? Пусть поезжает. Кто придумал запреты?! Какой-нибудь дурак! Их в нашем аппарате много – в этом я уверена, потому и говорят, что у нас долгое застойное состояние… Лиза позвонила куда надо. Ей робко ответили, что «нельзя»… – Как нельзя? Поехать на Урал, чтобы рассказать за рубежом, как живут там наши люди… – В месте, куда желает попасть англичанин, военный городок. – Что, там танковый завод? – Да нет! – Если они выпускают повозки для армии – это еще не военная тайна!.. О нас и так повсюду говорят, будто мы оделись в панцирь, как черепаха. Цыган стоял рядом. Светская львица с одутловато-покрасневшим лицом напирала. Она запальчиво говорила о том, что никто ничего не смыслит в политике… Ухмылка поползла по матовому лицу Цыгана. – В политике и я ничего не понимаю. – Ты – актер, тебе и понимать не надо. Но они-то! Лиза выпила боржоми. – Мне объяснили, что там несколько лет назад вспыхнула сибирская язва. На Западе могут подумать, что это результат аварии на каких-то биологических лабораториях… Сибирская язва – это болезнь, она может жить сотни лет в скотских могильниках. Стоит только их разрыть, потревожить… При чем здесь лаборатории! – Меня это совсем не волнует! – отмахнулся Цыган. – А вот корреспонденту это, наверно, интересно! Они же любят всякие там утки! Глава 7 Егор Лаврентьев после окончания пограничного училища поехал в Ужгород. Уже в первый год командование КПП оценило молодого лейтенанта. Как-то вызвал к себе полковник, начальник КПП. – Ты удачливый разведчик, – заметил он. – У нас на тебя особые виды. А сейчас я хотел бы поручить одно скользкое дело… Скользкое дело касалось контрабанды. Егор задание полковника выполнил, за что получил благодарность. Но в первый же отпуск, приехав в Москву, оказался в Краснознаменном институте имени Андропова, который в простонародье был известен как «разведшкола». Недалеко от Москвы в лесистой части укрылись большие, добротно выстроенные кирпичные здания. Они утонули в лесу, едва заметные. Достаточно обширная территория вокруг них обнесена двойным бетонным забором с сигнализацией и колючей проволокой. Камерами визуального контроля просматривалось все вокруг, и если кто случайно набрел на этот объект, то у входа обязательно натыкался на обычную, привычную для москвичей вывеску: «Лаборатория НИИ»… За двойным забором шла неведомо сказочная жизнь. Местечко красивое, прямо сказать, курортное, потому и прозвали его «Юрмала». Хотя рядом моря не было, но было все, чтобы тут не скучать… Пятиэтажные учебные и жилые корпуса перемешивались с крытым спортивным залом, бассейном и теннисными кортами… Для пробежек и кроссов – асфальтированные дорожки, которые Егору полюбились сразу: привычка бегать еще осталась с пограничного училища. В свободную минуту можно было просто прогуляться, чтобы мысли, бродившие в голове, привести в порядок. Факультеты в институте разные, в зависимости от сроков обучения. В «Юрмале» учились два года, и Егор, по сложившемуся правилу, сменил свою фамилию на «школьную», став Егором Левицким. Настоящих фамилий здесь не знали и не старались знать, если даже ты прожил в одной комнате два или три года, – таков закон; а если знают, то только имя и отчество, хотя «школьные» фамилии начинались на ту же букву, что и настоящие. Егор Левицкий. К этой фамилии надо было еще привыкнуть, чтобы случайно не проговориться, – ведь кто знает, рядом мог жить и учиться будущий предатель – потом он передаст своим хозяевам данные о многих учениках этой уникальной школы. А если кто-то доверял друг другу, то формально это было грубым нарушением правил конспирации. Поселили Егора с Юрой Горбатовым, который, как понял Егор, был знатоком здешнего заведения, так как пришел раньше и проучился до него целый год – а это, как решил Егор, что-то уже значило. Юра был стройный, смазливый парнишка, окончивший институт иностранных языков и постоянно заглядывающий в зеркало, – стоило вскочить прыщику, как Он начинал мучиться и, краснея, доказывать, как важно разведчику иметь чистое, привлекательное лицо… Егору было немного смешно, но тем не менее Юра ему понравился своим простодушным, открытым характером. – А ты умеешь делать массажи? – вдруг серьезно спросил его Юра. – Немного. Случалось в пограничном. – У тебя руки сильные. Для массажа подходят, – авторитетно заявил Юра. – Будешь мне делать? Тело разведчика должно быть не хуже, чем у какого-нибудь манекенщика… Это как пить дать! Юра был говорлив, как ручеек, а может быть, даже болтлив: Егор иногда думал, а сюда ли тот попал… – Мне нравится моя теперешняя фамилия, – как-то, ложась спать, заметил он. – Отец у меня известный профессор, а фамилия у меня никудышная… Хотел было взять матери, да отец в обиду… Дурак, эта фамилия, мол, целого рода… Сев в трусах на кровать, Юра вдруг сказал: – Слыхал что-нибудь о Пигузове? Был нашим секретарем парткома. – Да нет, не слыхал…А что? – Продал многих. Имел доступ к фотографиям всех слушателей и, конечно, к «установочным данным». Точные фамилии, характеристики… А ведь, подлец, учебник написал «Иностранный язык в разведке». – Вот как! – удивился Егор: для него это было ново и неожиданно. – Расстреляли… А я думаю, мало таких расстреливать! Егор почему-то сказал: – Ладно, давай спать. А то можно подумать, что тебе завтра не вставать… – Конечно, завтра долгожданная суббота, – обиженно сказал Юра: он ждал от Егора каких-то комментариев, но тот до груди натянул на себя одеяло. Лицо Юры вдруг стало детским-детским. – Таких поцов надо ловить и уничтожать, – твердо сказал он. Егор улыбнулся: «Не разведшкола – детсад!» Увольняли здесь до понедельника, как и в училище. Рано утром надо было попасть к автобусу, которых было два и которые отходили от одного окраинного метро. Место стоянки автобусов и время отхода всегда было точно определено. Опоздал – пеняй на себя!.. После сорокаминутного пути автобусы сворачивали в лес под «кирпич». Ехали дальше, пока не показывались знакомые железные ворота хозяйства «Лаборатория НИИ»… Егор к новой жизни привыкал. Когда мать совала проспавшему сыну бутерброды, он сердился: – Подумай, в автобусе устрою жвачку. Решат, что я верблюд. Мила Владимировна качала головой: несносный… Ездил теперь Егор не в камуфляже, как было раньше, а в джинсовом костюме – очень удобно. Сразу с автобуса к себе в комнату – сбросил джинсы и, пока Юра крутится возле зеркала, стремясь, видимо, опоздать, он, Егор, уже в строгом с галстуком костюме на занятиях, как всегда, «при параде».