Хорошо подвыпивший Матвей ушел спать. А они с Лизой остались. Данила с упоением целовал ее лицо и шею. Она оказалась горячей и податливой. Вскоре перешли в соседнюю комнату. В спальне была широкая кровать с разбросанной постелью. Данила не церемонился. Он знал, что дамы такого возраста любят что-то такое, экзотическое… Да и Лиза была весьма открыта и потому, пожалуй, сразу оценила Данилу. – Ты не похож на всех. Данила засмеялся. – Не похож, так как индивидуалист – и все у меня в индивидуальном стиле. А утром, проснувшись, он позвал Матвея, который, как бы случайно, заглянул в спальню. – Ты со мной поедешь или останешься? – сказал Матвей. – С удовольствием бы остался, но у меня репетиция. Полковник Салтыков только что вернулся из Матросской Тишины и сразу зашел к генералу, чтобы доложить некоторые детали допроса. Генерал мрачно смотрел в окно. Полковник понял – что-то случилось. – Товарищ генерал… Власенко с багровым лицом повернулся к нему. – Можешь, Владимир Евсеевич, не докладывать. Все случилось так, как кто-то задумал. – Я не понял. – А чего тут понимать! Твоего Цыгана убили… рядом с Матросской Тишиной. Цыган на допросе вел себя раскованно, уверенно. Он не был откровенным и раскаиваться в чем-либо не собирался, и смотрел на полковника широко открытыми глазами большого ребенка. – Да, я был в Англии. Естественно, ездил с театром на гастроли. Участвовал в спектаклях. Надо заметить, за театралами следили кагэбэшники. Они же ездили с нами. Так в чем же они меня усекли? Если у нас одного заподозрили, то его, извините, отправили домой… – Как вы познакомились со Светской львицей? – Светской львицы не знаю. Но догадываюсь. Называть Лизавету так, на мой взгляд, неприлично. – И все же где, когда? – Разрешите это оставить при себе. Это наше личное дело. – Но она замужем. – Мы все кто женат, кто замужем. Вам это непонятно разве? – Почему же! Очень даже понятно. Только лицо, о котором идет речь, особое… – Да, конечно, – дочь сановника… – И не просто дочь сановника, – раздражительно заметил Салтыков. Полковнику неожиданно позвонили. Салтыков молча выслушал (по-видимому, распоряжение) и, не проронив ни слова, лишь сказал: – Слушаюсь, товарищ генерал. С некоторым неудовольствием полковник жевал губами. – Я должен тебя освободить, – вдруг сказал он, поморщившись. – Но с подпиской о невыезде. – Значит, я свободен? – ухмыльнулся Цыган. – Да, конечно. Но, думаю, разговор с тобою продолжим. Цыган пожал плечами. – Только говорить с вами не о чем. Тем более сегодня мой спектакль. Я срываю аншлаг, товарищ полковник. Глава 3 Говорят, что в разведку приходят один раз и на всю жизнь. Пожалуй, это именно так. Егор Лаврентьев это знал еще от отца, пограничного генерала, командующего округом Лаврентьева Александра Николаевича. Знал с детства, когда однажды тот взял с собой сына на пограничную заставу в таежном уссурийском крае. Тогда Егор только что поступил в Московское суворовское училище и приехал на первые суворовские каникулы. Егору нравилась тогдашняя суворовская форма, и он даже дома ее не снимал. Отец над ним подтрунивал: «Мой солдатик!» Вот этот «солдатик» на заставе и сказал отцу: – Папа, а можно после пограничного училища стать разведчиком? – Какого уровня? – спокойно переспросил отец. Егор задумался. – Какого? Самого большого… Например, поехать в Лондон резидентом? – О! Да ты, брат, уже кое о чем наслышан. Не забудь, мой солдатик, одну истину. В разведку приходят один раз… и на всю жизнь. В Суворовском было как во всех суворовских. Общий режим и частный порядок, установленный офицерами-воспитателями. За режимом строго следил «учебный отдел», за порядком – сами офицеры через давление на сержантский состав… Егор был на хорошем счету у командира роты, что вызывало если не ревность, то неоднозначное отношение офицера-воспитателя. Майор не раз, зарезав увольнение, бесстрастно говорил: – Только не ходи к ротному. Егор, между прочим, и не ходил: подполковник, выходя из канцелярии и заметив Егора, сам удивлялся: «А ты почему здесь?» Суворовец пожимал плечами. – Все ясно, – неторопливо сквозь зубы тянул ротный! Егор не умел пользоваться положением отца, да тот к тому же редко когда заглядывал в училище. Тем более, у него были свои принципы: «Ты, мой солдатик, за папины лампасы не держись. Мне никто ничего не зарабатывал. Я шел по извилистому пути жизни сам…» Живой, но сдержанный в поступках, Егор тоже шел сам… Сам и подружился со смекалистым Артемом, которого майор нередко вместе с Егором выставлял на плац чистить снег… Сбились «в стайку» поневоле, а потом привыкли, и на втором году учебы койки их стояли рядом – после отбоя главным образом болтали о девочке Артема, который познакомился с ней на каком-то очередном выезде в школу… Егор сопереживал другу, а тот платил за это тем, что делил пополам шоколадку, которую частенько приносила ему девочка. Однажды к Артему приехал отец, как сказал ротный, полковник разведки. Его тесно окружили суворовцы, и Егор на правах друга сына затащил полковника в класс… Получилась незапланированная встреча. И рассказывал полковник о знаменитом разведчике Киме Филби. О Филби Егор уже слышал. – А правда, что он работал сразу на несколько разведок? – спросил он, заинтересованно глядя в лицо полковника. – Он был в кадрах английской разведки. Называется она СИС, – улыбнулся отец Артема. – А судьба его бросала то в Германию, то в Испанию, то во Францию, в США, на Ближний Восток… Но работал он на нас… Только на нас. Так как был нашим разведчиком! – А как он стал разведчиком? – Просто, – заметил полковник. – Как в жизни и бывает… Но прежде он стал хорошим журналистом… Посол Испании герцог фон Альба в беседе с лордом Кренборном заметил, что раньше они, действительно, плохо относились к английским журналистам, но теперь, когда газета «Таймс» прислала к Франко такого чудного, блестящего молодого журналиста, как Ким Филби, многое изменилось… После отбоя Егор не мог заснуть и донимал Артема. – Классный у тебя отец! И ты жил в Англии? – А у тебя что, хуже? Генерал… – Да, чего там, мотались по Дальнему Востоку да Сибири… Вспомнить нечего – одна тайга да читинские сопки! На следующий день Егор был задумчив. Дотянув кое-как до вечера, он вдруг заявил Артему: – Пошли в библиотеку. Зачем? Потом узнаешь… Там, оказывается, шла запись в студию журналистики, и вел ее писатель.