– Круг – это все наши мечты, все тайные мысли и все грехи. Мы называли его Кругом. Тяжело найти более подходящее название. Именно там Рафаэль познакомил нас с учением о ереси и поведал о том, что не все люди жаждут приобщиться к Богу. Мы узнали о ведьмах и их сообщниках, о заговорах против церкви и войнах, ведущихся исключительно по этим причинам. Верховный отец. Он не всегда был угрюм и серьезен. Были времена, когда он еще умел улыбаться. Но улыбка его была особенная, не такая, как у счастливых людей. Казалось, что, даже если улыбается, он может растерзать тебя на куски. Я боялся Рафаэля. – Завтра вас ждет первая охота! – провозгласил диакон, поднимая руки. Вспыхнули факелы, подожженные невидимыми слугами. Так же незаметно они ускользнули, дабы не быть убитыми вскоре. Лицо диакона, объятое светом пламени, напоминало морду орла с кустистыми бровями и испытующим взглядом. Его огромный круглый живот терялся в объятиях церковной рясы. Мы с Чейзом с благоговением приблизились к отцу, понимая, о чем он говорит. Мы ждали этого все годы, проведенные в церкви. Грядет ночь нашего триумфа, мы станем героями, уничтожив дьявольское зло. Мы должны будем убить ведьму. – Отец, у вас есть претендент? – спросил Чейз, сжимая кулаки. Казалось, он готов голыми руками забить беднягу до смерти. – Друг сообщил нам, – диакон наклонился к нам, сверкая глазами. – Они соберутся на границе леса завтра, чтобы выполнить свой грязный обряд. Я едва не заплясал от счастья. Все, о чем я мечтал, должно было свершиться уже завтра. Мы проведем охоту на ведьм, и уже завтра, как только догорит костер, меня посвятят в инквизиторы. Мы долго говорили с диаконом о том, где именно соберутся ведьмы и как лучше с ними справиться. Мы должны были сделать это железными обручами и клинками. Чейз предложил дождаться, пока вокруг нас соберется народ. Я с радостью согласился, представляя их ярость и гнев. Потом, лежа в постели и размышляя о том, что мне предстояло сделать, я подумал об отце. Знал ли он, каким великим станет его сын? Знал ли хоть малую часть того, что оставлял позади, отправляясь в леса, становясь отшельником? Я стыдился его. * * * Проснуться мне пришлось от голоса Чейза. Я так и не узнал, как он пробрался в мою комнату так рано. Бесцеремонно устроившись у меня на кровати, он крутил в руках железные обручи величиной с запястье, которые нам выдал вчера диакон. Я сонно потер глаза и поднялся. Решив, что для охоты сойдет и обычная одежда, я натянул заранее приготовленные отцом штаны и рубаху. В таком одеянии я чувствовал себя непривычно, но, если мы хотели поймать ведьм, нужно быть готовым ко всему. – Когда отец придет за нами? – спросил я у Чейза. Друг, погрузившись в свои мысли, казалось, и не заметил вопроса. – Думаешь, железо поможет? – совершенно неожиданно задался он вопросом. Я застыл над бадьей с уже остывшей водой. Стоило сказать послушникам, чтобы принесли ее к нужному времени, а не с восходом солнца. Мои руки чуть дрожали. Я умыл лицо и провел влажной ладонью по волосам. – Конечно поможет! – с уверенностью ответил я. – Рафаэль показывал нам это множество раз. Чейз примерил обруч на свою кисть и издалека любовался им. Ему нравились оковы. Он говорил, что однажды Рафаэль попросил его помочь в допросе пойманной ведьмы. Скорее всего, это была ложь. Но я никогда не говорил ему, что знал правду. Мы были детьми. – А спорим, что я убью вдвое больше твоего? – Его настроение всегда менялось резко. Он протянул мне свою большую ладонь и улыбнулся. Мне не хотелось показывать перед ним свою слабость, и я слегка сжал его руку, принимая вызов. С улицы доносились крики толпы. Шла подготовка к весенней ярмарке, к Пасхе город наводнится людьми. За окном пропела птица. Взглянув на двух мальчишек, она встрепенулась и улетела, словно ее никогда и не было. В дверь постучали, и Чейз спрыгнул с кровати, по привычке поправляя одежду. За несоблюдение порядка нас жестко карали. Вошел Рафаэль, на его морщинистом лице играла победоносная улыбка. Глубокие карие глаза смотрели на нас с нежностью и любовью, казалось, даже его черная ряса сияла в тот день. Мы встали перед ним, выпрямив спины и вскинув подбородки. Мы были горды. – Нам пора, – сказал Рафаэль и повел нас к выходу из церкви. По пути я заметил, что Чейз немного пританцовывает от удовольствия. Взгляд его ангельских глаз то и дело обращался ко мне, ожидая увидеть мой восторг. Я представил, как мой меч вонзается в человеческую плоть, дробит кости, окрашивается кровью, и задрожал в предвкушении. Как я и говорил, мы были детьми. * * * Битва была недолгой и достаточно предсказуемой. Ведьмы не знали о том, что их уже предали. Среди них была лишь одна девушка старше нас. Остальные девочки – лет тринадцати – словно испуганные мышки, хлопая длинными ресницами, глядели на наши мечи. Они бросились бы врассыпную, но мы с Чейзом заранее придумали хитроумный план, не давая им пути к отступлению. Я бился как мог. Мой меч обрушивался на головы ведьм с ужасным треском, мое лицо было забрызгано их кровью. Я был мечом, правосудием, настигающей гибелью, я купался в их боли. На мгновения мне казалось, что я покидаю этот мир, и именно тогда я чувствовал свою близость к Господу. Никакие молитвы не могли заменить собственный гнев, выпущенную на свободу силу. В какой-то момент вспыхнул огонь, вокруг появились люди. Они кричали, и я чувствовал их вопли внутри себя. Костер горел, и я горел вместе с ним. Я… – Вы были для них монстром. – О нет, Натан. Я был для них Богом! Чейз возник рядом, он кричал вместе с толпой. Только потом я понял, что ревущие звуки, эхом отдающиеся в моей груди, были моим криком, а не толпы. Суд здесь был не нужен, колдовство было явным, и люди требовали сожжения. Мы сковали железными обручами старшую ведьму, покончив с ее сестрами. Она не сопротивлялась. Странно, но ни одна ведьма, пойманная мной, не попыталась освободиться, или сбежать, или хотя бы драться. Они словно сдавались на волю судьбы… – То есть на вашу волю? – Да. Эта ведьма посмотрела на меня. Не знаю, почему она выбрала меня, я ничем не отличался от Чейза. Думаю, был даже хуже него. В темных глазах ведьмы не было страха или слез, они были чисты. Она была чиста. Мы привязали ее к столбу. Он уже пылал. Ясность ума только тогда начала возвращаться ко мне. Я взглянул на свои руки. Они были в крови и саже, как руки любого инквизитора. Костер быстро догорел. Он поглотил красивые светлые кудри, прекрасное юное лицо и всю ее фигуру в простом голубеньком платье. Я думал: отчего такая красота досталась такому дьявольскому существу? Люди кричали, махали руками и радовались. Они еще не знали, что нет такой пытки, которая позволила бы сломить ведьмину душу. Я еще не знал… Я чувствовал запах горящей плоти и плакал. То были слезы счастья. Мне удалось избавить этот мир от зла. Я стал инквизитором. Призраки Мне снился костер. Плоть горела и тлела, съедаемая пламенем. Моя ли? И мамин голос, такой родной и чистый. Что там делала мама, я не знал. «Сынок…» Я кричал. Огонь обжигал меня. Больно! «Адам!» Я умирал, и мир умирал вместе со мной. Ее боль стала моей болью, и я сгорал. Снова и снова над моим костром бился сизый голубь, снова и снова я не успевал уме-реть. – Ты не пришел на молитву, – между делом заметил Рафаэль. Я, потирая красные глаза, пробормотал что-то похожее на извинения и снова уполз в свою комнату. Всю неделю я провел словно в лихорадке. Мне чудились ужасные, непристойные видения: ведьмы в церковных рясах и священники, горящие на кострах. Я стал бояться засыпать. * * * Пасха для меня прошла незаметно, хотя так ждал этого торжества. Наша церковь наполнялась душистыми цветами, все люди ходили с улыбками на лице и со спокойствием на сердце. И колокола звонили… Как же я ненавижу их звон! – Но вы же жили в церкви… – Глупо, правда? Помню, спустя некоторое время я услышал на улице беспокойное кудахтанье двух старушек. Они кутались в свои теплые шали, боясь простудиться на весеннем ветру. – А я точно тебе говорю! Все эти твари виноваты! – выплевывала слова одна из них.