– Я? Мне нечего скрывать. Я ни единого факта из своей жизни от тебя не утаил. Был честен, как с прокурором, – усмехнувшись, ответил Георгий. – Тогда кому мог понадобиться обыск в твоей квартире? И что конкретно у тебя можно искать? Он только плечами пожал, но глаза опять как-то не очень хорошо блеснули. Георгий подошел к футляру с саксофоном, вынул инструмент, зачем-то пробежался пальцами по подкладке футляра. – Давай я сначала поиграю. Нужно успокоить нервы, а музыка делает это как нельзя лучше. «А с чего бы тебе так нервничать, дорогой? – подумала Коваль, которую по-прежнему не оставляло неприятное ощущение недосказанности. – Ладно, сделаю вид, что проглотила». Звуки музыки заставили ее отвлечься от раздумий. Никогда прежде Марина не слышала саксофон вот так близко, в двух шагах буквально, и никогда не думала, что музыка способна настолько сильно трогать ее душу. Она не считала себя любителем этого вида искусства, особенно это относилось к классике и симфонической музыке, а сейчас почему-то звуки саксофона были приятны и совершенно созвучны тому, что творилось у нее в душе. Марина вдруг подумала о Хохле – она впервые за долгие годы изменила ему, и теперь даже не берется предсказать, какой будет его реакция. Внутренне она была готова к тому, что подобного Женька ей не простит и уйдет. Была готова – и боялась этого. Она просто не знала, как будет жить дальше, если рядом не будет Хохла. Она не умела жить без него, и, даже выгоняя порой его из дома, всегда верила, что он не взбрыкнет и не уйдет насовсем, а вернется чуть погодя. Сейчас все было иначе. Был вот этот человек с саксофоном, блаженно закрывший глаза и извлекающий из своего инструмента такие звуки, от которых разрывалась душа. И Марина чувствовала, как неудержимо ее тянет к нему. Тянет – и это странно. Никогда прежде Коваль не испытывала такого ни к одному из своих любовников. Это чувство смог внушить ей только Малыш и – отчасти – Хохол. А сейчас она смотрела на Георгия и терзалась от желания встать, подойти, заставить замолчать саксофон, ощутить руки, его сжимавшие, на своей груди. Захотелось стонать в его объятиях, плакать, умолять. И это новое ощущение все сильнее захватывало ее, пугая и интересуя одновременно. Марина даже не услышала, как умолк инструмент и Георгий бережно убрал его в футляр. Он смотрел на нее чуть удивленно. – У тебя такое прекрасное лицо… «Видел бы ты, каким оно было раньше», – едва не вырвалось у нее, но Марина вовремя прикусила язык. – Поцелуй меня, – попросила она. – Ну, так встань и подойди ко мне, – спокойно отозвался он, не двигаясь с места. Марина какое-то время сверлила его взглядом, однако Георгий, отойдя к окну, приоткрыл форточку и закурил, и она поняла, что проиграла. Если хочет поцелуя – придется встать и подойти, по-другому не будет. «Ты смотри – нашелся человек, способный заставить меня делать то, что хочет он», – с удивлением отметила она, но встала с дивана, подошла и обняла Георгия за талию. – Ты доволен? Он развернулся к ней лицом, положил обе ее руки себе на грудь. – А ты? Марина улыбнулась: – Жора, скажи, тебе нравится так себя вести, да? Ты уже совершенно забыл, чем должен был заниматься изначально. Ты никакой не телохранитель. И на профессионала не тянешь, прости. – Меня не интересуют твои мысли по поводу моего профессионализма. Мне даже все равно, что ты потом об этом расскажешь Геннадию Аркадьевичу. Зато я отлично знаю: о том, что произойдет сейчас, ты не расскажешь никому… – прошептал он ей на ухо, и Коваль почувствовала бегущие по спине мурашки от сладкого предчувствия. – Пожалуй, в этом ты куда больший профи… Через час они курили в его постели, и голова Георгия лежала на Маринином животе, а их свободные руки были переплетены. Коваль затягивалась дымом и улыбалась. – Жора, а ведь я замужем, ты знал? – А мне все равно, – спокойно отозвался он, поглаживая большим пальцем ее запястье. – То есть? – А вот так. Ты ведь не только что замуж вышла, так? Ты была замужем до того, как познакомилась со мной, как легла со мной в постель. Так чего ты хотела добиться от меня сейчас своим вопросом? – Наверное, ничего, – она пожала плечами и добавила: – В принципе, для меня это никогда не играло особой роли. – Тогда давай не будем говорить об этом. На сегодня еще есть планы? – Да, на вторую половину дня. Георгий мельком взглянул на квадратные настенные часы – они показывали половину двенадцатого. – Можем немного поспать. – Ты спи, а я что-то не могу – перенервничала, видимо. – Тогда не уходи, просто полежи со мной, а я немного подремлю. Он перевернулся на живот, сунул Маринину руку себе под щеку и закрыл глаза. Коваль устроилась рядом с ним на боку, свободной рукой погладила его обнаженное холодное плечо и притихла, давая Георгию возможность уснуть. Когда же его дыхание выровнялось и стало спокойным и глубоким, она осторожно вытащила руку из-под его головы, укрылась одеялом и, уставившись в потолок, снова принялась думать о том, что произошло в последние дни. Никак не шла из головы мысль о странном обыске в квартире Георгия. Марина была склонна верить ему, хотя и не могла понять, где же тогда он ночевал сегодня. Решив: ее это не касается, снова вернулась к его словам: в квартире кто-то был. Что можно искать там, где живет рядовой телохранитель мэра, тем более – бывший? Какие тайны он мог хранить? И главное – кому, ну, кому это могло быть нужно? И не связано ли это с неведомым снайпером, охотившимся на Ветку? Вопросов снова получалось больше, чем ответов на них. Хотелось курить, но Марина боялась потревожить сон Георгия, а потому заставляла себя терпеть и не вставать. Вглядываясь в его безмятежное во сне лицо, она думала: «Что же все-таки ты скрываешь от меня? Что такого ты узнал о Бесе, что теперь за тобой охотятся, как и за Веткой? И почему искали в квартире? Значит, это не информация, это некое вещественное подтверждение чего-то… Нечто такое, что можно взять в руки. Но что, что?!» Мысли мешали, от них хотелось избавиться, но это возможно было сделать только одним способом – все прояснить. Марина не вытерпела, осторожно выбралась из-под одеяла и, накинув на себя валявшийся рядом с кроватью свитер Георгия, на цыпочках вышла из спальни. Стараясь не шуметь, она прошла в гостиную и осмотрелась. Ей почему-то казалось: искомая вещь находится в этой комнате. «Черт, как жаль, что я не Ветка, – с досадой подумала она, – как бы все было просто!» Марина прошлась по комнате, не понимая, что именно хочет здесь найти. У нее даже приблизительно не было идеи, как должно выглядеть то, за чем охотится неизвестный. Походив по комнате, она осознала тщетность своих попыток и вернулась в спальню, юркнула под одеяло прямо в свитере. Разгоряченное сном и теплом постели тело Георгия вызвало у нее прилив желания, но Коваль справилась с собой и ограничилась только легкими прикосновениями губ к плечу. Однако и этого было достаточно, чтобы он проснулся и притянул ее к себе. – Ты мне снилась… я очень боялся, что проснусь, и ты исчезнешь, и это всего лишь сон, а тебя здесь нет. – Я здесь. – Я вижу, – улыбнулся он. – И тебе очень идет мой свитер. Ты удивительная женщина, Мэриэнн. И я уже не хочу знать твоего прошлого – мне достаточно того, что ты здесь, сейчас, со мной. «Мое прошлое тебе совсем ни к чему, дорогой, – подумала она, отвечая на его поцелуи. – «Здесь многому нет ответа, и вам не узнать, кто я», – так Цветаева писала, кажется… да, Машка любит это стихотворение… о, черт, что в голову-то лезет…» – Жора… – прошептала она, когда Георгий оторвался от ее губ, – мне кажется, нам нужно отсюда уехать. – В смысле? – Ко мне. Там не будут искать – меня никто не знает. Я очень прошу тебя, соглашайся. Собери то, что тебе нужно, и давай уйдем. У меня нехорошее предчувствие. Георгий внимательно посмотрел на нее, потом сел в кровати и серьезно сказал: – Ты пока одевайся, а я брошу кое-что в сумку. В последние дни ты меня убедила в существовании женской интуиции. – И это все, что есть ценного в твоем доме? – с любопытством спросила Марина, садясь за руль и наблюдая за тем, как бережно Георгий укладывает на заднее сиденье футляр с саксофоном, а затем кидает в багажник спортивную сумку. – Да, – просто ответил он, садясь на пассажирское сиденье. – Это папин саксофон, он мне достался в наследство. Очень дорогая вещь во всех смыслах. А остальное… Знаешь, ценности – они ведь больше такие… не материальные. Как оценить воспоминания например, во сколько? В какой валюте? Сможешь? Марина не ответила. Ее воспоминания стоили не денег – они стоили крови и слез, рек и рек этих двух жидкостей. И ничем этот объем не измерить, тут Георгий был прав. Она всегда говорила, что, не задумываясь, рассталась бы со всем имеющимся, только бы были живы любимые и просто близкие люди. – О чем задумалась? – его рука накрыла ее, лежавшую на руле. – Так, – пожала плечами Марина, – я давно не встречала человека, с которым мне было бы так просто, как с тобой. – А муж? – Муж – это муж. Это совершенно другая тема. Ты можешь представить, как жить без руки, например? Ну, вот у меня так с мужем – мы по отдельности просто не существуем уже. – И дети есть? – Сын. – Муж, наверное, счастлив был. – Почему – был? Он и сейчас не особенно несчастен, – не пожелала углубляться в тайны своей личной жизни Марина – и так сказала слишком много. Георгий иронично усмехнулся, и это не укрылось от Марины. – Если ты сейчас имеешь в виду мою связь с тобой, так расслабься – мой муж еще не такое видал в жизни. Вряд ли он обратит особое внимание на это. – Высокие отношения, – усмехнулся снова Георгий. – Какие есть. Больше Марина не сказала ни слова до самого дома. Ей почему-то было обидно за Хохла – получалось, она позволила Георгию почувствовать себя лучше и выше. А своего Женьку Коваль никогда не сравнивала ни с кем, он всегда был для нее тем единственным, кому она могла доверять. Да – спать могла с кем угодно, но открыть душу и сердце, доверить самое сокровенное – только ему. Потому что только Женька, необразованный уголовник, мог понять и принять. И не осудить, что бы она ни натворила. А вот этот весь из себя культурный саксофонист, если бы узнал, кто она на самом деле, наверняка бы нашел, что сказать по этому поводу – негативного, разумеется. «Господи, ну, почему я так о нем думаю? Идиотка… В постель ложусь, а думаю о человеке всякую дрянь», – одернула она себя, паркуя машину у подъезда. – Возьми ключи и подожди меня дома, – сунув ему в руку связку, проговорила Марина. – Это что еще за номер? – удивленно вскинул брови Георгий. – Не разговаривай со мной в таком тоне! – сухо обрезала она. – Мы не в постели. – А ты предпочитаешь подчиняться мужчине только там? – Угадал. А сейчас – выходи и забирай вещи, я уже опаздываю. – Куда ты? Она окатила его ледяным взглядом, давая понять неуместность вопроса и то, что ответа на него не последует. – Быстрее, пожалуйста, я терпеть не могу опаздывать. Ее ждал Мишка Ворон – ждал в «Стеклянном шаре», куда брать с собой Георгия Марина считала лишним. Ни к чему ему такие подробности, как ее тесное знакомство с одним из очень известных воров. По дороге она собиралась прокрутить запись разговора Ветки с Дашей, которую ведьма сделала по ее просьбе, но у Марины так еще и не было времени послушать – постоянно кто-то был рядом.