Пробежав парой коридоров, зная, что этот этаж и тот что над ним почти совпадают, я замедлился рядом с границей условного центра. Гоблины любят болтать. Я наслушался немало про этот уровень и про то, как в былые времена тут устраивали шумные дешевые праздники с бухлом и танцами — в центральном полузатопленном павильоне, который использовали как безопасный глубокий бассейн. Он меня и интересовал — несложно предположить как именно дельфы будут использовать этот внутренний просторный бассейн с ведущими от него лестницами. Зарешеченное круглое окно дало мне обзор в нужную область уровня, но сначала я без шума убрал двух крайне нервных дельфов вооруженных дробовиками и гарпунами. Первому перерезал глотку, а второго просто удавил, сдавливая пальцы и глядя в окно. Там за решеткой творилось интересное кино… На длинном ровном пространстве стояло несколько столов с бумагами. Вроде как подробнейшая поэтажная схема как минимум двадцати нижних этажей. Вокруг стола мотались голые дельфы в возрасте, что-то вопя в рации. Этих сраных полководцев было никак не меньше пятнадцати, и они так яростно орали друг на друга, что я сразу поверил в слухи о серьезном разладе в их рядах. Не все из них хотели этого сорвавшегося и обернувшегося серьезной кровью штурма. Вычленив ту сторону столов, где собрались хотевшие этого беспредела, я сменил позицию, подготовил гранаты, выждал и метнул две из них к столам, а еще две в бурлящий от мечущихся в воде бассейн, предварительно убедившись, что тут нигде нет детей. Еще не успели вспухнуть разрывы в воде и разбросанные взрывом тела у столов еще летели, а я уже стрелял, посылая снопы картечи в общий зал, стараясь выцеливать в первую очередь тех, кто имел на левом плече сзади татуировку алого кристалла — их я определил как сторонников штурма. Их я и карал. Отстрелявшись, схватил трофейное оружие и рванул на выход, стараясь обогнать начавший сочиться от загоревшихся бумаг и мебели дым. У меня получилось и вскоре я уже был на уровень выше, где сбросил на маршруте патрулирования трофейные стволы, а свой убрал в рюкзак, вытащив заодно необходимое для следующего шага. Оттуда перешел в общее помещение, влился в сонный поток что-то уже начавших подозревать, но идущих на ночную смену работяг и двинулся вместе с ними к ждущим нас плотам, по пути натягивая на голову старую шляпу и прикрывая плечи гнилой тростниковой накидкой. Это позволило слиться с работягами полностью. Усевшись на свободное место на плоту, я скрестил ноги, принял от покачивающегося рядом дедка тонкую дешевую сигариллу, подкурил от самодельной зажигалку, благодарственно кивнул и предложил в ответ глотнуть из бутылки с текилой. Покачиваясь на ночных волнах, караван из сцепленных тросами плотов и влекомый тяжелой самоходной баржей, медленно отчалил от причалов Башни Ведьм и ушел в темноту, направляясь к месту выбранному мной как идеальная точка для неприметного ухода. Сделав глоток текилы, глубоко затянувшись табачным дымом, я передал бутылку подсевшему усталому однорукому работяге и стал слушать его рассказ о сучьих боссах, что дерут три шкуры с обычных гоблинов, кивая в нужных местах и поддакивая… Медлительная цепочка плотов остановилась у здоровенного плавучего причала, закрепленного над мелководьем. Мы освободили транспорт и на него нетерпеливой гурьбой повалили отработавшие свое счастливчики, торопящиеся поскорее просадить заработанное. Нас придавило к веревочным перилам и едва не сбросило в воду, но все же удалось устоять, после чего вся толпа вдруг ускорилась, торопясь на звук гнусавых призывов нанимателей. Чтобы не выделяться из благородного коллектива, я старался не отставать и умело толкался, пробивая себе путь в центр сплоченной группы. Мы находились посреди большого отдела кадров, где набирали на недельную вахтовую работенку, и она не обещала быть легкой и щедро оплачиваемой. Едва финишировав рядом с большим и грязным дощатым возвышением, на который по очереди выходили бригадиры, толпа тут же начала медленно растекаться, по мере того как из ее недра вытаскивали одного гоблина за другим. Это походило на муки рождения — много умоляющих криков, мата, напоминаний о боге и справедливости, подпрыгиваний и судорог, чтобы заметили и указали пальцем и… наконец очередное дрожащее смуглое тело вытягивалось наверх, получало шлепок по спине и торопилось в указанном направлении. — Десятеро ныряльщиков за моллюсками! Глубина десять метров! Тебя помню — давай сюда! — Пятеро плотогонов покрепче! Только с опытом! Ты, ты, может и ты! — Двойная оплата группе из десятерых! Надо достать решетку с глубины! — Семерых сборщиков плавучих водорослей! Половинная ставка! — Сорок шесть разносчиков жратвы и воды в южном направлении! — Двадцать пять разносчиков жратвы и воды в северном направлении! Оплата двойная, дистанции большие! На этот призыв я откликнулся, торопливо подняв руку и даже пару раз подпрыгнув, чтобы выказать свою готовность. Но мог и не напрягать жопу — на северное направление вызываться никто не торопился. И я знал почему — слишком долгие дистанции от материнского причала до тех или иных отдельных бригадных плотов и островов. Плюс там куда больше опасности в воде — без всякой внятной на то причины. Так что туда вызывались лишь самые доходяги, зная, что в другие места их попросту не возьмут. Меня вытянули наверх, наградили шлепком по плечу, подтолкнув по узкой скользкой дощатой дорожке-мостику, ведущей к большому старому плоту с мачтой и хижиной. Вскоре прибыли и остальные, начав уныло разбирать шесты — ветра не было и толкать плот предстояло нам самим, благо глубина позволяла. Плот медленно отчалил, бригадир в рваных шортах требовательно заревел, но его рев никак не повлиял на скорость. Сдавшись, он сплюнул в воду, выматерился и присосался к бутылке с мутной жидкостью, больше не потревожив нас до самого прибытия к базе, представлявшей собой нечто среднее между плотом и плавучим островом с глиняным покрытием. Освещение давала полная луна и пара не слишком мощных ламп, позволявших разглядеть тесные ряды брошенных прямо за бревна и глину циновок. Очнувшийся от алкогольной дремы бригадир хрипло заорал, отправляя нас спать. До рассвета оставалось всего ничего, так что, если хотим хоть немного отдохнуть, нам надо поторопиться — день выдастся длинным, жарким и тяжелым. Я улегся в центре, прикрыл лицо шляпой и затих, исходя потом под своей накидкой. Через пару часов дремы я ощутил, как к рюкзаку полезла чья-то тихая дрожащая лапа и коротко ударил. Хруст кости, сдавленное утробное всхлипывание и снова лишь громогласный храп со всех сторон. Подняли нас поздно — к семи утра, когда уже начинало припекать. Такой поздний подъем обуславливался условиями работы. Первое мое задание было простым — оседлать узкий плотик из пары бревен, с уложенными поперек жердями, снабженными поплавками, дождаться, когда на этот транспорт загрузят короб со жратвой и водой, а затем доставить все это до дальней точки на севере. Туда не вызвался никто кроме меня — махать веслом никак не меньше пары часов, потом столько же назад. И это только начало. Плотик был устойчивым, сил и выносливости у меня с запасом, плюс за остатки медных монет я прикупил пару пластиковых бутылок с теплой пресной водой помимо собственных запасов. В успехе возложенной на меня миссии можно было не волноваться. Я мог бы поставить рекорд по скорости доставки, но на чаевые не рассчитывал, поэтому пригляделся к вялой скорости остальных и только затем взялся за весло. Финиш состоялся через два часа и за это время мне пришлось трижды задирать ноги, чтобы их не отожрали медлительные, но зубастые длинные рыбины, что атаковали всегда спереди, предварительно выставляя длинные короткие шипастые плавники. Это не акулы, даже не их помесь. Вообще что-то больше похожее на гигантских угрей с видоизмененной мордой, чью большую часть составляла пасть с клиновидными зубами. Одна из рыб прошлась спинным плавником по плоту, перерезав одну веревку. Она ушла на глубину, а я продолжил путь и через пару минут ткнулся носом в тростниковый круглый остров, где меня ждали голодные работяги. Один из них, высокий, бородатый и тупой, попытался отвесить мне негодующий подзатыльник, после чего немного покричал, с минуту поплакал и наконец успокоился, баюкая сломанные пальцы. Проникнувшись моей дерзостью, пузатый бригадир, воняющий как куча дохлой лежалой рыбы, указал пальцем еще дальше на север, где виднелась мелкая черная точка и пообещал мне серебряный дублон, если я доставлю туда малый жбан каши и десятилитровую флягу с водой. В помощь мне он давал одного из подручных. Я согласился без колебаний и уже через несколько минут опять взялся на ведро, сидя позади сонного и больше мешающего чем помогающего гоблина. Путь туда занял почти час, а зубастых рыб стало куда больше. Теперь они плавали парами и тройками, атаковали чаще, но все также не догоняли, что этот плот можно просто опрокинуть и наконец полакомиться опаленной солнцем гоблинятинкой. Сидящий впереди гоблин давно перестал окунать весло в воду, сидя дрожащим куском плоти в центре моста и периодически повизгивая. А когда одна из рыбин срезала нам левый передний поплавок, он заорал и попытался развернуть плот, истошно поминая родителей сучьего бригадира и то, как глубоко он запихает ему в задницу свое весло и всех этих долбанных рыб. Пришлось врезать ему по макушке веслом и он, уронив голову на грудь, надолго затих. Причалив к очередному островку, где сидящие в грязи гоблины утягивали в сетевые мешки огромных креветок, я передал им посылки, передал им едва очухавшегося напарника, пояснив, что с этим бесноватым трусом я больше никуда не поплыву. Они придурка знали и понимающе покивали. Отвесив паникеру пару затрещин, они заставили его примкнуть к их бравой бригаде на следующую неделю, а мне пожелали счастливого пути, посоветовав взять сильно западней вон и заплыть вон за те виднеющиеся зеленые точки — там я попаду в прохладное обратное течение, что быстро доставит меня до базы. Благодарно кивнув, я оттолкнулся веслом и мой поврежденный плот пошел в указанную сторону. Через полчаса размеренной работы веслом я чуть подправил курс и взял южней. К этому моменту я уже скрылся за теми самыми зелеными точками, оказавшимися настоящими оазисами из молодых деревцев и кустарника, процветающих на крышах ушедших под воду зданий древнего города. Там подо мной в прозрачной воде был смутно виден раскинувшийся пригород из относительно невысоких трех и четырехэтажных зданий. Я надел маску и через каждые двадцать-тридцать метров окунал голову в воду — просто из мальчишеского внезапного интереса. Ведь я был рожден и рос на грани суши и океана… Подо мной тянулись улицы с бурыми кучами того, что некогда было брошенными машинами и обломками зданий. Внутри зданий кишела разноцветная яркая жизнь. Огромные косяки сверкающей серебром рыбы пронизывали здания насквозь, тут же уходя в следующие здания, и тем самым, не позволяя преследующей их огромной рыбине схватить свою добычу. Моя тень упала на гигантского осьминога, и он медленно втянул щупальца внутрь коттеджа. Ко мне направилось несколько знакомых туповатых зубастых рыб, и я поднял ноги на плот. Причалив к едва виднеющейся из воды крыше, я частично вытащил плотик и потратил немало усилий, чтобы стянуть его заново с помощью обрывков веревки и лиан. Заново закрепил отрезанный ранее и подобранный поплавок. Надолго этого не хватит, но плот еще послужит какое-то время. Срубив несколько тонких здоровых деревцев, я не испытал жалости — они все равно будут сметены следующим тропическим штормом. Этот сезон не за горами. Очистив стволы от веток, я закрепил их на плоту, добавил сверху несколько перекладин, оплел все ветками с листьями, сам удивившись своим умениям. Получился низенький неплохой навес, укрывающий от солнца и чужого небесного взгляда. Содрав со стен здания с пару десятков знакомых моллюсков, я утолил голод, напился воды, закинул в рот пригоршню кислых мелких ягод и снова отправился в путь. День только начинался. До заката далеко. Греби, гоблин, греби… Само собой, назад к базе курьеров трудолюбивый туповатый гоблин Бонк не вернется. Вряд ли кто-то заподозрит его в угоне — мой плотик выглядел так плачевно, что скорей всего меня заочно похоронят, посчитав утонувшим или съеденным. Ну не вернулся гоблин и посрать — курьеров хватает. Эта ниточка будет оборвана, а я так старательно не светил заросшим щетиной испачканным лицом, что никто не сможет дать мое описание. Тренированное тело спрятано под накидкой, а при мне нет ничего, что может содержать в себе отслеживающие жучки — ни в теле, ни в вещах. Я исчез. Я растворился в бескрайнем океане. Я намеренно потерялся. И даже карты при себе не имею. Моим единственным ориентиром служит едва-едва заметное отсюда побережье. Я двигаюсь вдоль него — пока что — но теперь намеренно не строю долгих продуманных планов. В каждом продуманном плане есть зерна предсказуемости — а я этого не хочу. У меня есть только направление и уйма времени — чтобы подумать, чтобы вспомнить, чтобы добраться до памятных и чем-то важных мест… Я свободен. И возможно я свободен впервые за многие столетия… Окуная весло в воду, я с наслаждением ощущал как огнем горят уже неплохо так поработавшие мышцы плечевого пояса. Хват теперь приходилось менять куда чаще, но я продолжал упорно грести, уходя все дальше от внешних границ крохотного мутного королевства Башни Ведьм. Через пару часов я вошел в зону водных руин, что тянулись насколько хватало взгляда. Там вдалеке виднелось несколько черных и далеко отстоящих друг от друга дымов. Вода подо мной уже не бурлила, а кипела от обилия жизни, что заново заселила брошенные затопленные города. Кое-где дорогу преграждали сплетенные могучими лианами настоящие стены, тянущиеся от одного полупогруженного здания к другому. Чтобы не делать слишком большой крюк, я направлял плот в зияющие проломы и широченные окна некогда роскошных пентхаусов. Вплывая внутрь, я проходил насквозь, плыл длинными коридорами, миновал танцевальные и театральные залы. Со стен на меня глядели покрытые лишайниками барельефные лики более никому не известных деятелей далекого прошлого. Несколько раз я встречал символику Атолла Жизни, сурверов и Россогора. Ближе к вечеру я углубился в руины так глубоко, что попросту заблудился — побережья не видно из-за зданий, к тому же быстро темнело. Прислушавшись к заливистому вою, раздающемуся с нависающих надо мной уцелевших крыш, я прошел по воде еще с километр, миновал насквозь пару затопленных руин и наконец обнаружил подходящее место для ночлега, найдя приют под крышей элитных апартаментов с прозрачными стенами и полом. Посреди этого частично погруженного аквариума лежали обломки крыши, на которые ураганами нанесло почвы и семян. Вытащив плот и закрепив, я прошелся по этому овальному девятиметровому островку и удовлетворенно кивнул — просто идеально. В паре огромных листьев я отыскал свежую дождевую воду. Напился и пополнил флягу, а остатки потратил на смыв морской соли с кожи. Набрав сухих ветвей, я распалил костерок и уселся рядом, уместив на коленях мою долю рабочей каши. Пережевывая кукурузные зерна с редчайшими волоконцами мяса, я задумчиво глядел в пляшущее пламя, лижущее дно котелка с закипающим кофе. Подумав, добавил себе в алюминиевую кружу Бункерснаба изрядную порцию текилы — сегодня я заслужил. Вылив туда кофе, подбросил в крохотный костерок еще пару сучьей, вытянул ноги, откинулся на рюкзак и сделал большой обжигающий глоток. Хорошо… Как же сука хорошо… Впереди спокойный вечер и долгая ночь. А завтра… завтра гоблина Оди ждет очередной день в морских руинах, где я буду решать мелкие насущные проблемы и даже не стану напрягать голову над проблемами глобальными. Я хочу вычистить свою голову от всех этих мутных пафосных напластований говна. Я снова хочу стать по-настоящему свободным — как когда-то до того, как посланцы и эмиссары Атолла отравили мой разум визгливыми речами о спасении мира… Потянувшись безумно уставшим телом, насладившись этим ощущением, я сделал еще больший глоток кофе с текилой и вытащил из водонепроницаемой жестяной коробки сигариллу. Вскоре к дыму костра добавился ароматный сигарный дымок, а в моей искромсанной душе загорелся еще один огонек чего-то очень сильно похожего на обычное счастье. Я свободен…