– Я сам, – ему перекрывает путь Карстен и забирает нож. Парни отходят, я слышу, как Сиен воет и пытается хоть что-то сделать. Смотрю в глаза Карстена. Он не хочет этого. Надо же, я ему нравилась. Действительно, нравилась, и каким бы уродом он ни был, но у него не поднимется рука. Я знаю. Я вижу это в его глазах. Он тянет время, стараясь что-то придумать. Вряд ли он убивал лично, только доводил до смерти, а вот сам никогда. Настроиться на убийство не так сложно, как ему кажется. Надо просто возненавидеть кого-то так сильно, чтобы забыть обо всём и увидеть цель, которая позволит тебе жить. Это плохо, но убийство – очень лёгкое занятие. Оно смертельное для самого исполнителя. Каждая жертва – его шаг, приближающий к смерти. – Такими темпами мы и через месяц не управимся. Отойди и дай сделать всё мне, – Рафаэль толкает Карстена и перехватывает нож. – Не хотите участвовать, да? Но вы уже участники. Можете отвернуться или заткнуть её. Говорила же, для тех, кто ненавидит, это очень просто. А Рафаэль меня так глубоко презирает и ненавидит, и я впервые отчётливо понимаю, вспоминая все наши встречи, что он планировал это очень долго и тщательно. Он готовился, как и я в ту ночь. И он, действительно, знает меня лучше остальных. – Тебе будет больно. Очень больно, – ножом резко проводит по моей коже, обжигая её, отчего мой желудок сжимается, как и лёгкие. Я не покажу ему, как это неприятно. Я помню этот звук и этот запах. Словно пакет разрывается. – Одного достаточно… – Заткнись уже, Карстен. Надо было думать раньше, и если ты так сильно волнуешься за неё, то мог бы уже давно забрать её, а сейчас заткнись, – перебивает его Курт. Второй порез, и я жмурюсь, а потом шумно выдыхаю. Это не больно. Нет… это неприятно, это отвратительно, потому что сейчас по-настоящему. Не моя игра… не моя боль… не мои ошибки… я расплачиваюсь за любовь. За чёртову любовь, теряя последнее воспоминание. – А теперь подождём. Уберите пока всё, – Рафаэль выпрямляется и отходит в сторону. Мы с Сиен сидим друг напротив друга. По её щекам текут слёзы. Она дёргается, мотает головой. Указывает на Рафаэля и снова мотает головой. – Всё хорошо, – одними губами говорю я. Замирает. Слёзы так быстро текут из её глаз, смешиваясь с кровью, и капают на халат. Я улыбаюсь. Умирать тоже нужно уметь красиво. С достоинством. Как учил папа. Если ты наверняка знаешь, что твоя смерть близко, улыбайся ей, и она влюбится в твою улыбку. Она тебя пригреет. – Я люблю тебя, – мои губы дрожат… я боюсь расплакаться. Боюсь, потому что вижу такой же ответ в глазах Сиен. Кровь быстро течёт из моих вен, капая на пол. Она так противна… а я любила и его. Любила вот этой каждой каплей крови. Любила каждой слезой. Любила каждым своим вздохом. Любила… я не виню его в том, что так всё случилось. Это моя ошибка. Я знала, что доверять никому нельзя, но я стала мягче, и мне не стыдно за это. Я познакомилась со многими, до этого неизвестными мне, вещами. Например, такими, как дружба и доверие. Сколько бы раз я ни оскорбляла Сиен, или же она мне говорила неприятные вещи в лицо, которые мне не нравилось слышать, но я любила её, и она меня тоже. Мы боролись достойно. Мы выиграли… да, я считаю, что мы выиграли. Мы сохранили самих себя до конца. Это важно. Я стала другой, благодаря ей. Мужчины всегда пытаются нас, девушек, развести по разным углам, заставляя ненавидеть друг друга и завидовать. Но вот мне сейчас никто не позавидует, потому что принцесса пала уже очень давно, когда влюбилась во врага собственной истории. И в этой истории она была одна, ведь второй участник никогда не любил её. Я чувствую, как силы покидают меня. Мой разум плывёт, но я смотрю на Сиен. Я не вижу больше ничего и никого. Мы встретимся в аду. Все вместе там будем, и тогда я уже не буду связана, я буду свободна. Так какая разница, что будет дальше, когда всё, о чём я мечтала, уже очень близко. Свобода… Тёплые пальцы касаются моей вены на шее. – Осталось немного. Скоро она отключится. Пришло время сделать последний рывок. Ещё час, и конец, – громко произносит Рафаэль. Он закрывает собой Сиен и склоняется надо мной. – Не хочешь сказать мне своё последнее слово? Обычно это бывает что-то очень неприятное. Так я бы послушал, как ты начнёшь врать. Ты же всегда мне врала, да, Мира? А я так устал быть далеко от своей девочки. От своей любимой девочки, которая ждёт меня, – едко растягивая слова, говорит он. Ни слова… ни признания… ни оскорбления. Мне тебя просто жаль… мне жаль тебя, мон шер. Ты дурак. – Ты всегда любила поболтать перед чем-то грандиозным, Мира. Так чего сейчас молчишь? Понимаешь, что это конец, да? – Улыбается мне. Эти глаза. Эти губы… я помню их. Всё это я помню. – Правильно. Это конец, – раздаётся какой-то звон за пределами моего сознания. Рафаэль придвигается ко мне ближе. Его щека практически касается моей. Его губы проходят по ней, и он втягивает носом мой аромат. – Это их конец, – его шёпот застревает где-то на середине. Я не могу нормально соображать. Я даже практически уже не слышу ничего. – Я горжусь тобой… Мон шер? – Я люблю тебя… Мои глаза из последних сил распахиваются и встречаются с такими родными. Я узнаю их… я помню их… этот взгляд, который я постоянно ловила на себе. Замечаю, как рука Рафаэля поднимается и затем раздаётся щелчок. Что-то холодное касается моей шеи, и я ощущаю, как игла, острая игла проникает под кожу, моментально разнося по оставшейся во мне крови нечто сильное. – Я скоро вернусь… подожди меня… спасибо, что верила… до конца верила… Меня поглощает мгла. Она моментально наполняет разум, не позволяя даже осмыслить слова, сказанные в последний раз. Глава 23 Мира – Она очнулась… – Мира, ты слышишь меня? Мира? Я ощущаю прохладное прикосновение к щеке. Голова чертовски болит. Я не помню ничего. Я… так темно и странно. – Мира? Голос очень знакомый, но я знаю, что этого не может быть. Его нет… этого человека уже не должно быть. Боль… так больно… везде больно… даже не понимаю, где у меня болит больше. – Мира? Приоткрываю глаза, и перед ними всё плывёт. Какие-то голоса, звенящие надо мной… тени… много теней и свет. – Слава Богу. Я люблю тебя… Что случилось со мной? Отрывки… и не могу сложить картинку. Отрывки очень страшные… ужасные, сумасшедшие и чудовищные проносятся в моей голове. – Помоги мне, подержи её голову. Он сказал, что ей следует это выпить сразу же, как она проснётся. Сиен? Это она. Клянусь, что я слышу её, пока взгляд мутный. Я чувствую его аромат и другой. Холоднее, чем её. С нотами ментола и апельсинов. Шампунь… подарок Сиен. Между моих губ что-то появляется. Трубочка… – Пей, Мира, ты должна это выпить. Будет легче. Белч? Моргаю… жмурюсь. Горло сушит. Да, я хочу пить. Очень хочу пить. Втягиваю в себя сладковатую воду, и она причиняет боль желудку. Чёрт, меня тошнит. Безумно тошнит. Сжимаю губы и выплёскиваю воду на себя. – Всё, достаточно. Её может стошнить. У неё сильный стресс и большая кровопотеря, – открываю глаза, когда меня кладут на постель. Белч. Замечаю руку с синяками и перевожу туда взгляд. Сиен… чёрт, Сиен. На её лице синяки и губа разбита, нос опух, как и глаза красные. Но она жива… они все живы… и я жива. Я всё помню. – Всё хорошо, слышишь? Всё хорошо, Мира. Не бойся. Ты просто успокойся, ладно? – Белч поворачивает моё лицо к себе и улыбается. Моя комната в доме сестринства. За окном день. Что произошло? Что случилось? Как это всё так вывернулось? – Где… где… – голосовые связки не поддаются мне. – Ты о Рафаэле, Карстене, Самуэле, Курте или Марджори? – Белч отпускает меня, а Сиен садится рядом и берёт мою руку в свою. Смотрю туда и вижу бинты. На двух запястьях бинты, и я в свежей домашней одежде. От меня не воняет. – Думаю, она о первом, – предполагает Сиен. – Ещё рано, Мира. Сначала приди в себя и… – Он сказал, что ты… наркотики и ты…