Нет, вы только на него полюбуйтесь! Вот это глухота! – Раймонд. Редкое имя. Раймонд Льюис. Пападопулос опускает веки, сосредоточивается. – Р… Р… Раймонд, редкое имя, – повторяет он за мной. – И что дальше? – сердится нетерпеливая Венера. Мне надо торопиться, иначе она убежит и хлопнет дверью перед носом этого болвана, прежде чем я успею ей помочь. Я диктую в глухое ухо: – Раймонд Льюис – твой товарищ по несчастью. Он тоже потерял перед рождением близнеца. Из-за этого он страдал мигренями. Вам надо познакомиться, вы восполните друг другу нехватку близнеца. Души ваших близнецов встретятся и обретут свободу. Мой медиум кое-как повторяет мои слова. Венера сидит без движения. Правда – вот что способно потрясти человека. Сильнее всех потрясен моим вмешательством сам Пападопулос. Давненько бедняга не получал таких четких сигналов с того света. Теперь он близок к панике. Что за непрофессионализм! Вроде бы ангелы называют смертных клиентами. Среди нас, призраков, для них принято другое обозначение – «мясо». Мне нравится влиять на «мясо». 174. Энциклопедия СЕМИЛЕТНИЙ ЦИКЛ (первое каре 4 х 7). Человечество развивается циклично, длительность одного цикла – семь лет. Каждый цикл завершается кризисом, позволяющим перейти на следующий, более высокий этап. От 0 до 7 лет: сильная связь с матерью. Горизонтальное восприятие мира. Становление чувств. Запах матери, материнское молоко, материнский голос, тепло, поцелуи – вот первые ориентиры. Этот период обычно завершается разрывом защитного кокона материнской любви и зябким ощущением при открытии для себя остального мира. От 7 до 14 лет: сильная связь с отцом. Вертикальное мировосприятие мира. Становление личности. Новым привилегированным партнером становится отец, он – союзник в познании мира за пределами семейного кокона. Отец расширяет защитный семейный кокон. Отец становится эталоном. Мать вызывала любовь, отцом надо восхищаться. От 14 лет до 21 года: бунт против общества. Познание окружающего мира. Строительство интеллекта. Кризис подросткового возраста. Желание менять мир, разрушать устоявшиеся структуры. Юноша бунтует против семейного кокона, потом против общества вообще. Его тянет ко всему «мятежному»: к оглушительной музыке, к романтике, к независимости, к бегству, его пленяют связи с неформалами, влекут анархические ценности, он склонен постоянно ниспровергать все отжившее. Период завершается выходом из семейного кокона. От 21 года до 28 лет: привыкание к обществу. Стабилизация после бунта. Мир не сокрушить, приходится в него вливаться – сначала с желанием превзойти предыдущее поколение. Поиск более интересного занятия, чем родительские. Попытка создать более счастливую пару, чем родительская. Поиск более интересного места жизни, чем родительское. Выбор партнера, создание семейного очага. Строительство собственного кокона. Обычно этот период завершается браком. Вот человек и осуществил свою миссию – покончил со своим первым защитным коконом. КОНЕЦ ПЕРВОГО КАРЕ 4 Х 7 ЛЕТ. Эдмонд Уэллс, Энциклопедия Относительного и Абсолютного Знания, том IV. 175. Жак, 26 лет Сегодня мой день рождения. Я запираюсь в туалете и подвожу итоги своей жизни. К 26 годам я все проворонил, ничего не достиг. Не создал семейной ячейки. Нет у меня подруги, нет детей, живу один, независимой, но одинокой крысой. Ладно, занимаюсь любимым делом, но не сказать, чтобы преуспел в писательстве. Мона Лиза II издохла от избытка холестерола. Я похоронил ее рядом с Моной Лизой I. Мона Лиза III еще жирнее своей предшественницы. У нее целлюлит лап (ветеринар впервые такое видит). Она любит прижаться ко мне и смотреть телевизор. Тема литературной программы этой недели – «Новая литература», приглашенная звезда – Мериньяк. Он утверждает, что иногда его настигает экзистенциальная тревога и он задает себе вопросы. По-моему, он хвастается. Не задает себе этот Мериньяк никаких вопросов, потому что уже нашел все ответы. Мона Лиза III что-то шепчет мне на ухо. Похоже на «мяу», но я знаю, что это жалоба на голод. – Прекрати, Мона Лиза III, ты уже слопала три банки особого печеночного паштета с размельченным сердцем! – Мяу, – отвечает бесстыжая толстуха. – Больше ничего не осталось, а на улице дождь. – Мяу, – настаивает вредное животное. Ясное дело, не ей же идти на холод и искать в ливень открытую бакалею. Думаю, кошки – моя уловка. На самом деле я заменяю ими женщину. До меня начинает доходить, что проблема во мне самом. Это я выбирал трудных девушек, загонявших меня в один и тот же тупик. Но как перепрограммировать самого себя? Мона Лиза III продолжает мяукать, поэтому я выключаю телик, надеваю прямо на пижаму плащ и отправлюсь на поиски банки кошачьего паштета. Со мной здороваются соседи. Моих книг они не читают, но я слыву у них автором научно-фантастических романов, в своем квартале я превратился в живописную фигуру. Ближайший большой супермаркет уже закрыт, в бакалее не осталось «печени с сердцем», есть только «тунец и лосось в соусе карри». Я хорошо знаю вкусы Моны Лизы III, за неимением «печени с сердцем» она согласится разве что на «фаршированную дорадо с икрой». Есть и такое, но уж больно дорого. Я не смею возвращаться с пустыми руками. «Дорадо с икрой» меня бесит. Хотя это же мой день рождения! Раз я отмечаю его на пару с кошкой, то лучше вовлечь ее в празднование. Себе я беру растворимые спагетти. Что на десерт? «Плавучий остров». Я нацеливаюсь забрать последний с полки «свежие продукты», но чья-то рука хватает упаковку одновременно со мной. Я инстинктивно тяну сильнее. Моя взяла. Я оглядываюсь: кто мой соперник? На меня таращит глаза девушка. – Вы, случайно, не Жак Немрод? Я киваю. – Писатель Жак Немрод? Я смотрю на нее, она на меня. Она широко улыбается и протягивает руку: – Натали Ким. Я прочла все ваши книги. Я невольно пячусь и натыкаюсь на что-то твердое, втыкающееся мне в спину. На меня обрушивается высокая гора банок с зеленым горошком. 176. Венера, 26 лет Нужно его отыскать. Просто необходимо. Надо позарез. В телефонном справочнике Лос-Анджелеса д-ра Раймонда Льюиса нет, в нью-йоркском тоже. Я звоню в справочную службу, ищущую людей по всей стране. Ответ приходит быстро. Один врач-акушер Раймонд Льюис нашелся в Денвере, штат Колорадо. Самолет, такси – и вот я стою перед милым домиком на симпатичной улице. Я кидаюсь на звонок. Лишь бы он оказался дома. Лишь бы! Раздаются шаги, дверь открывает лысый человечек в толстых очках. Наверное, он видел меня в кино, иначе не застыл бы так и не таращился бы. – Мне необходимо с вами поговорить. Вы меня впустите? Он, мягко говоря, удивлен. Когда Раймонд Льюис снимает очки, взгляд у него оказывается невероятно ласковым. Он вытирает платком мокрый лоб. – Доктор Льюис, меня заверили, что вы можете устранить проблему, мучающую меня с самого рождения. Говорят, вы вообще единственный на свете, кто мог бы мне помочь. Он отступает и позволяет мне войти. Предлагает сесть на диванчик в гостиной, достает бутылку виски, но мне не наливает, а сам выпивает две рюмки. Не успеваю я рта открыть, как он сообщает, что я – женщина его жизни. Увидев меня по телевизору, он понял, что это со мной, больше ни с кем, он должен закончить свои дни. Каждый вечер он мечтает обо мне. Его спальня увешана афишами с моей персоной. Что с того, что обычно их покупают водители-дальнобойщики? Его вдруг обуревает сомнение, и он спрашивает, не двойник ли я настоящей Венеры Шеридан. Потом подбегает ко мне, чтобы проверить, не спрятана ли на улице камера и не участвует ли он в какой-то постановке. Чтобы убедиться, что все в порядке, Льюис опрокидывает еще две рюмки виски. – Об этом мгновении я не смел даже мечтать, – признается он. – В самых безумных своих фантазиях я осмеливался разве что приблизиться к вам в толпе и попросить автограф. Его восторженность не оставляет меня равнодушной. Он такой трогательный! Смотрит на меня, как на привидение. Когда у него восстановится дыхание, я задам ему свои вопросы. – Вы не поверите, если я расскажу, какие обстоятельства привели меня к вам. Буду откровенной, объяснением всему может быть только правда. Я связалась через медиума со своим ангелом-хранителем, и ангел мне сказал, что у вас была та же проблема, что мучает меня, и что вы стали единственным, кто сумел с ней покончить. Поэтому я преодолела тысячу двести километров, чтобы с вами встретиться. Доктор Льюис все еще растерян, но виски помогает ему прийти в себя. – Ваш… ваш ангел-хранитель, – заикается он, – посоветовал вам отправиться ко мне!.. Тут я спохватываюсь, что выгляжу дурой. Бедная Венера, как же низко ты пала! Бездарный медиум наплел тебе невесть чего, и ты теперь заводишься с пол-оборота. Тебя извиняют только твои невыносимые головные боли и то, что никто еще не смог помочь тебе от них избавиться. – Ангел… – недоверчиво повторяет доктор Льюис. – Вы, конечно, в ангелов не верите. – Никогда о том не задумывался, но кто бы вас ни прислал, главное, что со мной происходит что-то сказочное. Пора переходить к фактам, а то он снова оторвется от реальности. – Я больна. Вы сможете меня вылечить? Он становится серьезным. Врач берет верх над влюбленным.