РЕЦЕПТ «ПЛАВУЧЕГО ОСТРОВА». Начинаем с «океана», где будет плавать «остров». Он будет желтый и сладкий – таков английский крем. Кипятим литр молока, разбиваем шесть яиц и отделяем желтки от белков. Откладываем белки. Взбиваем желтки с 60 г сахара, добавляем горячего молока. Готовим на слабом огне крем, все время поворачивая кастрюльку. Не доводим до кипения. Делаем белый айсберг – собственно «остров». Для этого сильно взбиваем белки с 80 г сахара, добавляем щепотку соли. Карамелизуем форму (60 г сахара). Залить в нее взбитые белки и выпекать 20 мин. на водяной бане. Охлаждаем «плавучий остров». Переливаем крем в полую посуду для размягчения «острова» перед запуском в «океан». Подать сильно охлажденным. Эдмонд Уэллс, Энциклопедия Относительного и Абсолютного Знания, том IV. 67. Старый друг Рауль Разорбак по-прежнему думает, что эта Натали Ким – всего лишь одна клиентка среди многих. Но у него появляется мысль, как нам продвинуться в наших делах. – Следуй за мной. Вместе мы перелетаем на юго-восток. Там, на холме, собрались ангелы, сгрудившиеся вокруг какого-то оратора, как поклонники вокруг любимого исполнителя. Тот выразительно жестикулирует. Я сразу его узнаю: Фредди Мейер! Старый слепой раввин ни капли не изменился. Низенький, полный, лысый, очки в толстой черной оправе на бесформенном носу; здесь, правда, слепота ему не помеха. В мире духов слепой ангел так же зряч, как все остальные. Рауль толкает меня локтем, но я и без этого все вспомнил. У Фредди любое исследование и открытие становится возвышенным. Он был самым строгим, самым вдохновенным, сильнее всех стремился к совершенству среди героев эпохи танатонавтики. Это ему пришла мысль сплести серебряные нити для большей надежности групповых полетов. Он разработал первые стратегии эктоплазменных войн. Нет ничего более захватывающего, чем снова отправиться вместе с ним на поиски приключений! Мы присоединяемся к небольшой толпе слушателей и прислушиваемся к оратору. Он рассказывает… анекдот. – Сорвавшийся в пропасть альпинист в последний момент успевает уцепиться за деревце. «На помощь, на помощь! Есть тут кто-нибудь? Спасите!» – в отчаянии кричит он. Появляется ангел. «Я твой ангел-хранитель, – обращается он к альпинисту. – Доверься мне, я тебя спасу». Немного подумав, альпинист отвечает: «Неужели больше никого нет?» Ангелы прыскают, я тоже. Ангельский юмор, он такой. Придется привыкать. Я в восторге от встречи со старым соратником. Кто говорил, что в раю скучно? Фредди – наше спасение. Я делаю ему чуть заметный знак, он бросается к нам: – Мишель! Рауль! Мы обнимаемся. В моей памяти оживают наши общие воспоминания: первые встречи, поделки, первые стартовые кресла, экспедиции в рай, первые экзоплазменные войны с хашишинами. – Сейчас я вам представлю новых друзей! – провозглашает Фредди. Нас окружают лучащиеся существа. Я узнаю знакомые лица: Гручо Маркс, Оскар Уайльд, Вольфганг Амадей Моцарт, Бастер Китон, Аристофан, Рабле… – Нас прозвали Райской комической труппой. Только здесь я узнал, какой шутник Моцарт. Он позволяет себе любые вольности. Не то что зануда Бетховен. – Как насчет твоих клиентов? – спрашиваю я. Фредди пожимает плечами. Он утратил веру в свою ангельскую работу и перестал заниматься вверенными ему душами. Слишком многие клиенты его разочаровали. Хватит с него людей. Спасать их? В это он больше не верит. Подобно Раулю, он убежден, что побуждать людей к развитию – непосильная задача даже для самых одаренных ангелов. Аристофан говорит, что у него набралось уже 6527 клиентов и ровно столько же неудач. Бастер Китон жалуется, что ему достаются одни лапландцы, удрученные отсутствием солнечного света. Оскар Уайльд подхватывает: это еще что, полюбовались бы они на его индусов, чьи свекрови поджигают сари своих невесток, чтобы получить страховку. Гручо Маркс с горем пополам справляется с красными кхмерами, выясняющими отношения в джунглях. Рабле воздевает руки к небесам и рассказывает о своих сорванцах из бидонвилей Сан-Пауло, с утра до вечера нюхающих клей и с трудом доживающих до 14 лет. Выходит, комикам достаются самые драматические судьбы. – Это невыносимо. Большинство из нас признает свое поражение. Людям не помочь. Я воспроизвожу довод Эдмонда Уэллса: – Но ведь само наше присутствие здесь доказывает возможность вырваться из цикла реинкарнаций. Раз получилось у нас, значит, другие тоже на это способны. – Может быть, у людей все устроено так же, как у их предшественников-сперматозоидов, – размышляет вслух Рауль. – В яйцеклетку попадает всего один из тридцати миллионов. Лично мне не хватит терпения проверить тридцать миллионов душ в ожидании разрешения пройти, наконец, в Изумрудные врата. Вижу, для моего друга большое облегчение оказаться не единственным, кто готов отречься. Фредди Мейер – его единомышленник. Тому тоже надоело возиться с душами в надежде на вознесение, проще махнуть на них рукой. Он изжил былое честолюбие и теперь готов провести остаток существования, забыв о мире смертных и весело хохоча. Фредди утратил всякую надежду на человечество и верит только в юмор. Что стряслось, чтобы веселого эльзасского раввина постигло такое разочарование? – Холокост, – тихо объясняет он. – Геноцид евреев во Вторую мировую войну. Он опускает голову, как унылый побежденный. – Отсюда лучше видно. Все становится понятно. Доступна любая информация. Теперь я знаю обо всем произошедшем, и это хуже всего того, что я мог прочесть на Земле. Это даже не ужас, а гораздо хуже. – Я… – Нет, ты не знаешь. Очереди перед газовыми камерами, дети, вырванные их рук матерей и убитые о стены печей, медицинские опыты на живых людях… Надо очутиться здесь, чтобы все увидеть и почувствовать. Меня не покидают все эти картины. Я предлагаю объяснение: – Может быть, как раз потому, что ангелам наскучила их работа, как теперь тебе, и произошли все эти зверства? Но Фредди меня не слушает. Схватив меня за плечо, он заходится от смеха. – Не желаю больше этого знать. Хочу только смеяться, смеяться, смеяться… Пьянеть от хохота и от шуток до конца времен. Будем же смеяться, друзья мои! Смеяться и забывать. Как он изменился, дорогой мой Фредди! Неужели даже юмор бывает навязчивым? Он хлопает в ладоши. – Здесь становится грустно. Срочно нужен хороший анекдот. АНЕКДОТ! – требует бывший раввин-танатонавт. После таких воспоминаний как-то не до юмора, тем не менее Оскар Уайльд старается рассеять мрачное настроение, созданное словами Фредди: – Иисус путешествует со своей матерью. В родном селении они видят, как жители намереваются забросать камнями женщину, изменившую мужу. Иисус вмешивается и говорит: «Пусть тот, кто ни разу не грешил, первым бросит в нее камень». Ропот в толпе, все роняют камни. Иисус уже собирается освободить женщину под аплодисменты толпы, как вдруг огромный камень, просвистев в воздухе, убивает несчастную. Иисус оборачивается. «Тебе не кажется, мама, – говорит он, – что иногда ты перегибаешь палку?» Звучат натужные смешки. – Наше счастье, что Иисус нас не слышит, – говорит как обычно невозмутимый Бастер Китон. – Он не любит, когда шутят с его матушкой… – Есть еще анекдот про человека, который все время жалуется, что никак не выиграет в лотерею. Прилетает его ангел-хранитель и говорит: «Слушай, я хочу, чтобы ты выиграл, но для этого ты должен хотя бы купить билет!» Этот анекдот все знают, тем не менее хихикают. Мы с Раулем не участвуем во всеобщем веселье, считая его немного искусственным. И тут появляется Мэрилин Монро. Фредди раскрывает ей объятия. Став ангелом, она не утратила былого изящества, той магии, что сделала Норму Джин Бейкер легендой. По-моему, несправедливо, что звезды, умершие во цвете лет, здесь по-прежнему хороши, тогда как те, кто ушел в глубокой старости, вроде Луизы Брукс или Греты Гарбо, навечно отмечены следами прожитых лет. – Представлять вам эту прелестницу излишне, – говорит задорный раввин. Он гладит ее по ягодицам. Не знай я, что здесь невозможна какая-либо сексуальность, заподозрил бы, что они состоят в интимной связи. Они смеха ради подражают любовным ласкам, хотя пальцы каждого встречают одну пустоту. Удивительно, что такая красотка находит в этом лысом толстяке? Ответ не заставляет себя ждать: юмор! Мэрилин дарит Фредди свою красоту, он в ответ одаривает ее смехом. – Вразумите его, мисс Монро! – просит Рауль. – Простите, для меня ужас холокоста – такая же травма. Если хотите знать, прежде чем выйти замуж за Артура Миллера, я приняла иудаизм. Мне хочется выяснить истинные обстоятельства ее смерти, но момент не очень подходящий. – Сначала, – объясняет Мэрилин, – Фредди посещал бывшие концлагеря, чтобы помочь еще блуждавшим там по-прежнему душам подняться в рай. Но потом он бросил это занятие. Не смог всего этого вынести. Очень многие пережили слишком страшные страдания из-за безразличия неба и народов. Биологический вид, способный совершать такие преступления, недостоин спасения. Я очень хорошо его понимаю и тоже больше не хочу что-либо делать для людей, – заканчивает она с плохо сдерживаемой яростью. – Чем отчаиваться, не лучше ли попытаться понять? – предлагает Рауль. – Что ж, тогда ответь на вопрос: почему такие преступления совершались безнаказанно? Почему, я тебя спрашиваю? Почему? ПОЧЕМУ? – кричит Фредди. Рауль сбит с толку, но быстро берет себя в руки: – Потому что система здесь, наверху, сложнее, чем кажется. Наш долг – выяснить, кто принимает решения выше нашего ангельского мира. Пока мы не настроим космические часы, весь этот сложнейший механизм, холокост останется загадкой. Более того, сохранится риск его повторения. Вместо того чтобы окукливаться в своем горе, ты бы лучше помог нам проникнуть в тайны мира Семерок, чтобы помешать новым гекатомбам. Но раввин Мейер упрямится: – Человечество не способно развиваться. Оно обречено на самоистребление. Между людьми нет взаимной любви. Нет желания добра друг другу. Повсюду возрождается фанатизм, национализм, консерватизм, экстремизм. Ничего не меняется и никогда не изменится. Более чем когда-либо торжествует нетерпимость. Наступает моя очередь заступиться за смертных: – Человечество движется вперед на ощупь. Три шага вперед, два назад. Какой-никакой, а прогресс. Сейчас оно у отметки 333, а скоро достигнет, по-моему, 334. Нельзя это обесценивать. Если мы, ангелы, отвернемся от людей, кто же их спасет? Фредди отворачивается, как будто устав от наших приставаний.