— Что, если тело все-таки найдут. Запустится обычный маховик — стоматологическая экспертиза, отпечатки пальцев, ДНК… в общем, я говорю об объеме работы… Сколько, по-вашему, может отыскаться тел, которые будут представлять для нас интерес, и стоит ли подключать к этому кого-нибудь, кроме нас? И потом, если она все-таки… — Именно этого я от вас и жду. Чтобы вы подтвердили, что ее здесь нет. Лукас смотрел на Амелию, та, в свою очередь, на Эверта Гренса. Лица стажеров выражали недоумение. — Что ее здесь нет? — переспросил Лукас. — Что вы хотите этим сказать, комиссар? — Мы должны как-то мотивировать обращение в Интерпол, чтобы продолжить поиски в Албании. С их помощью мы пройдемся по материалам нераскрытых преступлений с неопознанными женскими телами в архивах тамошней полиции. Лица стажеров зарделись. Еще бы, участвовать в расследовании, к которому хотят подключить Интерпол! Для них все еще было романтикой то, что комиссар предпенсионного возраста воспринимал как повседневную рабочую рутину. Когда, гордые собой, Лукас и Амелия поднялись по лестнице к главному входу в отделение полиции, Эверт Гренс направился в кафе на Санкт-Эриксгатан, где за чашкой кофе и двойной порцией торта «Принцесса» обсудил ситуацию с криминалистом Нильсом Кранцем. После чего отправился в длительную прогулку по пустынным улицам Кунгсхольмена, во время которой позвонил Свену, напомнив о том, как важно не прекращать наблюдения за Марианной Хермансон. Гренс не стал говорить коллеге, что в случае, если Хермансон выдержит проверку, ее место в списке подозреваемых займет сам Свен, а Эверт Гренс подумает, кому поручить слежку уже за ним. Пару часов спустя комиссар открыл дверь своего подъезда в доме на Свеавеген, поднялся по лестнице пешком, запыхавшись, и остановился напротив своей двери. На этот раз Хоффман не стал взламывать квартиру, а терпеливо ждал хозяина, сидя под дверью. — Добрый вечер. — Добрый вечер, комиссар. — Пора тебе обзавестись собственным ключом. — Я не думаю оставаться у тебя так долго. — У меня никогда не было второго, Хоффман, просто не возникало такой необходимости. Но вчера вечером я заглянул в «Ремонт обуви» на Одеплан — и вот, пожалуйста. Видно, нечего сейчас делать сапожникам, кроме как точить ключи да менять батарейки в часах. Эверт Гренс протянул гостю блестящий новенький ключ, и Хоффман тут же его опробовал. Все получилось. Отперев дверь, Хоффман опустил ключ в нагрудный карман бухгалтерской рубашки и вот уже во второй раз переступил порог бесконечной квартиры. Сумку он поставил рядом с диваном, на котором лежали вышитые бисером подушки и который в ближайшие несколько ночей должен был заменить ему кровать. Потом сменил рубашку и дорогие брюки на футболку и джинсы. Только Пит успел переодеться, как зазвонил телефон. Тот самый, который, вопреки своему неписаному правилу, на этот раз Пит взял с собой. Не принимая вызова, Хоффман понес мобильник на кухню, где хозяин квартиры возился с упаковкой апельсинового сока. — Я хочу, чтобы ты это слышал, Гренс. Это поможет тебе составить свое мнение о ситуации. Очень может быть, что я что-то понимаю неправильно. Хоффман принял вызов и прибавил звук, чтобы слышал не только он сам, но и комиссар. — Да? — Я тебя обыскался. Снова этот измененный голос, с теми же интонациями, тем же ритмом и дыханием. В этот момент Хоффман в очередной раз сделал то, чему так хорошо научился за годы агентской работы. А именно, взял под контроль эмоции и усмирил бушевавшую в нем ярость — до поры. — Прошу прощения, — ответил он. — Я неважно себя чувствовал и решил, что будет лучше не отвечать. — А оружие? До сих пор Хоффман говорил шепотом, чтобы не выдать свой новый голос. Но в этом месте ему захотелось кричать: «Я же знаю, что ты наблюдал за мной, дьявол!» Он сдержался, проглотил возмущение и продолжил делать то, что был должен. — Я храню его в надежном месте. — Молодец. Пора действовать. Хоффман скосил глаза на Гренса, и тот кивнул в знак того, что все понимает. — Еще не время, — возразил Пит в трубку. — Это я решаю, когда время, а когда нет, — возмутился механический голос. — Потому что, как тебе известно, у меня скопилось достаточно документов, каждый из которых твой смертный приговор. — Мне нужно время, еще три дня. — Три дня? — Чтобы сделать то, чего вы от меня ждете. Ты нанял меня, пусть и против моей воли, как компетентного специалиста, так доверяй мне. Я знаю, что мне нужно, а нужно мне всего лишь три дня. Если, конечно, хочешь, чтобы у меня получилось. Нависла долгая пауза, но даже и теперь трудно было представить себе обстановку, в которой находился говоривший. Ни тебе машин на заднем плане, ни самолетов, ни щебечущих птиц. Не говоря о звуках, выдававших присутствие рядом других людей. — Хорошо, три дня, — согласился наконец искаженный голос. — Но потом мы передаем документы. Снова тишина, на этот раз совсем другая — напряженная, словно готовая разразиться электрическим разрядом. — Ты хорошо говорил, Хоффман, — похвалил напарника Гренс. — Я бы не смог держать себя так, принимая в расчет, что стоит на кону. — Именно это меня и держало. — А голос! Ты же превратился в робота! — Разве сам ты никогда не бывал в такой ситуации, комиссар? Или не сидел в комнате для допросов напротив убийцы, который говорит, как нормальный человек? Чтобы делать то, что мы с тобой делаем, надо уметь отключаться. Эмоции — вредный балласт. — Не надо быть инспектором полиции, чтобы это понимать. Пит Хоффман бросил взгляд в глубь самой одинокой квартиры из всех, какие когда-либо посещал. В этот момент они поняли друг друга, впервые и по-настоящему. Оба согласились с тем, что самый отвратительный и опасный враг живет внутри нас и называется одиночеством. Во время телефонного разговора Гренс держал в руке упаковку сока, которую теперь поставил на стол рядом с половинкой батона, куском сыра, пачкой сливочного масла. Пока шипела и фыркала кофейная машина, комиссар принес из прихожей грифельную доску и мешочек с магнитами и мелками. Хоффман с удивлением наблюдал за напарником. — Чем это ты занимаешься, Гренс? — Объясню, но только после того, как объяснишь, чем занимаешься ты. Эверт Гренс кивнул на свернутую вчетверо салфетку, которую Пит Хоффман достал из кобуры и развернул на столе. Что-то вроде кроссворда — длинные ряды клеточек, заполненные буквами. Некоторые из которых были перечеркнуты, как это делают с решенными головоломками или выполненными пунктами некоего плана. Выжить — двенадцать букв. Ф-О-Н-Е-Т-О-Г-Р-А-М — М-А Выжить — семь букв. П-Е-Р-Е-Е-З-Д Выжить — четыре буквы: Л-И-Ц-О Выжить — девять букв: Д-Е-Т-О-Н-А-Т-О-Р Выжить — восемь букв: Г-Л-У-Ш-И-Л-К-А До этого места слова были перечеркнуты, но оставалось еще два пункта. Выжить — одиннадцать букв: Л-О-К-А-Л-И-З-А-Ц-И-Я Выжить — девять букв: