– Это всё правильно, – кивнул Мишка. – Но без Торгата я такое решить не могу. Он первый охотник, ему и решать. А поговорить поговорю. Мне и самому это не нравится. Если так дальше пойдёт, тут зверя вообще не останется. – Вот и я про то говорю, – закивал Илкен. – Да ты бы лучше прямо признался, что тебе больше нравится золото добывать, чем по тайге бегать, – поддел его Мишка. – Золото, конечно, добывать интересно, – усмехнувшись, кивнул паренёк, – но у меня другой интерес. Я тебе рассказывал. – Я помню. Ты бы хоть раз показал, как получается. – Принесу, – пообещал Илкен. – Хорошо у него получается, – вдруг вступил в разговор средний брат. – Как живые звери выходят. Шаман сказал, его руками духи водят. Даже в дом духов несколько фигурок забрал. – О как! А чего раньше молчал? – делано возмутился Мишка, с интересом рассматривая паренька. – Отцу не очень нравится. Вот и молчал. Думал, ты тоже смеяться будешь, – пожал Илкен плечами. – С чего мне смеяться, если мне самому нравится машины всякие собирать, – улыбнулся Мишка. – Ладно, парни. Доедайте и давайте чай пить. Завтра ещё дел много, – закруглил он разговор. * * * Наконец сезон заготовок закончился, и Мишка, увезя домой очередную партию солонины, принялся с нетерпением ждать морозов. Аэросани уже дважды были осмотрены, проверены, смазаны и заправлены. Хоть сейчас в путь. Сотня регулярно проверяла свой участок границы, а пластуны то и дело прогуливались за кордон в разведку. Но никаких новостей с той стороны не поступало. И это затишье парню очень не нравилось. Устав ломать голову над таким несоответствием правилам войны, Мишка отправился к атаману. Казак принял его словно дорогого гостя. За чаем и неспешным разговором ни о чём они провели часа полтора. Потом, устав от этого словоблудия, Мишка отставил чашку и, вдохнув, прямым текстом спросил: – Что с той стороны слышно, Сергий Поликарпович? – В том-то и дело, что ничего, Миша, – почесав в затылке, смущённо признался казак. – Сам не понимаю, с чего так. Но после вашего похода на нашем участке словно померли все. Даже странно. – Вот и мне странно, – задумчиво проворчал Мишка. – А приятель твой из контрразведки что говорит? – Да ничего он не говорит. Секреты у них, – досадливо отмахнулся парень. – В общем, всё мутно и непонятно. Но с другой стороны, река от дождей вспухла, вода холоднючая, и рисковать переправляться никто не захочет. Думаю, до того, как лёд встанет, никто не сунется. Хотя от бандитов всего ожидать можно. – Это верно, – вздохнул атаман. – Я так понимаю, ты по льду собираешься опять на заимку идти? – А как иначе? – не понял Мишка. – Меня промысел кормит. – Да тебе с твоими умениями можно вообще из мастерской не выходить, – усмехнулся атаман. – На одном оружии больше заработаешь. – Не смогу я так. Я только в тайге по-настоящему и живу, – грустно улыбнулся Мишка. – Понимаю, – снова вздохнул казак. – Вольной птице крылья не подрежешь, с тоски помрёт. Эх, если бы не нога моя, сам бы с тобой напросился, – с тоской в голосе признался казак. – Ладно, Сергий Поликарпович, пойду я, – улыбнулся Мишка, хлопнув себя по коленям ладонями. – Благодарствуй за хлеб-соль. – Заходи ещё, Миша. Уж тебе я всегда рад, – ответил казак, поднимаясь, чтобы проводить его до ворот. Вернувшись в дом, Мишка послонялся из комнаты в комнату и, подумав, отправился в мастерскую. Достав из угла маленькую корзинку с сырой глиной, он присел к столу и, размяв в ладонях небольшой её кусок, принялся набивать обрезок трубы диаметром примерно сантиметров семь. Пока есть время, Мишка решил попробовать отлить своим женщинам несколько украшений. На этот раз вместо резца он использовал закруглённый на конце кусок стальной проволоки, вбитой в кусок деревяшки. Нанеся контуры серьги, он принялся штрихами вырезать на глине абрис лани. Делать серьги сплошными парень не хотел. Тяжёлые получатся, от этого голова болеть будет, и мочки сильно оттянут. Так что все его изделия были тонкими и ажурными. Аккуратно срезав с поверхности всю лишнюю глину и подровняв рисунок, Мишка придирчиво осмотрел его и, чуть улыбнувшись, тихо проворчал: – Руку набил, осталось только морду набить. Отодвинув получившуюся матрицу в сторону, он быстро набил глиной следующий обрезок трубы и, подумав, принялся вырезать звено под монисто. Идея подарить тётке такое украшение появилась у него давно, но парень никак не мог решить, какой вид ему придать. А тут, что называется, накатило. Он решил сделать монисто из отдельных фрагментов, которые потом скрепит отдельными звеньями. Рисунок на этот раз он сделал абстрактный. Просто узор, в котором каждый сможет усмотреть то, что сам захочет. Закончив, он сунул матрицы в печь и отправился готовить металл. Благо заготовок под это дело он наделал много. Порядка двух килограммов смеси в брусках разного калибра. Именно так Мишка называл эти слитки. Заодно появилась мысль накатать ещё проволоки для других украшений. Вообще после изготовления серёг для дочери Мишка ощутил вкус к изготовлению ювелирных украшений. Больше всего его радовал тот факт, что можно было не бояться что-то испортить. Не получилось, сунь в печь и переплавь. И никто никаких вопросов не задаст. Благо всё своё. Кузнец Елисей научил его правильно отделять чистое серебро от примесей при плавке китайских монет. Так что в его украшениях были только благородные металлы. Пользуясь тем, что все женщины куда-то разошлись, Мишка вздул в печи огонь и, подкинув угля, принялся плавить металл. Заранее приготовив кусок листового железа и кусок жести, он заглянул в чашу с металлом и, хмыкнув, натянул кожаную рукавицу. Достав чашу, он тонкой струйкой налил расплавленный металл на жесть и, сунув чашу обратно, принялся катать согнутый коромыслом лист. Горячее золото, прокатываясь по жести, начало приобретать форму длинного прутка. Осторожно скатив этот пруток на лист железа, Мишка подхватил ещё один кусок железа и, положив его сверху, принялся раскатывать, словно тесто. Плавными, ровными движениями он вытягивал пруток, добиваясь максимально малой толщины. Когда концы прутка начали вылезать за края железных листов, Мишка кусачками разделил его пополам и снова принялся катать. Так, раз за разом, он вытянул из одной заготовки кусок примерно полтора метра длиной и толщиной с цыганскую иглу. Дальше все эти куски ещё предстояло прокатать на кусках полированной латуни. Возни, конечно, много, но оно того стоило. В этих местах Мишка ещё ни у кого не встречал украшений, подобных тем, что делал сам. Это и был повод для его тайной гордости. В лавках можно было найти украшения самые разные, но таких, как выходили из-под его рук, не было. Так что подружка Танюшки Светланка теперь с гордостью демонстрировала всем небольшие, но очень изящные серёжки, вызывая у остальных приступы тихой зависти. Её мать, Рада, несколько раз пыталась проявить гордость и отказаться от подарков. Но Мишка, устав спорить, просто рявкнул на женщину, обозвав надутой гусыней. Потом был недолгий разговор с атаманом, после чего тот сам быстренько вправил ей мозги. Вернувшись после того разговора к Мишке, казак устало огладил бороду и, задумчиво посмотрев на парня, спросил: – Миша, ты объясни мне, бестолковому, с чего ты всё это затеял? – Да просто так. Танюшка моя с её Светланкой дружат. У моей серёжки появились, а вторая только смотрит да вздыхает. А тут ещё и Настя сказала, что Рада вдова и что сама она таких ей никогда не купит. Вот и сделал. А что до винтовки, так тут всё ещё проще. Пацанам нужно к оружию привыкать. А из справы воинской только то, что от отца осталось. Вот и отдал одну винтовку. Ну не солить же мне их. Сам знаешь, у меня тех стволов, как у дурака махорки. – Ну, с оружием я так сразу и понял, – кивнул атаман. – А вот с серьгами… – Да брось, Сергий Поликарпович, – отмахнулся Мишка. – Там того золота чуть. Работа дороже стоит. А мне всё равно руку набить надо было, чтобы потом своим что поинтереснее сделать. Так чего они просто так валяться будут? Пусть дитё порадуется. – А она уж, дура, решила, что ты хочешь её купить, – смущённо проворчал атаман. – Вот уж и вправду дура, – фыркнул Мишка. – И для этого я к ней бабу свою послал. – Вот-вот. Я ей так и сказал, – рассмеялся казак. В общем, история вышла забавная и поучительная. Настя же, узнав о том, что подумала Рада, долго фыркала рассерженной кошкой и даже порывалась сбегать за косы её потаскать. Мишка жену едва успокоил. Вспоминая всё это, он продолжал катать проволоку, когда в дом ввалилась женская часть его семейства. Мокрые, но румяные и довольные. – Ну и где вас носило? – грозно выгнул Мишка бровь, снимая рукавицы. – А к реке ходили. Да по торгу прошлись, – улыбнулась тётка, быстро снимая с ребёнка уличную полость – что-то вроде кожаного конверта. Мишка сшил его, когда услышал, что Настя регулярно выносит сына на улицу, после чего вынуждена долго сушить все детские одеяла. Дожди тут начинались внезапно и бывали очень сильными. Так что такой конверт оказался серьёзным подспорьем. Малыш уже вовсю садился и регулярно пытался встать на ножки, чем радовал и умилял всё семейство. – И чего купили? – поинтересовался Мишка, вопросительно покосившись на сумки, которые тётка и Настя скинули на лавку у двери. Судя по всему, тара была не пустой. – Да так, по мелочи всякого, – отмахнулась Глафира. – А ты чем тут занят? А натопил-то! Дышать нечем. Как в бане. – Проволоку для украшений катаю, – пояснил Мишка, демонстрируя им уже готовый продукт. – Ты хоть поел? – спросила тётка, укоризненно посмотрев на парня. – Некогда было. Да и чего это я стану сам по чугункам лазить? Или в доме хозяйки нет? – поддел он её. – Ой, я сейчас, Мишенька, – тут же засуетилась Настя. – Не спеши, торопыжка, – рассмеялся он, перехватывая жену на пути к печи. – Я ещё не закончил. Посиди пока. Вот доделаю, тогда и подашь. Тётка отправилась переодевать и укладывать мальчика, а Настя с Танюшкой, раздевшись, чинно уселись в сторонке и принялись наблюдать, как Мишка катает проволоку. Ещё через час, когда весь расплавленный металл был использован, парень свернул своё производство и отправился мыться. Поужинав, он снова занялся проволокой. Теперь её предстояло тянуть на латунной плите латунным же утюгом. Сложнее всего в этом процессе было прикладывать равномерное усилие на каждый проход, чтобы проволока получалась ровная, одной толщины. Глядя на него, Настя только головой качала. Закончив с одним куском, Мишка устало потянулся и, обняв жену, тихо спросил: – Ты чего носом крутишь? – Да если б я знала, что ради серёг ты столько труда тратишь, ни в жизнь бы не заикнулась о них и Танюшке бы запретила. – Брось. Это пока так. Потом я сюда машину какую-нибудь приспособлю. – Вот когда приспособишь, тогда и станешь делать, – решительно возразила жена. – А до того вы у меня будете как оборванки ходить? – поддел её Мишка. – Нет уж, милая. Не бывать тому. – Чего это мы оборванки?! – возмущённо зашипела Настя. – Уж чего-чего, а одёжа у нас другим на зависть. И опять же, всё твоими трудами. – Вот и радуйся, что муж у тебя не лодырь какой, а мужик с руками, – тихо рассмеялся Мишка, нежно целуя её. – А я и радуюсь, – выдохнула девушка, млея в его объятиях и теряя боевой запал. В общем, проволока так и осталась недоделанной. Глафира, едва сообразив, куда исчезла молодёжь, отозвала Танюшку к себе в комнату и оставила её там ночевать. Утром под её лукавыми взглядами они выползли в общую комнату только после того, как тётка несколько раз постучала в дверь. Плюхнувшись на стул, Мишка широко, едва не выворачивая себе челюсть, зевнул и, заметив тёткин взгляд, усмехнулся в ответ. – Себя вспомни, – беззлобно буркнул он, принимая от Глафиры чашку с чаем. – Потому и смеюсь, – усмехнулась та в ответ. – И то сказать, скоро опять в тайгу сбежишь, а баба в самом соку одна останется. – Не одна, а с тобой и с детьми. Ты мне тень на плетень не наводи. Ежели б не тайга, сидели б сейчас голодными. На одних машинах много не заработаешь.