С резким вздохом, словно из его груди выбили воздух, Джуд поймал Антона за запястье и отстранился. – Все равно ты не должен был бросать меня. «Мне пришлось», – не сказал Антон. – Я тебя не простил. – О, – ответил Антон. – Значит, ты не хочешь поцеловать меня? Взгляд Джуда опустился на губы Антона. – Нет. Уголок губ новогардийца приподнялся. – Разве я не говорил тебе, что ты плохо врешь? – Антон, – в голосе Джуда мелькнула боль. Антон смягчился: – Прости. Я серьезно. Знаю, что причинил тебе боль, и, если ты не сможешь простить меня или тебе нужно время, я буду рядом, обещаю. Он удерживал взгляд Джуда, и в груди, несмотря ни на что, разгоралась надежда. Когда паладин не ответил, Антон проглотил разочарование, натянул на лицо грустную улыбку и начал отходить. И наконец Джуд потянулся к нему. Он просто коснулся локтя Антона, но улыбка успокоила беспокойство, которое грызло его с тех пор, как он решил отправиться за Джудом. Или, если быть честным, с тех пор как он вообще решил держаться от него подальше. – Да, – осторожно произнес Джуд, вибрируя от тревожной энергии. – «Да» что? – спросил Антон, и его сердце подскочило в горло. Да, прощаю? Да, нужно время? – Да, я хочу поцеловать тебя. Грудь Антона затрепетала от этого простого признания и неподдельного желания на лице Джуда. Больше не думая, он снова наклонился, и в этот раз Джуд позволил ему. Его губы были мягкими и сладкими, и Антон скучал по этому ощущению больше, чем считал возможным. Все те сны оказались лишь бледной тенью. Но, даже наслаждаясь поцелуем, Антон чувствовал, каким осторожным было прикосновение Джуда. Как будто он боялся, что если будет держаться слишком крепко, то Антон выскользнет из его пальцев. Или, может, Джуд просто реагировал так на сомнения Антона. Потому что, как бы Антону ни хотелось просто погрузиться в тепло, расцветающее между ними, он не мог подавить мысль, гниющую внутри, как старая зарубцевавшаяся рана. Мысль, гласившая, что все ценное могут у него забрать. Что лучше вообще ничего не иметь. * * * Антон мягко постучал в косяк двери каюты Беру и заглянул в приоткрытую дверь. – Можешь войти, Антон, – окликнула его Беру, сидящая на кровати, прижав колени к груди. Она внимательно наблюдала, как он входит. После того, что Антон видел на берегу, он бы соврал, если бы сказал, что ничуть не страшился оставаться наедине с ней, но не собирался позволять этому помешать их разговору. – Как он? – спросила Беру. – Мечник? – В порядке, – ответил Антон. – Эфира его исцелила. Их воссоединение пришлось прервать, когда желудок Джуда настойчиво напомнил ему, что он провел последние четыре дня, запертый в башне узников. Антон отвел его в столовую корабля и предложил снова встретиться в их каюте, когда тот поест. Антон посчитал хорошим знаком, что Джуд быстро согласился. – Я рада, – ответила Беру. – Эфира рассказала мне, как ты переживал. – А ты? – спросил Антон. – Ты в порядке? С губ Беру сорвался долгий вздох: – Мне… лучше. Антон неуверенно сел на край кровати. На лице Беру появилась улыбка, и она покачала головой. – Что? Девушка рассмеялась: – Кажется, когда мы разговаривали в последний раз, ты работал официантом в таверне, а я пряталась в крипте. А теперь только глянь на нас. Теперь они были двумя самыми могущественными созданиями в мире. Когда Антон думал об этом в таком ключе, все казалось ему абсурдным. Он улыбнулся. – Я доверяю тебе, Антон, – сказала она ему. – И тогда тоже доверяла. Не знаю почему, но я… мне кажется, это правильно. – Я тоже тебе доверяю, – сказал Антон. Когда они встретились в первый раз, Беру предложила ему не больше не меньше правду о ее худшем страхе. Прошлом, которое ей и Эфире небеспричинно приходилось скрывать. Она попросила его о помощи. Теперь разговор чем-то напоминал тот. – Бог становится все сильнее, – сказала Беру. – С каждым днем все сложнее удерживать его в оковах. Узы Палласа не протянут вечно, поэтому, что бы ты там ни планировал, нужно сделать это побыстрее. – А они знают? – спросил он. – Гектор и Эфира? Ты сказала им или еще кому-то? – Они знают, – ответила Беру. – Но они не… Скорее всего они постараются убедить тебя, что есть способ остановить бога, не навредив мне. Так что я прошу тебя, потому что верю тебе, Антон, не слушай их. Убей бога любым способом и как можно быстрее. Чего бы это ни стоило. Взгляд ее карих глаз встретился с его, и Антон увидел весь ее страх и горе. Она готова пожертвовать собой, если это спасет мир. – Пообещай мне, – попросила она. Антон сглотнул. Он не мог такое пообещать. Не мог смотреть на нее, видеть, как она бескорыстна, как храбра, как она смотрела в лицо смерти снова и снова и не дрогнула. Он видел лишь отражение собственной эгоистичности. Она вела войну в своем теле, каждым вздохом удерживая бога и его желание разрушать. Ей просто хотелось, чтобы это прекратилось. А Антон не мог ей этого дать. Не сейчас. Пока нет. Не отказавшись от единственного, что он не готов был потерять. – Ладно, – сказал он и, произнося это, понимал, что лжет. – Обещаю. Прошлое Бог лежал перед семерыми пророками мертвый, но священное слово осталось. Они все чувствовали его силу, гуляющую по равнине эхом. – Нужно его уничтожить, – сказала Бехезда. – Нет, – возразила Назира. – Что, если бог вернется? Нужно его оставить. – Оно слишком сильное, – сказал Тарсеис. – Нужно его спрятать. Похоронить. – Как? – спросила Эндарра. – Нужно поместить его в сосуд, – сказал Паллас. Он махнул рукой, и из теней руин появилась группа его последователей. Между ними стояла связанная и пытающаяся вырваться Темара. Ананки замерла на месте. – Что это? Что она здесь делает? – Эта девушка – причина, по которой мы здесь собрались, – сказал Паллас. Он обращался не только к Ананки, но и к другим пророкам. – Возможно, бога стоило убить. Но непокорность нельзя оставить безнаказанной. При виде Ананки Темара удвоила свои усилия, сражаясь в попытке добежать до нее. – Что ты делаешь? – спросила Ананки. – Немедленно отпусти ее! Паллас махнул рукой, и из нее вырвался яркий белый свет. Ананки почувствовала тягу силы священного слова. Паллас вытягивал его из нее, как и из других пророков. Свет окружил руки Палласа, а потом Темару. Последователи отпустили ее, и она упала на колени. Бледный свет становился все ярче, и вскоре Ананки уже не могла разглядеть Темару. – Что ты с ней делаешь? – воскликнула она. По ее щекам текли горячие слезы. – Отпусти ее! Она поняла, что один из пророков – Тарсеис – удерживал ее. Воздух наполнил низкий гул, белый свет собрался в Темаре, и вместо темно-зеленых, словно море, глаз, которые Ананки так любила, остался только белый свет.