– Но отец увидит… – Она не оставляла попыток отказаться от ухаживаний. – Сейчас власть другая. Твой отец больше ничего не стоит. Мы теперь у власти. – Залман, зачем ты пришел? Он вздрогнул от этого имени. Много лет никто не произносил его. – Я хотел увидеть тебя. – Он попытался коснуться ее лица, она отвернулась. – Ты стала очень красивой. – Залман, не надо… – Ну, ладно. Мне это даже нравится. Твоя скромность тебе к лицу. – Ему все-таки удалось отвести прядь золотисто-рыжих волос от ее щеки. – Это тебе подарок. Он протянул ей сверток. – Что это? – Открой. Она развернула. В последних лучах солнца блеснула шелковым отливом великолепная ткань. – Это мне? – не поверила она. – Тебе. Нравится? – Очень! – ответила она в восхищении. – Я хочу, чтобы в этом платье ты была на нашей свадьбе. Лиля вспыхнула. Ей четырнадцать лет! Она и в мыслях еще не держала никакой свадьбы. Отец никогда не позволит ей выйти замуж за этого ужасного человека. Да и, в конце концов, она его совсем не знает! – Забирай! – Она отдала ему сверток с тканью. Не без сожаления, конечно. – И уходи отсюда! – Лиля, погоди! – Он смягчил свой командный тон. Все-таки она девушка, нежное создание. С ней нельзя разговаривать, как с солдатом, нужна деликатность. – Нет, я тебя не тороплю. Ты еще молодая, я подожду пару лет. Но не больше. Он развернулся на каблуках своих начищенных до блеска сапог, подложил сверток с тканью под правый локоть, зловеще улыбнулся и исчез в темноте. Глава восемнадцатая После нашего страстного свидания мы с Ромой решили не торопить события и уж точно не раскрывать наши отношения. Я, как обычно, ходила на работу, он приезжал пару раз в неделю, чтобы навестить мать. Однажды я, обессиленная, возвращалась домой после долгого рабочего дня. Жара стояла невыносимая, я изнывала от духоты и усталости, больше всего на свете мечтая о том, чтобы зайти в душ, смыть с себя пот и грязь, выпить воды и залезть с ногами на диван. Еще хотелось писать, есть и спать. В общем, я стремилась к одному – вернуться домой побыстрее. Я сразу заподозрила неладное, когда обнаружила, что дверь заперта изнутри на щеколду. Значит, мама дома и не хочет, чтобы я открыла дверь своим ключом. Интересно, почему? Я недовольно постучала. Она подскочила к двери, выглянула сквозь щелку. Вид у нее был загадочный и возбужденный. – Ой, – сказала она, – хорошо, что ты пришла. То есть хорошо, что ты не зашла. То есть, в общем, я не одна. – Мама, мне неинтересно, с кем ты там. Дай мне зайти домой. – Не могу. – Мама нервно хихикнула. – Ну, я не одна, понимаешь? – Мама, я устала. Мне нужно помыться. Пусти меня немедленно! – Ты не понимаешь, что ли? – взвизгнула она. – Не могу я тебя пустить. – Мама, мне в туалет нужно! – заорала я. – Ну ладно, – согласилась она. – Только в туалет и быстро, – сказала она, пропуская меня внутрь. – У меня мужчина, понимаешь? Хотелось ответить что-нибудь грубое, но сил уже не было, и я побежала в уборную. Когда я закончила свои дела и вышла на кухню, то обнаружила сидящего на моем стуле мужчину. Он был толстый и лысый, на волосатой руке блестел браслет с фальшивыми бриллиантами. – Это Алекс, – засуетилась мама. – Я счастлива, – ответила я и отвернулась от жирного Алекса. – Ева уже уходит, – сообщила мама своему гостю. Она заискивающе улыбалась, и голос у нее был препротивнейший. – И не собираюсь, – ответила я. – Ева! – вскричала мама в гневе. – Как тебе не стыдно! – Тогда уйду я, – сказал Алекс угрожающим тоном. – Нет-нет, что ты! – Мама заломила руки, как в бразильском сериале, который мы недавно смотрели с перерывами на мою любимую рекламу. – Я ухожу. – Алекс поднялся и вопросительно взглянул на меня. – Я счастлива, – повторила я. Он медленно поплелся к выходу, видимо, надеясь, что я одумаюсь. Алекс еле передвигался, его огромные толстые ноги с трудом несли жирное тело. Мама побежала следом, но он неумолимо, хотя и крайне медленно, приближался к выходу. – Нет, прошу тебя, – умоляюще бормотала она. – Ну, не уходи. Ну, я придумаю что-нибудь. Ну, честное слово. – Вот когда придумаешь, тогда и поговорим, – веско заметил Алекс и захлопнул за собой дверь. Тем временем я разогрела вчерашние макароны, поудобнее уселась на моем стуле и включила телевизор. Как раз передавали рекламу про прокладки. Мама зашла на кухню, тяжелым мешком плюхнулась на стул и траурным голосом произнесла: – Как ты могла! – Мама, ты мне телевизор загораживаешь. – Как ты могла! Ты испортила мне жизнь! Ты растоптала мою любовь! – Ой, мама, не начинай, а? Вот этого грязного борова ты называешь любовью? – Ну и что? Зато он разведен! И у него собственный магазин! На рынке, да, магазин, представь себе! Я могла бы пожить по-человечески, если бы не ты… У-у-у! – Она натурально завыла. – Мама, ну чесслово, сил нет никаких, – и я уткнулась в свою тарелку со вчерашними макаронами. – Правильно мне говорили, не надо было тебя рожать. Ведь знала я, ничего хорошего из тебя не получится. – Вот здрасьте! – Есть сразу расхотелось, и я отшвырнула тарелку. – Вот это новость! – Да, еще мама мне говорила: куда ты с ребенком? – А я думала, бабушка меня любила. – Зря думала! Да, я хотела даже аборт сделать. Но папочка твой, сволочь такая, отговорил. А потом бросил меня с тобой на руках, скотина. – Про скотину я уже слышала. – Да, да, слышала, – сказала мама плаксивым голосом. – А я тебе еще скажу. Он женатый был, а я, дура, верила, что вот-вот он бросит жену и уйдет ко мне. Сволочь! А я-то уж не девочка, мне-то уже тридцать семь было. Я тоже нормальную семью хотела! Нормального мужа, нормальных детей! – Но мама… – Молчи! Из-за тебя все! Из-за тебя у меня вся жизнь наперекосяк пошла. Никому я не нужна была с ребенком на руках. Вот ты во всем виновата! – Мама, только давай без сцен. – Без сцен ты хочешь? – Она опять вспыхнула. – А без сцен не получится. Потому что вся наша жизнь убогая – это одна сплошная сцена ужаса! Ненавижу тебя! Убирайся вон! – Мама, ну перестань…