– А ты сам как считаешь? Лебедев не может быть виновником смерти Марианны? – Думаю, нет. Зачем это ему? Они и общались-то чисто по делам. По мелким, профессиональным. «Ой ли? – подумала я. – Это еще нужно выяснить. Пока что я вижу только одну сторону медали, очевидную для Виталика. И насчет этого Лебедева надо мне поинтересоваться в милиции как можно скорее. Интересно, кто ведет это дело? Хорошо бы, кто-то из своих». – Адрес Лебедева тебе известен? – спросила я. – Точно не знаю, но показать могу. Мы как-то заходили к нему вместе с Марианной. Это возле Липок, такой сталинский дом с монументальными подъездами, знаете? – Знаю, конечно, – кивнула я. – Третий этаж, дверь направо. Металлическая. – Хорошо, – я записала данные в блокнот. – Марианна приехала из Пензы? – Да, из Пензы. Год тому назад. – Номер детского дома, в котором она воспитывалась? – Восемь, – на мое удивление, сразу ответил Черкасов. – Фамилия девушки? – Новожилова. Марианна Викторовна. – Фотографии ее у тебя есть? – Да, конечно, – Черкасов с готовностью подошел к угловому компьютерному столу, пощелкал по клавиатуре и открыл папку с фотографиями. Марианна была действительно красивой девушкой: чуть выше среднего роста, длинные черные волосы, карие с зеленью глаза, отличная спортивная фигура… Выглядела она действительно броско, заметно. И одежда ее была яркой, но небезвкусной. Модная обувь, разные по цвету и моделям сумки… Я внимательно рассмотрела девушку на всех снимках и повернулась к Виталику: – Откуда у нее деньги на фитнес? Она работала? – Нет, только подрабатывала Ну, уколы, там, делала на дому и все такое. – Так откуда деньги? Ты ей давал? – Нет. Хотя я старался помогать ей по мере сил – мне это несложно. Но Марианна умела распоряжаться средствами. Она не была транжирой. – И все же? Со стипендии медучилища не будешь менять сумки под каждый наряд, – кивнула я на фотографии. – Да и фитнес стоит недешево. А ведь ей еще и питаться нужно было. Родителей у нее нет, помочь некому. Ты много давал ей денег? – Нет, немного. Но ей что-то полагалось от государства, кажется, как выпускнице детского дома. Я не знаю, сколько конкретно ей платили, никогда не интересовался этим. Но Марианна не жила впроголодь. К тому же в Пензе она продала квартиру. – Квартиру продала? – изумилась я. – Это уже интересно! – Ну да. Им же по окончании детского дома выделяют жилье. Марианне досталась однокомнатная квартира. Но она не хотела жить в Пензе, продала квартиру и приехала в Тарасов. – Однако здесь она жилье не приобрела? Правильно я понимаю? – задумчиво спросила я. – Не приобрела. Ей же дали комнату от общежития – зачем покупать? Это она так рассуждала. – А деньги от продажи квартиры непонятно где… – протянула я и, повернувшись, прямо обратилась к Виталику: – Тебе что-нибудь известно про эти деньги? – Ну, знаете! – возмущенно вскинул он голову. – За кого вы меня принимаете? Чтобы я задавал ей такие вопросы! – Да не кипятись ты, – поморщилась я. – Кипяток прямо такой крутой! А принимаю я тебя за человека, который был близок этой девушке! Может быть, ближе всех, поскольку больше никого в этом городе у нее не было. И я думаю, что она должна была именно с тобой делиться своими планами. Или я ошибаюсь? – Нет, все так, – сбавив тон, кивнул Виталик со вздохом. – Но об этих деньгах мы действительно никогда не говорили. Меня они не интересовали, а Марианна… Я вам уже говорил, что она была практичной девушкой. У меня не было сомнений, что она правильно распорядится этими средствами. В банк положит, к примеру. – Но ведь она сирота! Наверняка она была неопытна в таких вопросах. Ее вполне могли обмануть какие-нибудь мошенники. – Не знаю, не знаю, – повторил Черкасов. – Мы это не обсуждали. «Ладно, сама выясню, то есть постараюсь выяснить это в милиции. Может, они уже успели что-то раскопать? Интересно, где эти деньги и кому они теперь достанутся? Понятно, что завещания у девятнадцатилетней девчонки скорее всего никакого и не было… Кому в таком возрасте придет в голову составлять завещание? Но чем черт не шутит? В общем, нужно все это уточнить. Виталик, конечно, оказался полезнее, чем его мама, но все же информации маловато. Нужно ехать в милицию и к Лебедеву. А также в училище и в общежитие. А потом, если понадобится, и в Пензу смотаться. И все это следует начать завтра, прямо с утра». Разговор с Виталиком, пожалуй, пора было заканчивать. У меня осталось всего несколько вопросов, после чего я собиралась попрощаться с ним, но тут послышался стук в дверь, затем она мгновенно отворилась, и на пороге появилась Альбина Юрьевна. Было совершенно очевидно, что постучалась она чисто для проформы. – Я прошу прощения, что задержалась с угощением, – начала она, внимательно оглядывая лицо своего сына. – Сергей Николаевич приехал с работы, мы разговаривали… Татьяна Александровна, милости прошу поужинать с нами. Мы как раз садимся за стол. Виталик, и ты… идемте. Виталик вопросительно посмотрел на меня. Я хотела было отказаться, но потом подумала, что за столом смогу пообщаться с Черкасовым-старшим, чтобы «определиться» со всем их семейством за один вечер. – Хорошо, спасибо, – я поднялась и пошла вслед за Альбиной Юрьевной, которая спускалась впереди меня, цокая по ступенькам подметками своих домашних туфелек леопардовой расцветки, на небольшом каблучке. Сергей Николаевич уже восседал в просторной гостиной за столом. Это был мужчина лет сорока семи, невысокий, с не очень выразительной внешностью, чуть лысоватый, в очках с тонкой золотистой оправой. Одет он был в стандартный, хотя и хорошо сшитый, серый костюм. Сергей Николаевич, нахмурившись, читал газету. Увидев всю нашу компанию, он отложил ее, протер очки салфеткой и пристально посмотрел на меня водянистыми серыми глазами. Я отметила, что Виталик своей миловидностью и смазливостью явно пошел в мать. Черты лица его отца были гораздо более простыми и блеклыми. «Такой тип внешности хорошо бы подошел для наружки, – невольно подумала я, подавляя улыбку. – Пройдешь мимо – и не заметишь!» – Сережа, это и есть Татьяна Александровна, она уже взялась за работу. Сразу видно настоящего профессионала, недаром Витя ее так хвалил! – чрезмерно бодрым и оптимистичным голосом заговорила Альбина Юрьевна, легонько подталкивая меня к столу. – Добрый вечер, – скучным голосом проговорил Черкасов. На лице его не отразилось никаких эмоций. Мы сели за стол, и появившаяся домработница разлила по тарелкам суп с фрикадельками. – У нас всегда поздний обед, – с извиняющейся улыбкой проговорила Альбина Юрьевна. – Это все из-за Сережиной службы. Он так много работает! И мы все из-за этого страдаем. Я просто плакать готова! «Посмотрела бы я, как бы ты запричитала, если бы он лишился своей службы! Навзрыд бы зарыдала!» – неожиданно со злым сарказмом подумала я: Альбина Юрьевна начала меня раздражать своей чрезмерной эмоциональностью, всеми этими «ахами» и «охами». – Очень вкусно, – вежливо откликнулась я, попробовав суп. – Виктор Павлович говорил, что обычно вы тратите на расследование дня три-четыре, это так? – спросил вдруг Сергей Николаевич, не отрываясь от еды. Виталик бросил на него быстрый взгляд. – По-разному бывает, – уклончиво ответила я. – Но это редко занимает больше недели. Черкасов ничего не ответил, лишь неопределенно кивнул. Во взгляде Виталика я уловила настороженность. Наверное, он испугался, что отец может поставить какие-то условия, ограничивающие мои действия, и это заставит меня отказаться от расследования. Но Черкасов-старший больше ничего не сказал на эту тему. После обеда нам подали кофе с мороженым – натуральный, крепкий, горячий – отличный десерт! Покончив с ним первым, Сергей Николаевич поднялся и, бросив жене: «Я в кабинет», хотел было покинуть гостиную, но я окликнула его: – Сергей Николаевич, можно задать вам пару вопросов? Черкасов застыл на месте, после чего произнес: – Да, разумеется. Спрашивайте. – Наедине, – уточнила я. Его раздумье длилось буквально полсекунды: – Хорошо, после десерта загляните ко мне. По тому, как нахмурились тоненькие выщипанные брови Альбины Юрьевны, я сделал вывод, что ей не очень-то приятен такой поворот событий и она не совсем довольна моим поведением. Но вот тем ли, что я останусь с ее мужем наедине, или же тем, что я осмелилась потревожить его после тяжелого трудового дня, – этого я так и не смогла определить. Не отказавшись от второй чашки – уж очень вкусным был кофе, нечасто встретишь подобный, будучи у кого-то в гостях, – я решила закончить беседу с Виталиком. – С кем Марианна общалась в училище и в общежитии? Ты знаешь какие-нибудь имена? – У нее не было близких подруг, – сразу же ответил он. – Так, приятельницы. В комнате она жила с девушкой по имени Наташа. Я видел ее несколько раз, когда мы заходили к Марианне. – Ты бывал у нее в общежитии? – удивленно спросила Альбина Юрьевна, застыв с чашкой в руке, и уголки ее губ поползли вниз. Виталик не удостоил мать ответом и снова заговорил со мной: – А в училище она со всеми общалась одинаково дружелюбно. – За исключением тех девушек, которых она отметелила сумкой, – напомнила я ему. При этих словах Альбина Юрьевна аж подскочила на стуле. – Марианна дралась?! – с ужасом, показавшимся мне несколько преувеличенным, даже притворным, спросила она у сына. Виталик проигнорировал вопрос матери, сморщившись при этом, однако, словно съел кислую дольку лимона. Альбину Юрьевну подобная реакция явно не удовлетворила. – Виталик! – повысила она голос. – Что, Марианна была такой хулиганкой? Виталик резко повернулся к матери. Несколько секунд он смотрел ей прямо в глаза, причем взгляд у него был таким, что у меня даже мурашки пробежали по спине. Затем он медленно приблизил свое лицо почти вплотную к лицу матери и тяжело выдохнул: – Нет!