– Нарайян знает, где искать? – спросил Лебедь. – Я за ним слежу. Ни на миг глаз не спускаю. От обманника следует ждать любых сюрпризов. По правде говоря, я рассчитывала на дядюшку Доя. Его не проведешь, он ведь и сам старый пройдоха. А я, начальница над пройдохами, должна разрабатывать изощренные планы и затем описывать ход их реализации. Когда я подошла к двери храма, какая-то тварь пролетела над головой. Сова? Или ворона? Я недостаточно быстро обернулась, чтобы разглядеть. – Ранмаст, Икбал, охраняйте нас, пока я тут все как следует не проверю, – сказала я. – Дой, Лебедь, пошли со мной. Вы больше других знаете об этом месте. Внизу перед лестницей Рекоход и Гота грязно ругались, пытаясь справиться с козами. Сыновья Икбала уже уснули прямо на ступеньках, и дождь не был для них помехой. Я попыталась войти в храм, но Нарайян преградил мне путь. – Нельзя, пока я не проведу очищающий обряд. Иначе вы оскверните святое место. Для меня это было вовсе не святое место. Да и как я могу его осквернить? Ладно, пусть душила потешится. Когда-нибудь это капище и впрямь будет разнесено по камешку, и уже никто не сможет его восстановить. А пока я должна ладить с Нарайяном. – Дой, не спускай с него глаз. И ты, Ранмаст. Если обманник попытается ловчить, его испепелит огненный шар. – Мы же договорились, – напомнил Нарайян. Он казался обеспокоенным. И не из-за меня. Озирался, будто искал что-то и не находил. – Ты, главное, сам не забывай об этом, недомерок. Я вышла наружу, под дождь, который успел превратиться в тяжелый мокрый туман. – Дрема, – прошептал Икбал, стоявший на нижней ступени лестницы, – смотри, что я нашел. Я едва расслышала. Малышка по-прежнему капризничала. Измученная Сурувайя баюкала ее, мурлыча колыбельную. Она и сама-то была почти девочка, но очень смышленая и красивая. Трудно понять, как можно быть счастливой при такой-то жизни. Но Сурувайе, казалось, важно было лишь одно: находиться рядом с Икбалом, куда бы ни занесла его судьба. Легкий ветерок шевелил ветки рощи Предначертания. – Что? Мне, конечно, ничего не было видно сверху. Я спустилась по ступенькам храма в сырую, зябкую тьму. – Вот. – Он сунул что-то мне в руки. Куски ткани. Очень хорошей ткани, вроде шелка, шесть или семь кусков, каждый весом в один корнер. Я улыбнулась в лицо ночи. И рассмеялась. Моя пошатнувшаяся вера в Бога окрепла. Эта дьяволица Кина снова предала своих детей. Недоносок добрался до рощи Предначертания вовремя. Недоносок оказался изворотливей обманников. Недоносок сделал свое дело. Сейчас он где-то неподалеку, прикрывает нас и готовит Нарайяну еще один ужасный сюрприз. Я чувствовала себя гораздо увереннее, когда вошла в храм и крикнула: – Шевели тощей задницей, Сингх! Снаружи мерзнут женщины и дети. Не повезло живому святому. Что бы он ни искал под предлогом неосквернения своего храма присутствием неверующих, этого здесь не было. Как же хотелось швырнуть ему в физиономию румелы, которые нашел Икбал! Но я удержалась. Такой поступок лишь разозлил бы душилу, побуждая отказаться от соглашения с нами. Вместо этого я произнесла: – У тебя было достаточно времени, чтобы очистить от скверны не только храм, но и весь проклятущий лес. Забыл, как плохо снаружи? – Тебе нужно выпестовать терпение, летописец. Очень полезное качество и для вашей, и для нашей деятельности. Я снова удержалась и не напомнила старому негодяю, что мы проявили по отношению к нему просто ангельское терпение. На миг Нарайян дал выход раздражению и швырнул что-то на пол. Нельзя сказать, чтобы он совсем не держал себя в руках. Однако я впервые видела его таким – не уверенным в том, что управляет ситуацией. Приглашающе махнув мне рукой, он забормотал. Наверное, тщетно взывал к своей богине. Этот восстановленный храм нельзя было назвать даже тенью того, что видели когда-то Костоправ и Госпожа. Теперь идол был деревянный, не выше пяти футов и неотшлифованный. Лежащие перед ним скудные требы давно засохли. И вроде даже храм утратил зловещую атмосферу места, где было принесено в жертву множество жизней. Да, не очень веселые времена настали для обманников. Нарайян упорно продолжал искать. У меня не хватило духа разбить ему сердце, сообщив, что друзья, которых он рассчитывал тут встретить, столкнулись с друзьями, которых надеялась встретить я. Любые взаимоотношения складываются лучше, если остается некоторый элемент недоговоренности. – Покажи, где нам можно расположиться, а где нельзя, и я постараюсь учесть твои пожелания. Нарайян вытаращился на меня так, словно я внезапно отрастила лишнюю голову. – Я вот о чем думаю. Мы ведь собираемся какое-то время действовать сообща. Для всех будет легче, если мы постараемся уважать обычаи и мировоззрение друг друга. Нарайян сдался. Он начал объяснять, где дозволительно развести огонь и разместиться людям. Храм внутри не восхищал размерами, свободного места в нем было немного. За всю беседу Сингх ни разу не повернулся ко мне спиной. – Здорово ты его напугала, – сказал мне Рекоход. – Он так и просидит всю ночь у стенки, силясь не заснуть. – Надеюсь, мой храп ему в этом поможет. Икбал, опомнись. Этот глупец вздумал присоединиться к матушке Готе, которая занялась стряпней. К нашей старушенции было опасно приближаться, когда она демонстрировала свое кулинарное искусство. Об этом в Отряде знали все. Особо разговорчивого она могла угостить крутым кипятком, выдав его за прохладную водицу. Икбал усмехнулся, обнажив зубы, которые ему давно следовало проверить у Одноглазого. – Ничего, мы как-нибудь поладим. – Ну смотри. Неплохо. Очень даже неплохо. Старуха помогла Икбалу, а потом взялась доить коз. Теперь я понимала, каково Нарайяну. Может, и мне стоило бы просидеть всю ночь у стенки, перебарывая сон. Удивительно, но Гота даже не жаловалась. А дядюшка Дой остался снаружи. Должно быть, захотел насладиться прохладой и свежестью леса. 52 В нечестивом храме было сухо, но ничуть не тепло. Не верилось, что хилый хворостяной костерок способен разогнать холод, насквозь пропитавший эти стены и застарелым духовным ревматизмом въевшийся в наши кости и мозги. Проняло даже Нарайяна Сингха. Сгорбившись у огня, он то и дело вздрагивал, как будто ожидал удара сзади. И бормотал – что-то о своей вере, и без того выдержавшей множество испытаний. Я не щедра на сопереживание и сострадание. Тот, кто выступает против нас, должен знать, что расплаты не миновать и процесс сей будет крайне неприятным. Бог в великодушии своем предоставит нам для этого необходимые средства. И наша антипатия к Нарайяну Сингху так стара, что въелась нам в кости. Поэтому мои слова были полны вовсе не сочувствия. – Предлагаю обмен, – сказала я. – Копия первой Книги Мертвых за твой Ключ. Он вскинул голову. И холодно посмотрел прямо мне в глаза. Подлинный Нарайян проглянул сквозь маску спокойствия и тотчас настороженно сощурился. – Откуда она… – Не имеет значения. Она у нас. Выменяли. И готовы меняться снова. Настороженность сменилась расчетливостью. Я была готова спорить на что угодно, что он прикидывал шансы прикончить нас спящими, чтобы не выполнять свою часть сделки. – Нарайян, пусть это будет не столь элегантное решение, как массовое убийство, но почему бы нам просто не придерживаться нашего уговора? – Меня передернуло – в храме вроде стало еще холоднее, если такое вообще было возможно. – В сущности, я тебе предлагаю премию. Отдай нам Ключ – и можешь проваливать на все четыре стороны. Если поклянешься больше не пакостить Черному Отряду. Я не сомневалась, что дать эту клятву ему ничего не стоит. Но любое обещание обманника все равно что пустой звук. Кина не ждет, что он будет держать клятву, данную неверному. – Поистине великодушное предложение, летописец, – ответил Сингх с оттенком подозрительности. – Позволь подумать до утра. – Да пожалуйста. – Я щелкнула пальцами; подошли Икбал и Ранмаст с кандалами. – Повесьте на него еще и козьи колокольчики. У нас их было несколько. Прикрепленные к кандалам Нарайяна, они зазвенят при малейшем его движении. Конечно, он горазд на всякие трюки, но колокольчики ему не перехитрить. – Только не удивляйся, если я буду настроена уже не так великодушно, когда в мир вернутся свет и тепло. Тьма приходит всегда, это верно, но и солнце всегда встает. Еще до разговора с ним я накинула одеяло на плечи, а сейчас закуталась поплотнее, легла, поизвивалась, как червяк, в тщетной попытке устроиться поудобнее и наконец заснула. Мои сны были полны зла, что, вероятно, случается со всяким, заночевавшим в роще Предначертания. Я осознавала, что сплю. Мне было известно о возможности проникать в свои сны, хотя со мной никогда подобного не случалось. И Госпожа, и Мурген писали о таких вещах. Представшие картины не ввергли меня в ужас, но я была совершенно не готова к зловонию, стоявшему над полем битвы, которая закончилось, наверное, тысячу недель назад. Столь жуткого смрада я не обоняла со времен осады Джайкура. Там и сям увлеченно пировали бесчисленные вороны. Спустя некоторое время я ощутила чье-то присутствие. Поначалу этот кто-то был далеко, потом все ближе, ближе. Я испугалась; мне совсем не улыбалось встретиться лицом к лицу с чудовищной богиней Нарайяна. Хотела броситься наутек, но не знала как. Мурген убегать от Кины учился годами. Потом до меня дошло, что никто мне не угрожает. Этот кто-то не был враждебен. Он знал, кто я. И забавлялся, ощущая мой страх. – Мурген?