Глава 2 Стряхнув воду с дождевика, она сделала шаг вперед, оставляя на полу грязные следы. Одета она была довольно вызывающе: коротко обрезанные шорты, купальный лифчик плюс пирсинг в носу, в ушах и в пупке. Глаза подведены черным, длинные ресницы производили впечатление искусственных. Пахло от нее дымом, но не сигаретным. Возможно, это была сигара, но я в этом сомневался. Тонкие пальцы нервно крутили пройму бикини на шее сзади. Еще шаг – и девушка вдруг совершила стремительный танцевальный оборот. Возможно, ей хотелось оглядеться, но мне показалось, что это движение было для нее естественным, привычным. Не исключено, что в детстве она серьезно обучалась танцам. Длинные черные волосы с синеватым вороновым отливом явно были крашеными, причем сравнительно недавно. Недавней была и татуировка на пояснице чуть выше пояса шортов: кожа вокруг рисунка едва заметно покраснела. Дождевик, несомненно, принадлежал мужчине и был велик ей на несколько размеров. – Вы позволите? – спросил я, показывая на него, но девушка перекинула сложенный дождевик через руку. – Ничего, я справлюсь, – ответила она, и я невольно подумал, уж не вызвана ли эта внезапная вспышка недоверия мужчиной, который дал ей этот плащ. На вид моей гостье было лет пятнадцать. Возможно, шестнадцать, но я в этом сомневался. У нее был взгляд человека, который пережил несколько непростых лет и теперь с вожделением взирает на лежащий перед ним бескрайний мир, полный удовольствий и соблазнов. Блестящие, слегка остекленевшие глаза свидетельствовали о том, что она испытывает одновременно и возбуждение, и страх, причем оба чувства были довольно сильными, вероятно, в результате действия принятых стимуляторов. Что это были за стимуляторы и какой была доза, я сказать затруднялся, но у меня не было никаких сомнений: сейчас в ее жилах циркулирует не только кровь. Между тем пауза затягивалась. Сложив руки за спиной, я проговорил: – Так чем я могу вам помочь? – У вас здесь есть, э-э… да-амская комната? – проговорила она, еще сильнее растягивая слова. Я показал на неприметную дверь в боковой стене, и девушка направилась туда. Двигалась она тоже вызывающе, провокационно. Через пару минут зазвонил ее телефон, и я услышал, как она с кем-то разговаривает… нет, не с кем-то. Она, скорее, обращалась к кому-то, причем тон ее голоса постепенно повышался, свидетельствуя о нарастающем раздражении. Когда девушка вышла, дождевик снова был наброшен на ее плечи. – Большое спасибо… – сказала она, но уходить не торопилась. Я заметил, что гостья с любопытством разглядывает внутреннее убранство маленькой часовни. Я снова был вынужден первым нарушить молчание. – Сколько вам лет? Она рассмеялась и, не глядя на меня, быстро ответила: – Двадцать один. На этот раз я не спешил со следующей фразой и молчал довольно долго, пока не вынудил ее все же взглянуть на меня. – С вами все в порядке? Она снова отвернулась. Беспокойно переступила с ноги на ногу. – Почему вы спрашиваете? Я махнул рукой в направлении отмелей, где она провела сегодняшний вечер. – Иногда сойти с яхты бывает гораздо труднее, чем подняться на борт. – Вы разбираетесь в яхтах? – Немного. Девушка продолжала разглядывать резные деревянные скамьи. Тонкая работа, причем исключительно ручная. Спинки скамей с годами потемнели и лоснились от пота и касаний бесчисленных ладоней. Наконец взгляд девушки остановился на алтаре и ведущих к нему ступенях. – Какая красота! – Двести лет назад эту часовню построили рабы. Пробивающийся в окно лунный свет упал на нее, и на вытертый каменный пол легла колеблющаяся синеватая тень. Девушка медленно провела ладонью по спинке ближайшей скамьи, словно пытаясь прочитать истории, которые та могла поведать, потом подняла глаза к окну. Толстое стекло в свинцовом переплете почти не заглушало грохота волн, хотя отсюда до побережья было несколько сот ярдов. – Удивительно, как за столько времени ее не разрушили ураганы и циклоны. – Пару раз они пытались, но мы отстроили часовню заново. – Вы говорите, ее построили рабы? Я показал на каменную стену, сплошь покрытую вырезанными вручную именами. – Да. Здесь они все: отцы, матери, их дети… Шагнув к стене, девушка провела кончиками пальцев по глубоким бороздам в камне – по именам, по датам. Некоторые борозды были глубокими и широкими, другие больше напоминали царапины, но все были хорошо различимы. На лбу девушки появилась легкая вертикальная морщина. – Рабы?.. – снова спросила она. – Освобожденные рабы. На стенах часовни было высечено несколько сот имен. Пытаясь рассмотреть их все, девушка на цыпочках двинулась вправо. Губы ее тронула легкая полуулыбка. Голова вопросительно качнулась. – Если вы заметили, многие даты еще до начала Гражданской войны. В те времена это место было одной из множества остановок на Подземной железной дороге[6]. Девушка снова посмотрела на стену. – Но я вижу, некоторые надписи датированы прошлым десятилетием и даже прошлым годом! Я кивнул. – А как это может быть? Ведь рабства давно не существует! Я пожал плечами. – И в наши дни некоторые люди по-прежнему стремятся владеть другими людьми. Девушка еще некоторое время читала имена, потом спросила: – И все эти люди обрели свободу здесь? – Я бы так не сказал, но… Они останавливались здесь на пути к свободе – так будет вернее. Она снова провела пальцами по стене, словно читая имена шрифтом Брайля. Голос девушки звучал громко, отрывисто и не совсем соответствовал общему спокойному тону нашей беседы. – Значит, можно сказать, что это летопись свободы? – Можно сказать и так. – А почему возле некоторых имен только одна дата? – Тот, кто освободился однажды, свободен навсегда. Она снова двинулась вдоль стены, перейдя к новой колонке имен. – А вот здесь две даты. Почему? – Эти люди умерли до того, как успели попробовать свободу на вкус. Снаружи раздался громкий рев туманной сирены – один долгий сигнал, затем два коротких. Этот звук заставил гостью отвернуться от стены. Девушка машинально шагнула к двери, но на пороге остановилась и снова повернулась к стене с именами. – А что, кроме меня, здесь больше никого нет? Я не совсем понял вопрос, но все равно ответил: – Кроме нас – никого. – Вы имеете в виду нас с вами или… себя, меня и… Его? – Она бросила быстрый взгляд наверх. – Я имею в виду только нас. Она немного подумала, улыбнулась и исполнила еще один летучий пируэт. Я больше не сомневался, что она танцует, хотя партнер был виден ей одной. – Вы мне нравитесь, святой отец. – Она ткнула пальцем куда-то себе под ноги. – Вы здесь живете? Я хочу сказать – на этом острове? – Да, я живу здесь, но я не священник. – Кто же вы? – Сторож. Смотритель. Слежу за тем, чтобы те, кто пробирается на остров ночью, не оставили граффити на стенах. Схватив меня за руку, девушка развернула ее ладонью вверх и провела пальцами по мозолям и складкам, в которые забились грязь и машинное масло. – Где же священник?