Смотрю прямо на старика, потом решаю немного раскрыть свои карты. — Согласна с вами, — говорю смиренно и вижу, как его лицо успокаивающе разглаживается. — И хочу кое-что поведать вам, Ваше Преосвященство. Барон. — Что же это? — подаёт голос Маркус. — А то, что я не просто так выкупила всех рабов. Каюсь, не так безгрешна я. Руководствовалась я не только сочувствием к людям, что попали в беду, но и покупала их для того, что мне попросту нужны люди. Оба хмурятся. — Зачем? — не понимает меня Антоний. Вздыхаю, как можно горестней, потом достаю платочек, промокаю глазки и пускаюсь в слезливую историю. Говорю долго, иногда всхлипываю и пью водичку. Рассказываю всё, что нужно знать этим мужчинам. Приукрашиваю, естественно. Рассказываю, как была напугана, что на этой почве у меня пробудился магический дар. Барон и служитель Инмария находятся в лёгком шоке. Не ожидали они, что я вывалю на них ушат таких новостей! И покушение Зерраном на мою жизнь и жизнь моего отца. Подозрения, что Зерран и мужу моему навредить мог. И его отношения к людям и как он их магией своей зомбировал и велел делать то, что нужно ему. Про то, что он заявил, будто бастард Ретель-Бор не говорю. А вот про нищету в деревнях долго вещаю. И про награбленное бывшим управляющим тоже (но не говорю, что там очень много было). Рассказываю чуть ли не в лицах, что пришлось мне отправиться на ярмарку и продать едва ли не всю утварь, что была в замке, все украшения свои и прочее, чтобы золота на всё хватило. И как награбленное Зерраном пустила в доброе дело — скот, зерно, ткани купили и много чего ещё. А также рабов… — Но вы так и не сказали, для чего вам рабы… ведь сами говорите, что нищета… А их кормить надо, где-то селить… — бормочет озадаченный и пришибленный моим рассказом барон. И я со вздохом начинаю говорить о своих планах: про строительство дорог; что хочу организовать колхоз и поднять на новый уровень животноводческое хозяйство графства. Про гору с золотом молчу. Священнослужитель и барон долго молчат, переваривая полученную информацию. Потом Антоний говорит: — Но почему вы не обратились за помощью в соседние графства? Или нам бы написали, графиня. Угу, угу. Написала бы я вам. Знаю я, как чиновники умеют красиво отписываться и отбрыкиваться от просящих. Красивостей наговорят, с три короба наобещают, а потом в бесконечный ящик свои же обещания и отправят или какую фигню подбросят, как старую сгнившую кость надоедливой собаке. — И что бы вы сделали? — спрашиваю строго. — Золото бы выслали, или хотя бы продуктов, чтобы мы зиму пережили? Али Зеррана к ответу призвали? Что? Барон опускает взгляд. Ну этот понятно, даже одного медяка бы пожалел. А чего посерьёзнее и вовсе не стал бы делать. Антоний буравит меня недовольным взглядом, ему не нравится, что я поставила его перед таким сложным вопросом. — Даже слово бодрое помогло бы, дитя, — выдал он в итоге гениальное. Мда-а-а… От бодрого слова мои люди конечно же бы с голоду не передохли. Великая щедрость духовная. Питайтесь, дети мои, духом святым, авось и доживёте до весны. А нет, значит, грехи у вас тяжкие были, вот и поделом вам. Судя по недовольно поджатым губам Агнесс, настоятельница думает также. Керуш тоже хмурится. Эрдан… не знаю, он за спиной стоит, но думаю и он не рад такому ответу. Потом убираю с лица всю строгость и снова говорю спокойным и размеренным тоном: — Я приехала в Расторг не для того, чтобы кого-то тут учить или чего-то требовать. Мне не нужно ничего чужого. Я забочусь о себе и своих людях, просто знайте это. И если что, за своих людей глотки всем перегрызу. — Тем более, о своём положении я доложила отцу своему и… — выдерживаю театральную паузу, делаю глоток воды, будто у меня горло пересохло и договариваю: — и королю. Он уже отписал мне свой ответ. А вот о чём отписал — молчу. Священнослужитель и барон явно недовольны тем, что я не рассказываю им, что же мне написал монарх. Вот и пусть думают-гадают. — Ваше Сиятельство, а вы не думали, что скажет король, когда узнает о вашем поступке? — хитро так интересуется барон. Хитро же улыбаюсь ему и отвечаю: — Его Величество всё знает. Ну-у-у, точнее, не совсем знает, а скоро узнает… В глазах мужчин читаю вопрос. Но я не говорю им больше ничего. Священнослужитель открывает рот, чтобы спросить меня, как же отреагировал монарх, и получила ли от него в принципе какой-то ответ, как в комнату резко врывается человек Эрдана и знаками даёт понять своему командиру, что дело не терпит отлагательств. Эрдан тихо извиняется и быстро подходит к своему воину. Тот явно возбуждён чем-то и очень выразительно шепчет начальнику в ухо некую важную новость. Эрдан кивает и отпускает юношу, а сам направляется ко мне. И на его лице отражены довольно яркие эмоции. Да что случилось-то? Склоняется ко мне. — Госпожа графиня, — обращается Эрдан ко мне едва слышно. — Кельраны вернулись и просят вас. О-о-о… О-О-О! Едва удаётся мне удержать лицо и не выдать ни одной эмоцией, ни взглядом своего волнения. Киваю Эрдану и обращаюсь к гостям: — Прошу простить меня, возникло крайне важное дело, что требует моего непосредственного участия. Коль у вас больше нет ко мне вопросов, то мои люди проводят вас. А если есть, то можете навестить меня снова. Вот так, вежливо послать и намекнуть, что видеть обоих больше не желаю. Кельраны! Я иду к вам! Что же произошло? Боже, как любопытно! Хоть бы они передумали! Мне едва удалось сдержаться, чтобы пулей не метнуться на выход. Этикет-с, ё-моё. * * * Изабель Ретель-Бор Изаму-Ханси, из рода Кэтсеро стоит передо мной во всей своей красе: хищный, опасный, готовый к бою. Раны уже затянуты. Значит, не побрезговали услугами целителя. Новая одежда, да и оружие при нём. Правда, сомневаюсь, что это личное оружие. Скорее всего, купил в Расторге местные «ножи». Почему-то кельрану такой меч совсем не шёл. Чересчур громоздкий. Но за неимением лучшего и такое сойдёт. Изаму стоит передо мной один. Где его люди? Где остальные кельраны? Или что-то уже произошло? Заканчиваю осмотр и говорю: — Уж и вечер добрый, уважаемый Изаму-Ханси. Удивлена, что снова вижу вас. Надеюсь, ничего не произошло? Кельран кланяется и сразу без реверансов переходит к делу. — Не совсем вечер выдался добрый, госпожа графиня. Вы дали нам свободу. Отпустили. Но не всем в Расторге ваше решение пришлось по нраву. Некоторые решили, что мы всё ещё невольники и должны вновь оказаться в цепях. Мои люди сейчас находятся запертыми, практически снова пленники у одного купца, который не боится гнева градоправителя. Мне удалось уйти. И вот я здесь. Замираю истуканом и сжимаю руки в кулаки. Что за драные псы осмелились идти против закона! Я купила. Я дала свободу. Тогда, какого хрена? — Разве вы не могли постоять за себя? — задаю весьма любопытный вопрос. Раз кельраны не могут отбиться от кучки купцов, то что они тогда за воины такие хвалёные? — В том то и дело, госпожа графиня. И я, и мои воины могли бы легко расправиться со всеми, кто осмелился нас снова неволить. Мы не щадим никого, госпожа. Но нас нет никакого желания настраивать против своего королевства ваше королевство, госпожа. У меня на родине говорят так: даже потерянная подкова у коня может стать причиной проигрыша в войне. О! В моём мире есть точно такая же японская пословица: Из-за не забитого гвоздя потеряли подкову, из-за потерянной подковы лишились коня, из-за лишенного коня не доставили донесение, из-за не доставленного донесения проиграли войну…