Глубоко вдыхаю холодный воздух, наслаждаясь ветром на свежевыбритом подбородке, и обращаю взор на окружающий пейзаж. Рассвет едва-едва поднимается над землёй. Самое начало дня. Туман ещё не рассеялся и стелется между деревьями клубами одеяла. Впереди лежат многие километры густого леса. Затем идёт зубчатая линия высоких гор, тускло‑коричневых, едва видимых, словно они и вовсе мираж. Опускаю взгляд на свои руки. Ни грязи, ни засохшей крови на них больше нет. Руки тёмные, сухие, тёплые. Незнакомые. Ссадины и струпья на костяшках пальцев практически зажили. Как же приятно быть чистым. Новая одежда, хоть и ношенная, но чистая. Она грубой тканью царапает кожу, лишённую защитного слоя грязи и засохшего пота с кровью. Я гляжу вдаль, дочиста вымытый, досыта накормленный, практически с зажитыми ранами и чувствуя себя другим человеком. На какой-то миг мне кажется, что знаю, кто я. Но буквально на миг и тут же это чувство проходит и снова накатывает тоска и безнадёга. Раны излечиваются, а вот потерю себя исцелить можно? — Хорошо тебе спалось, странник? — спрашивает меня хозяин лачуги, поднявшийся вслед за мной на башню. — Как дитя. Непривычно телу спать на мягком матрасе и под тёплым одеялом. — Сегодня ты выглядишь намного лучше, чем несколько дней назад. — Вы спасли мне жизнь, мудрый друид. — Пустое. Я вижу, ты расстался с зарослями на своём лице, да и запах от тебя уже лучше. Поменьше бы шрамов на теле и будет совсем хороший вид. Хоть графом тебя называй, странник. Смеюсь его последним словам. — Уж кто-кто, но вряд ли я граф, друид. — Не спорь, мало ли кто ты таков, но сейчас ты обычный смертный, посланный сюда самим Инмарием. И скоро попрошу тебя о помощи, странник. Всё как раз идёт хорошо. Твои раны быстро заживают. Я не целитель, а то так бы быстрее всё прошло. — Ты спас мне жизнь, друид. Я в долгу у тебя и помогу в любом деле. — Помощь станет для тебя тяжёлой ношей, странник. Учти это. Но по-другому я не могу. Прости заранее. Смотрю на старого тёмного друида — старик такой древний, что сам не помнит, сколько ему лет и как давно он живёт на этом свете. В глазах мудрость веков и бесконечная усталость. — Что может быть тяжелее, чем смерть? — говорю друиду. Тот тоже смотрит на меня внимательно и с прискорбием отвечает: — Жизнь, странник. Тяжелее всего — это жить. Но не будем пока об этом. Лучше послушай мой совет и в будущем избегай острых предметов. Смеюсь. — Они сами меня находят. — Что ж, — вздыхает друид, — надеюсь, это твои последние раны. — Надеюсь. Однако я очень в этом сомневаюсь. — Пойдём, сделаем завтрак, — говорит друид. Мы ещё немного стоим молча и глядим, как восходит солнце на небосводе. Потом ветер обдаёт нас холодом и гонит прочь с высоты на землю. Я ёжусь и спускаюсь вниз вслед за своим спасителем. Друид ловко ошкуривает зайца, потрошит его и режет на куски. — Ты ловко обращаешься с ножом, — замечаю я. — Мне приходилось убивать людей, — отвечает он. — Я профессионалом был в этом деле. И слишком устал от этого. Задумчиво жую нижнюю губу. — Я прошёл войну, друид, и я тоже убивал, хоть и помню войну смутно… — Тебе повезло в некотором роде. Не помнить убийства — это благо, странник. — А ты, значит, видел много смертей? Друид вздрагивает и поднимает на меня взгляд усталых глаз. — По молодости я бы охотно похвастался убийствами. Гордо перечислил бы все сражения, в которых принимал участия, назвал бы тебе все войны, что я прошёл. Чем ты старше и древней, тем лучше и отчётливей помнишь всё то зло, что нёс людям, странник. Память — коварная штука и очень злая. Ты счастливчик, что забыл всё. Ты сейчас как белый лист и даже если ты злым был в прошлом, то ты можешь всё изменить и встать на дорогу света и добра, которую нам с рождения указывает Светоносный Инмарий. Я давно перестал гордиться своими сомнительными подвигами — тогда ещё я не осознавал, почему так происходит. Всё постепенно случилось. Войны становились всё злее и кровавее, друзья один за другим предавали, а кто оставался истинным другом — несправедливо погибал. В его словах много горечи и сожалений. Уверен, дай ему бог возможность прожить жизнь заново, он прожил бы её по-другому. — Ты откровенен со мной. Благодарю, друид. — Я долго молчал, странник. Всегда приходит время, когда нужно начинать говорить, — произносит старик и бросает мясо в котёл. Тем временем, я уже очистил овощи и неидеально накрошил их кусками. Но друид ничего не сказал по поводу моего неумения готовить. Странно. — Убивать — это не самое ужасное. Жизнь других для меня стоила меньше, чем грязь под ногтями, странник. Вот это и есть самый ужас моих деяний и мыслей. У меня тоже много ран, побольше твоих будет, но я и жизнь прожил долгую. Поверь, я был безжалостен и жесток. Для меня убить что мужчину, что женщину, что дитя — равно было одинаково и не составляло никакого труда. Тёмный друид опускает взгляд на трясущиеся вдруг руки и сжимает их в кулаки. — Не найдётся людей, у которых крови на руках больше, чем у меня. Я не знаю таких, странник. Меня называли самой Смертью, моим именем пугали детей и взрослых. Я стал легендой и самым страшным кошмаром в ночи. Я пережил всех своих врагов и друзей. — Что же заставило тебя измениться, друид? — спрашиваю старца, уже догадываясь, кто сидит передо мной. Прав он, память — странная и коварная штука. Я не помню себя, но помню легенду о Чёрном Рыцаре. Он вдруг смеётся. — Не поверишь, странник, но я был смертельно ранен. Но не меч меня сразил, не стрела и не яд. Я находился подле ручья, смывал с рук свежую кровь убитого мною врага и когда поднимался, то поскользнулся на камнях и неудачно упал. Я сломал спину, странник. Это было самое худшее завершение моей жизни. Позорное и глупое. Умереть не в бою, а по собственной неосторожности. — Как же ты выжил? — Я бы и умер, но меня нашла и спасла женщина. Она была светлым друидом. Она тоже жила уже долго на этом свете. Выходила меня и использовала свой дар целителя. Она жила именно в этом доме странник. Я напрягаюсь и гляжу на старца в изумлении и ужасе. — Ты убил её? — шепчу с презрением к нему. Друид улыбается и качает головой. — Нет. Её жизнь пришла к концу в своё время, а до этого она стала моим мастером, моим проводником нового пути. Я ведь был рождён друидом, странник. Но выбрал не ту дорогу. И сколько бы я зла не делал, Инмарий всё равно вернул меня на истинный путь. — Не думай, что все мои грехи прощены. Нет. Меня преследуют тени убиенных от моей руки, странник. Я вижу их лица во сне, их взгляды, полные упрёка и их голоса — тоскливые и слезливые. Я помню каждого, кого убил и попросил у каждого прощения за сотворённое зло, но этого мало. Я заслужил, чтобы маяться, и испытывать муки совести. У меня нет ни друзей, ни врагов, ни семьи. Я получил по заслугам. И таково моё наказание до самой смерти. Всё сказано теперь. Друид глубоко и прерывисто вздыхает и мешает деревянной ложкой похлёбку. — Ты спас меня, друид. И я благодарен тебе за это. — Но что ты скажешь на мой рассказа, странник? Я тот, кого ты должен бояться. — Я не Инмарий, друид, чтобы тебя судить. И сам я не знаю, насколько грешён. Что было, то было, а сейчас я вижу перед собой уставшего человека, которому нужен друг. — Несомненно нужен… Глава 16