– Понимаю. У меня от этого начал развиваться комплекс. Даже Кетти, моя девушка в старшей школе, столько меня не сбрасывала, а она постоянно так делала, братан. – Кейти? – Нет, Кетти. С двумя «т». У нее были огромные сиськи. Джейми хихикает. – Ну конечно. – Помолчав, он спрашивает тихим голосом: – То есть ты просто продолжал звонить? – Каждый день после вашей помолвки. – Я морщу лоб, видя его расширившиеся глаза. – Знал, что, если на свадьбе будет хоть один человек из его семьи, он будет счастлив. Что? Это не нормально? – Эм, нет. Не нормально. Не успеваю я опомниться, как меня стискивают в медвежьих объятиях. – Ты хороший друг, Блейк. Прям… лучший. Я тяну руку и шлепаю его по заднице. – Ты тоже, Бомба Джей. Джейми снова смотрит на Уэса и Энг. Я замечаю, что у Уэсли слегка блестят глаза. Потрясающе. Опять мужские слезы. – Кажется, муженька надо спасать, – с усмешкой говорит Джейми. – Если фотограф, которого наняла Джесс, снимет его слезы, Уэс надерет парню задницу. К слову о Джесс… Где там мой ангел? Джейми удаляется к супругу, а я еще раз оглядываю толпу, пока не нахожу Джесс. Она тоже обнимает свою маму. А затем она быстро спускается по ступеням из известняка, ведущим к садам. Это потрясающее место. Я успел прогуляться вокруг с бабушкой Каннинг. Там через сады проходит выложенная камнем тропа и есть клевый пруд с рыбками. Странно, что Джесс исчезает посреди банкета. Люди только начали танцевать. А ведь еще нужно бросать букет и хоккейную защиту для паха (по крайней мере, я на это надеюсь, хотя кое-кто, думаю, отказался и от этой идеи). Опустив бокал на поднос проходящего мимо официанта, я направляюсь к каменной лестнице. Добравшись до нее, как раз успеваю заметить вспышку фиолетового всполоха у тропы. Я перешагиваю через две ступеньки, да и мои ноги длиннее ног Джесс раза в два. К пруду я подхожу как раз в тот момент, когда Джесс валится на каменную скамью на противоположной стороне. Это, мать твою, вечеринка или показ «Дневника памяти»? – Уходи, – выдавливает девушка, замечая меня. Ага, конечно. Я подхожу и сажусь рядом. – Я сказала «уходи», – рычит она. Стараюсь скрыть улыбку. Вот это меня как раз и заводит: женщина, которой на хрен сдался хоккеист Блейк Райли. Женщина, которая скорее меня прогонит, чем будет стараться впечатлить. Это… как глоток свежего воздуха. Я удивлен, что вдоль тропы или у пруда нет никакого освещения. Мы сидим в тени, и выражение ее лица сложно различить. Хотя мне это и не надо. Если она плачет, уверен, что на ее лице не солнце и радуга. – Ох, детка, почему ты плачешь? – угрюмо спрашиваю я. – Больше так не делай. Я слышу сдавленное всхлипывание. – Почему нет? – Потому что мне это не нравится. Хочется ударить твоего обидчика. – Побить мою маму ты не можешь. – Она слабо смеется. – Это сделала Синди? – Я удивлен. Мама Джесс – милейшая дама на планете. Никогда не слышал ни единого плохого слова из ее уст. Джесс делает длинный, судорожный вдох. – Она сказала, что гордится мной. Я ахаю. – Хватило же наглости! Мой ангел даже не пытается улыбнуться. Шутки не помогают? Видимо, все совсем плохо. – Она сказала, что я организовала лучшую свадьбу, на которой она только была, – шепчет Джесс. – Опять же, не вижу никакой проблемы. – Ты не понимаешь. – Она энергично качает головой, и прядь волос выпадает из высокой прически на глаза. Я заправляю ее за ухо, и девушка меня не останавливает. Да, все хреново, если она разрешает до себя дотронуться. В последнее время она злилась, даже когда я просто улыбался. Не знаю почему. Я же перевернул весной весь ее мир. Мы оба это знаем. – Это нечасто происходит, – продолжает она. – Я не тот человек, который получает от семьи много комплиментов. Наоборот, во всем лажаю. Тамми суперумная и отклонила миллион стипендий. Скотт мечтал стать копом с пяти лет. Джейми влюбился в спорт, как только начал им заниматься. Я же даже не знаю, в скольких профессиях попробовала себя и облажалась. – В этом ты не облажалась. – Я указываю рукой по направлению к месту вечеринки. – Не облажалась. – Она закусывает губу. Я хочу быть тем, кто кусает эту губу. В марте я осуществил это желание. Впрочем, меня она тоже кусала, причем и за другие части тела. Боже, одного раза с ней мне точно не хватило. Я не был монахом все эти четыре месяца с тех пор, как мы переспали, но это не означает, что я не думал о Джесс. Даже наоборот, я думаю о ней слишком много. Обычно, когда обхватываю ладонью свой член. Она, наверное, дала бы пощечину, если бы узнала. – Но я вот-вот это сделаю, – говорит она. Я хмурюсь. – Ты вот-вот облажаешься? – Типа того. То есть… Мама стояла и говорила, как она мой гордится. Я же могла думать только о том, как, черт возьми, разочарую их тем, что… – Она замолкает. – Чем? – Что я больше не хочу быть организатором праздников, – стремительно выпаливает девушка. Блин, и из-за этого она плачет? – Кто-то держит у твоей головы пистолет и заставляет организовывать праздники? – Нет. – У нее отчаянно вспыхивают глаза. – Вот видишь, я же говорила, что ты не поймешь. Это считается провалом, ясно? Я пошла по очередному карьерному пути и снова бросаю. Поверь, моей семье это будет не по нраву. Я пожимаю плечами. – Просто поиск суперсилы занимает у тебя много времени. И все. – Моей… ты о чем? – В чем твоя суперсила? Она фыркает. – Я заставляю исчезать вино. И деньги. – Не-а. Не наговаривай на мою Джесс. – Я сжимаю ее ладонь. – У каждого есть что-то, что делает его лучшим. – У тебя это хоккей? – спрашивает она, шмыгая носом. – Не совсем. Талантливых хоккеистов больше, чем ты можешь вообразить. Мое достоинство – высокий болевой порог. Теперь она внимательно слушает, пожирая большими карими глазами. – А вдруг я никогда не найду свою особенность? – Найдешь. Просто надо продолжать искать. – Иногда это так сложно. Она стонет от отчаяния. Мой член напрягается: он помнит этот гортанный звук. Он слышал его много раз той ночью в Торонто. Джесс Каннинг производит много шума в постели. Или, точнее, в кресле. Мне это нравится, потому что я тоже шумный.