Макс: Кто ее знает. Скрылась в неизвестном направлении. Пиппа: То есть к вам не присоединялась? Макс: М-м, нет… э-э… помню, она на какое-то время поднималась наверх. Пиппа: Одна? Зачем? Макс: Не знаю. Может, вздремнуть решила, или ей в туалете посидеть приспичило. Хрен знает. Пиппа: И сколько ее не было? Макс: Не помню. Пиппа: Ладно. А что Сэл сказал, когда уходил? Макс: Да ничего. Смылся потихоньку. Я сначала и не заметил. Пиппа: А на следующий день, когда выяснилось, что Энди пропала, вы все сразу отправились к Сэлу? Макс: Да. Подумали, он совсем расстроится. Поддержать хотели. Пиппа: А как он попросил вас соврать, чтоб алиби себе обеспечить? Что сказал? Макс: Прямо так с ходу и сказал. Мол, не очень хорошо для него все может обернуться. Попросил выручить – немного другое время назвать. Это не казалось нам чем-то таким уж значительным. Вопросом жизни и смерти. Он не говорил прямо: «Обеспечьте мне алиби». Ничего подобного. Друг попросил подстраховать. Вот и все. Пиппа: Как думаешь, Сэл убил Энди? Макс: Судя по всему. Ну, то есть если тебе интересно, считаю ли я, что мой друг мог убить человека, я естественно скажу – нет. Однозначно. Сэл был добряком, вечно всех утешал. Как та цыпочка-психолог, что по радио полезные советы дает. Только ведь тут кровь… улики… ну, ты понимаешь. И думаю, Сэл мог решиться на самоубийство, только если совершил что-то совсем ужасное. Так что, к сожалению, все сходится. Пиппа: Спасибо. Больше у меня вопросов нет. Версии произошедшего несколько разнятся. Наоми сказала, Сэл упоминал Энди. Еще и рассказал друзьям про размолвку. А вот Макс утверждает, Сэл ни словом не обмолвился о подружке. По словам Наоми, он сказал всем, что не в настроении и поэтому идет домой. А по версии Макса – ушел молча и незаметно. Понятное дело, невозможно во всех подробностях запомнить события пятилетней давности. Пробелы тут вполне ожидаемы. Вероятно также, это один из примеров эффекта Расемона – «явления, при котором субъективное восприятие событий прошлого искажает воспоминания. В таком случае два человека будут описывать одно и то же событие совершенно по-разному»[20]. Макс помимо прочего сказал, что Наоми «скрылась в неизвестном направлении». И хотя он не уточнил, сколько времени она отсутствовала, перед этим четко сказал, что почти весь вечер играл с Милли и Джейком в приставку. Наоми с ними не было. Предположим, она ушла наверх и провела там около часа. Зачем? Зачем в чужом доме отсиживаться одной наверху вместо того, чтобы проводить время с друзьями? Если только Макс случайно не проговорился – Наоми отлучалась из дома. Он так и сказал, а потом попытался ее прикрыть. Поверить не могу, что пишу это, но похоже, я начинаю подозревать Наоми. Мы знакомы одиннадцать лет. Я почти всю жизнь старалась брать с нее пример как со старшей сестры. Глядя на нее, я и сама училась быть поддержкой и опорой для младшего братика. Наоми очень добрая. Бывало, в компании рассказываешь что-нибудь, и в середине истории все уже перестают слушать. Кроме нее. Она в самый неловкий момент обязательно кивнет и одобрительно улыбнется. Кроткая, нежная, спокойная. И все же, вдруг она склонна к перепадам настроения? Способна на жестокость? Не знаю. Все время забегаю вперед. Вот еще что любопытно: Рави казалось, Наоми была влюблена в его брата. Судя по ее ответам, она к тому же недолюбливала Энди. Да и сам разговор у нас с ней получился таким напряженным! Страшная неловкость чувствовалась. Оно, наверно, объяснимо – я все-таки затронула неприятные воспоминания. Но ведь с Максом мы о том же говорили. И он все выдал как на духу. С другой стороны… Не слишком ли гладко у нас с ним прошел разговор? Не выглядел ли он чрезмерно… умышленно отстраненным? Не знаю, что и думать. Мое воображение окончательно слетело с катушек. Я над ним не властна. Уж совсем нелепая картинка рисуется: Наоми в порыве ревности убивает Энди. Сэл случайно становится свидетелем расправы. Он растерян, поражен. Лучшая подруга убила его девушку. И все же ему становится жаль Наоми. Он помогает ей избавиться от тела Энди. Друзья договариваются сохранить все случившееся в тайне. Однако чувство вины не дает Сэлу покоя. Единственным выходом представляется смерть. А может быть, я все из пальца высасываю? Скорее всего. В любом случае Наоми определенно следует включить в список подозреваемых. Пора сделать перерыв. Список подозреваемых: Джейсон Белл Наоми Уорд Глава шестая – Так, нам понадобятся: замороженный горошек, помидоры и хрен, – прочла мама Пиппы. Чтобы лучше разобрать каракули Виктора, она держала список покупок в вытянутой руке. – Тут написано «хлеб», – сказала Пиппа. – Ой, точно. Ты права, – захихикала Лиэнн. – Вот интересные бы сэндвичи получились… – Очки надеть не пробовала? – Пиппа достала с полки упакованную буханку, швырнула ее в корзину. – Не-а. Я пока не сдаюсь. Очки старят, – заявила Лиэнн, открывая холодильник с заморозкой. – Ну так и должно быть. Ты уже не молода, – сказала Пиппа и тут же получила по рукам упаковкой замороженного горошка. Она трагически скорчилась, изображая смертельное ранение, и вдруг заметила краем глаза, что в сторонке стоит Рави и внимательно за ней наблюдает. На нем была белая футболка и джинсы. Он стоял и тихонько смеялся, прикрыв рот ладонью. – Рави! – радостно окликнула Пиппа, направляясь к нему по проходу. – Привет. – Привет, – ответил парень, улыбнулся и смущенно почесал затылок. Пиппа уже поняла, что это у него привычка такая. – Я тебя здесь раньше никогда не видела. «Здесь» значило в единственном супермаркете Литтл-Килтона – крошечном домишке, примостившемся у вокзала. – Мы обычно за городом закупаемся. Просто молоко срочно понадобилось, – сказал он, протягивая вперед большую бутыль с надписью «обезжиренное». – Вот пил бы просто черный чай, не пришлось бы заморачиваться. – Ну уж нет. Никогда не перейду на темную сторону, – сказал он, бросив пристальный взгляд вдоль прохода, по которому к ним приближалась мама Пиппы с полной корзиной продуктов. Рави приветливо ей улыбнулся. – Мам, это Рави, – представила их Пиппа. – Рави, это моя мама, Лиэнн. – Приятно познакомиться, – сказал парень и, прижав к груди бутыль с молоком, протянул правую руку для приветствия. – Мне тоже, – сказала Лиэнн, пожимая протянутую ладонь. – На самом деле мы однажды уже виделись. Я раньше агентом по недвижимости работала. Продавала твоим родителям дом. Боже, подумать только… с тех пор прошло пятнадцать лет. Не меньше. Тебе тогда лет пять было. Ты все время наряжался в костюм Пикачу, а сверху еще пачку натягивал. У Рави зарделись щеки. Пиппа усиленно сдерживала смех, пока не заметила, что парень заулыбался. – Представляете, тренд так и не прижился, – с шутливой усмешкой сказал он. – Ну, Ван Гога при жизни тоже недооценивали, – заметила Пиппа. Тем временем они все вместе подошли к кассе. – Проходи, – сказала Лиэнн, пропуская Рави вперед. – Нам долго разгружаться. – Да? Спасибо. Рави подошел к кассе, широко улыбнулся продавщице, опустил молоко на ленту и сказал: – Только вот это, пожалуйста. Пип заметила, как лицо кассирши скривилось от отвращения. Она холодно и презрительно взглянула на Рави и отсканировала молоко. Благо взглядом убить его не смогла. Рави опустил глаза в пол, уставился себе под ноги, делая вид, что ничего не заметил, но Пиппа знала – это не так. Внутри закипал дикий, первобытный гнев. Поначалу ее стало немного подташнивать. Огненный ком ярости все рос, и в конце концов даже кончики ушей запылали. – Фунт сорок восемь, – прошипела кассирша. Рави вытащил пятифунтовую купюру и протянул ей. Она вдруг вздрогнула и быстро отдернула руку. Бумажка, словно осенний листочек, медленно спланировала на пол. Пиппа сорвалась. – Эй, – громко сказала она, подходя к кассе и вставая рядом с Рави. – Какие-то проблемы?