— Серьезно? — хмыкнул я, расстегивая куртку. В кабинете было жарко, следователь даже снял пиджак и повесил его на вешалку. Оконные рамы заклеили разрезанными на полосы газетными листами, а в батарею вварили дополнительный радиатор. — Серьезно. — А мне казалось, без повестки к вам редко когда приходят. Могилевский рассмеялся. — Люди делятся на две категории, Вячеслав Владимирович… — Просто Слава. — Так вот, Слава, люди делятся на две категории, одни не создают вам проблем, другие создают. Те, которые создают, обычно приходят без спроса. — Логично, — кивнул я, усаживаясь на стул для посетителей. — Но ведь дело у вас забрали? — Забрали. — А теперь оно и вовсе закрыто. — Загулял? — оживился дознаватель. — Не совсем, — покачал я головой. — Я к вам, собственно, по другому вопросу… — Вот чего-то в этом роде я и ожидал, — поморщился Могилевский, доставая сигареты. — Понимаете, Слава, ваши отношения с начальником отдела собственной безопасности не превращают меня в подневольное существо, прыгающее по щелчку. — И в мыслях не было. — Но пришли? — Вы ведь не особо загружены работой? Дознаватель хмуро глянул в ответ. — Чего вам надо, Хмелев? — У вас когда день рождения? — спросил я. — У вас самого, жены, любовницы, просто нужного человека? Приходите, организуем в лучшем виде. — Это взятка? — Это проявление уважения. — Уважение нужно заслужить, — понимающе улыбнулся следователь. — Чего вам нужно, Хмелев? — Да сущий пустяк. — Но Ханина о нем просить не хотите? — Владимир Михайлович близко к сердцу воспринял вмешательство контрразведки. Боюсь, ему надо немного остыть. Могилевский задумался. — Банкет? — Банкет, — подтвердил я. Дознаватель вздохнул, постучал тупым концом карандашапо столешнице и в очередной раз спросил: — Что вам нужно? — Старое дело. Год или чуть больше назад сотрудника СЭС зарезали. Домой из библиотеки шел. Александром Панфиловым звали. — Из библиотеки? — фыркнул Могилевский и покачал головой. — Ладно, от меня чего хотите? Убийцу найти? — Смешно, — кивнул я. — Найти убийцу — это пять баллов. — Что тогда? — Да просто дело посмотреть. Дело ведь заводилось, так? — И что вы рассчитываете там увидеть? — Интересует круг знакомств убитого. Следователь оценивающе посмотрел на меня, потом снял трубку с телефонного аппарата. — Библиотека? Район Гимназии? — Да. — Значит, восточный участок. Год назад, Панфилов, СЭС? — Все так. Могилевский покрутил диск аппарата, набирая городской номер, потом требовательно произнес: — Зубко пригласите к телефону. — И сразу рассмеялся: — О, привет, Петь! Не узнал, богатым будешь! Как служба? Следователь перекинулся с собеседником парой обычных для хороших знакомых фраз, потом перешел к делу. — Слушай, Петь. Ты такого Панфилова Александра помнишь? Зарезали его где-то у вас. Из библиотеки шел. Читатель, ага. Помнишь? А дело где? В архив сдали? То есть оно у нас? Отлично. Да озадачили просто. При встрече расскажу. Да, как обычно, распишем пульку, ага. Все, пока. Могилевский положил трубку и задумчиво посмотрел в окно. Идти в архив ему не хотелось совершенно точно. Но вместе с тем он ясно понимал, что теперь я смогу отыскать закрытое дело и без его помощи. Ханин в такой малости точно не откажет. В результате следователь снял с вешалки пиджак, выпустил меня из кабинета и запер дверь. Архив располагался в просторном подвале-бомбоубежище, туда мы и двинули. — Раньше здесь вообще ничего найти нельзя было, — поведал мне Могилевский, — а теперь компьютер поставили, картотеку нормальную организовали… — Раньше бумажной работой себя вообще не утруждали, — заметил архивариус и подтвердил: — Да, значится такой персонаж. Заявку на вынос дела давайте. — А мы без выноса, — улыбнулся дознаватель. — Нам здесь пролистать. А то потеряется — потом хлопот не оберешься. Сухопарый дядечка-архивариус снял очки с замотанной синей изолентой дужкой, с видом крайнего недовольства посмотрел на следователя и, не говоря ни слова, скрылся меж высоких стеллажей. Вернулся минут через десять, раздраженно бросил пыльную папку на стол и уткнулся в компьютерный монитор. Мы с Могилевским отошли в дальний угол, где специально для таких случаев стоял стол с лампой, и принялись изучать дело. Точнее — изучал его следователь, я наскоро пролистывал страницы в поисках любого упоминания Милы, но ни Краснова, ни Красильникова в показаниях не упоминалась. — Только он не домой из библиотеки шел, — заметил вдруг Могилевский. — Жил на Кривой, а пошел за каким-то чертом совсем в другую сторону, в трущобы. — Не суть, — отмахнулся я, но сразу достал блокнот и переписал адрес убитого. Возможно, Мила к нему домой заглядывала. — Множественные колотые и резаные раны, — прочитал следователь. — Поверхностные в основном, травматическая ампутация ногтей и пальцев. А ведь его пытали, Вячеслав Владимирович! Умер от сердечного приступа, кто-то из санэпидстанции настоял на вскрытии. — Не суть, — вновь повторил я. — Не суть. — Точно? — Абсолютно. — Нашли, что искали? — К сожалению, нет, — честно признался я и уверил дознавателя, лишь самую малость покривив душой: — Сам по себе убитый мне неинтересен, а нужный человек среди знакомых не засветился, увы. Но вы заходите. Будет повод — заходите, все организуем в лучшем виде. — Зайду, не сомневайтесь. Мы поднялись из подвала, Могилевский протянул на прощание руку; я ответил на рукопожатие и зашагал на выход, но сразу развернулся и спросил: — Чисто для общего развития, реально получить два паспорта нового образца на разные имена? — В этой жизни все реально. — А без связей в Дружине? Могилевский задумался. — Тогда сложнее. Как минимум нужны обычные паспорта на эти фамилии. Всех, кто встает на регистрацию без документов, проверяют на предмет задвоения записей гораздо тщательней. — Ясно. Спасибо!