— Уже я-то скажу кому нужно, что вы тут бандиствуете! — Да помилуй Бог, — только и смог ответить Клаус Венкшоффер, глядя, как трактирщик к воротам уже бегом бежит. Но долго пузатый трактирщик бежать не мог, как только вырвался за ворота на улицу, пошел шагом, обходя длинные лужи в дорожной колее. Но шёл быстро, и шёл он в магистрат доложить страже, что разбойник его в плен брал, а людишки разбойника его пытали. А перед этим, ночью, человека они до смерти зарубили в покоях у себя. Уж лейтенант городской стражи Вайгель знает, что с такими разбойниками делать. Дом был красивый, чисто выбеленный, стропила и брус чёрные, даже окна небольшие со стёклами в нем были. — Максимилиан, стучи в дверь, а я сзади зайду, — командовал Сыч. Он спрыгнул с лошади и протиснулся в узкую щель меду домами, пошел в обход, а Максимилиан пошёл к двери и стал колотить в неё, не стесняясь. Сначала он колотил в дверь, а потом стал прислушиваться, не шумит ли там кто за ней, потом опять стал колотить, и, когда кавалер уже думал, что дверь им не откроют, дверь, наконец, открылась, а на пороге стоял Сыч. Он сделал знак: «Заходите». Волков спрыгнул с коня. Пошёл в дом. Если Максимилиан удивился тому, что дверь открыл Сыч, то он этому не удивлялся, Сыч всегда знал, что делать. В доме было чисто, и пол был чист, на столе лежала скатерть, лавки были чисты, камин убран: ни углей, ни сажи, подсвечники на комодах без свисающего воска. Свечки в подсвечниках. Богато жила ведьма. Кавалера это удивило, он видел только одно жилище ведьмы, и оно напоминало гниющую свалку. А тут всё идеально, только кошками воняло невыносимо. — Сбежать хотела через задний ход, — улыбался Сыч, приглашая Волкова в другую комнату. — Вильма? — обрадовался Волков, идя к нему. — Если бы, — Сыч качал головой, — девка какая-то. Может, дочь, может, служанка. Сейчас спросим. Там на полу сидела и попискивала девица лет пятнадцати-шестнадцати. Одета она была небедно, платье чистое, сама опрятна. Волков сел на стул возле окна, огляделся и спросил у неё: — А чего тут так котами воняет? Девочка взглянула на него, перепугана, глаза заплаканы, но красивая. Совсем молодая. Нет, не шестнадцать ей, четырнадцать-пятнадцать. — Вильма любила кошек, — отвечала она. — А ты? — продолжал кавалер. — Я тоже любила. Раньше. Этих не люблю, злые очень. Волков ни одного кота не видел. Только вонь от них стояла. Сыч склонился над ней, погладил по голове сначала, а потом взял девочку за шею и, заглядывая ей в лицо, спросил с угрозой: — Бежать-то зачем хотела? — Вильма велела, говорила, если люди незнакомые придут, дверь не отпирай, ломиться будут — через заднюю дверь уйди. — А потом куда идти? — В приют к матушке, авось благочестивая Анхен меня бы не прогнала бы. — И там Вильму ждать? — Да, — девушка кивнула. — А где она сама? — Не знаю, как ушла вчера, так до сих пор и не было её. — Звать-то тебя как? — спросил Волков. — Эльза Фукс. — Ты её Вильмой зовёшь, значит, не мать она тебе? — предположил кавалер. — И не служанкой ты тут живёшь, — говорил Сыч, беря девушку за ухо и разглядывая золотую серёжку, а потом руку её и разглядывая золотое кольцо. — И не сестра ты её. Кто ж она тебе? Девочка опасливо глядела на него снизу вверх потом на кавалера, и ничего не отвечала. Видно, боялась, а вот чего — было не ясно. — Как ты с Вильмой познакомилась? — спросил Волков, пытаясь её разговорить. — Давно ли? — В прошлом году, — сразу начала Эльза, — мы с родителями и с братом в Эйден ехали, переезжали, там у меня дядя помер, вот мы и поехали к нему, у него пивоварня была. Приехали сюда, тут на ночь стали, а утром ни родителей, ни брата не было уже, и добра нашего не было нигде, и коня не было с телегой. Всё украли. Она замолчал, но Сыч продолжал спрашивать: — Ну и? — Я искать стала, а тут Вильма и говорит, уехали родители твои, бросили тебя, пошли со мной в приют. Я и пошла. — А останавливалась вы где, в «Безногом псе»? — интересовался Волков. — Нет, мы остановились в «Старом рыбаке», — отвечала Эльза. Тут Сыч сел на корточки рядом с ней и, заглядывая девочке в глаза, спросил, как можно более дружелюбно: — Эльза Фукс, а Вильма с тобой в постель ложилась? — Что? — удивлялась девочка, заливаясь румянцем и глядя на Сыча. — Как это? — А как муж с женой лежаться, — отвечал Фриц Ламме. — Нет? Не было такого? А чего ж ты тогда краснеешь так? Девочка неотрывно смотрела на него и не отвечала. — Ложилась ведь, да? — продолжал Сыч. — Вильма, видать, мужиков-то не привечает? Ну, чего молчишь-то? Но девочка всё молчала. Только глядела то на Сыча, то на Волкова. А Сыч продолжал улыбаясь: — Задаётся мне, что родителей твоих Вильма и убила, а тебя не стала, ты, видно, приглянулась ей. Она тебя и взяла себе. Наверное, и пивоварню дяди твоего как-нибудь приспособила, она ловкая, ведь так? Эльза Фукс продолжала молчать. — Ну, чего вылупилась, скажи уже что-нибудь, — улыбался Фриц Ламме. — Неправда это! — наконец произнесла девушка. — И кто вы такие, чего вы хотите от нас? Откуда вы всё это знаете? — Да я думаю так, просто, — говорил Сыч, — может, оно и неправда. Только вот одно мне интересно: серёжки да колечко кто тебе подарил? Золотишко-то, я вижу, твоё нестарое, видать не родители тебе его дарили. А может, жених дарил? Так ты скажи, кто он, мы и спросим у него. Девочка молчала. — Нет жениха? — Сыч победно улыбался. — Вильма подарила. Она! А с чего бы ей тебе золото дарить, если ты с ней в постель не ложилась, а? Может, от раскаяния, что родителей твоих порешила? Эльза Фукс смотрела на него с ужасом. А Волков видел, что каждое слово Сыча попадает в цель. Каждое слово достаёт девушку. — Ну, говори, когда она тебя взяла и где? — продолжал Фриц Ламме, и тут он влепил девчушке пощёчину, звонкую и тяжёлую. Девушка чуть не повалилась на пол. Едва удержалась, схватилась за щеку, заплакала. — Порыдай-порыдай, да только знай: я-то добрый и спрашиваю по добру, — он указал пальцем на Волкова, — а вот, господин мой, он не очень добрый, и с ведьмами не церемонится. Сыч приблизился и почти в ухо говорил ей: — Я сам видел, как он ведьме одной в пасть раскалённые кочергу совал, так у той губы да язык жарились, а вонь стояла в каморе пыточной жуткая. Хоть беги. И жарил он её пока она не сдохла. Он и с тобой так поступит, ему тебя не жаль. Он ведьм не жалует. Так что ты со мной говори, не дожидайся, пока он спрашивать начнёт. — А что ж мне сказать-то вам? — испугано лепетала Эльза. — Всё говори. Говори, когда с Вильмой в постель легла? Девушка опять молчала. И тут Волков сказал холодно и сурово: — Говори, или на костёр тебя отправлю. Она побледнела, видно вид сурового мужчины сыграл своё и девица заговорила: — Так давно ещё, как в приют она меня привела, так там я с ней и легла. И ложилась в её кровать, как она звала. — А другие бабы вас не упрекнули в том? — спросил кавалер. — Так и они все… многие так же ложились друг с другом, — отвечала девица. «Вот так вот, — всем своим видом показал Сыч, глянув на Волкова. — Такой вот приют». Волков был удивлён, хоть и не показывал удивления, а Максимилиан, вроде как, и вовсе не понимал, о чём говорит девица, хмурился и слушал изо всех сил. А Сыч продолжал: — А благочестивая Анхен с другими бабами тоже ложилась? — Нет, не видела я такого, — отвечал Эльза Фукс. — Помощница её Ульрика на колени пред ней вставала, руки ей лобзала и только. А сама она руки матушке лобзала, и всё.