— И как же вам удалось выжить? Зал погрузился в гробовое молчание — все ждали ее рассказа. А Маура не хотела даже вспоминать об истории, из-за которой ей по-прежнему снились кошмары. В ее памяти всплыл тот одинокий холм в штате Вайоминг. Маура припомнила, как хлопнула дверь машины заместителя шерифа и как она оказалась на заднем сиденье, за прутьями решетки, словно задержанная. Вспомнила ужас, охвативший ее, когда она тщетно барабанила в окно в попытке сбежать от человека, который — и Маура это знала — собирался убить ее. — Доктор Айлз, как вам удалось выжить? Кто пришел к вам на помощь? Маура нервно сглотнула. — Мальчик. — Шестнадцатилетний Джулиан Перкинс, я полагаю. Юноша, выстреливший в полицейского и убивший его. — У Джулиана не было выбора! Уэйли вскинул голову. — Вы защищаете паренька, который убил полицейского? — Нехорошего полицейского! — А потом вы вернулись в Бостон и объявили, что господина Диксона убили. — Потому что его действительно убили. — А может, это просто несчастный случай? Неизбежное следствие ситуации, когда разъярившийся задержанный оказывает сопротивление, и его необходимо смирить? — Вы сами видели фотографии из морга. Полиция применила куда больше силы, чем это было необходимо. — Но ведь Джулиан Перкинс, паренек из Вайоминга, поступил точно так же. Он застрелил заместителя шерифа. Вы считаете такое проявление силы позволительным? — Протестую! — воскликнула Агилар. — Доктор Айлз не состоит под судом. Уэйли продолжал напирать — не сводя глаз с Мауры, он задал очередной вопрос. — Что же случилось в Вайоминге, доктор Айлз? Может, когда вы боролись за свою жизнь, вас настигло прозрение? Вы вдруг поняли, что полиция — враг? — Протестую! — А может, полиция всегда была врагом? Кажется, некоторые члены вашей семьи именно так и считали. Молоток судьи ударил по столу. — Господин Уэйли, вы отправляетесь на свое место — немедленно. Пока адвокат и помощница окружного прокурора совещались с судьей, потрясенная Маура опустилась на свое место. Значит, вот до чего дошло дело — начали ворошить историю ее семьи. Вероятно, любой бостонский полицейский знает, что ее мать Амальтея отбывает пожизненный срок в женской тюрьме во Фрэмингэме. Это чудовище, давшее мне жизнь, пронеслось в голове у Мауры. Смотрящие на меня люди наверняка задаются вопросом: а может, в мою кровь проникло то же самое зло? Маура заметила, что на нее неотрывно глядит обвиняемый, полицейский Графф. Их глаза встретились, и губы подсудимого изогнула улыбка. «А вот и последствия, — прочитала Маура в глазах подсудимого. — Вот что бывает, если предашь блюстителей порядка». — Суд удаляется на перерыв, — объявил судья. — Мы возобновим заседание в два часа. Присяжные гуськом вышли из зала, а Маура тяжело откинулась на спинку стула и не заметила, что рядом с ней стоит Агилар. — Это грязная игра, — проговорила помощница прокурора. — Такое нельзя было допускать. — Он все свалил на меня, — отозвалась Маура. — Да, но ведь ему больше нечем было крыть. Потому что фотографии со вскрытия выглядели чертовски убедительно. — Агилар пристально посмотрела на Мауру. — Может быть, мне следует знать о вас что-нибудь еще, доктор Айлз? — Кроме того, что моя мать осуждена за убийства, а я сама с удовольствием истязаю котят? — Мне не до смеха. — Вы же сами сказали. В этом деле подсудимая — не я. — Нет, но они постараются сделать вас центром внимания. Станут рассуждать, действительно ли вы ненавидите копов и есть ли у вас скрытые мотивы. Мы можем проиграть это дело, если коллегия присяжных решит, что вы были недостаточно честны. Поэтому расскажите мне, могут ли они завести речь еще о чем-нибудь. Выложите мне все секреты, о которых умолчали. Маура подумала о личных сложностях, скрытых от посторонних глаз. О недозволенной любовной связи, которую порвала совсем недавно. О семейной истории насилия. — У всех есть свои секреты, — проговорила она. — Мои к делу не относятся. — Будем на это надеяться, — ответила Агилар. 3 Куда ни кинь взгляд в бостонском китайском квартале — везде таятся привидения. Они обитают в тихом квартале Тайтун-Виллидж и на пестрой Береговой улице, парят над аллеей Пинъань и носятся над темным переулком за Оксфордской площадью. В этих местах повсюду скрывались духи. Во всяком случае, такова была версия экскурсовода Билли Фу, и он от нее не отступал. Вряд ли имело значение, верил он сам в привидения или нет, его задачей было убедить туристов, что на этих улицах обитают духи. Людям хотелось верить в привидения, поэтому многие с радостью платили по пятнадцать баксов с носа, а потом, поеживаясь от ужаса, стояли на пересечении Береговой улицы и Оксфордской площади и слушали, как Билли рассказывает о кровавых убийствах. Сегодня целых тринадцать туристов записались на вечернюю экскурсию «Привидения Чайна-тауна», в их число попали также шкодливые десятилетние близнецы, которых нужно было уложить спать еще три часа назад. Однако когда ты нуждаешься в деньгах, не станешь отвергать никого, даже непослушных мальчишек, за которых тебе заплатят. Билли учился на факультете театрального искусства, и надежд на постоянную работу у него пока не было, однако сегодняшний улов составил целых 195 долларов плюс чаевые. Очень неплохая сумма за двухчасовой пересказ небылиц, даже если для этого приходится унижаться, нацепив атласное одеяние мандарина и накладную косичку. Билли откашлялся и воздел руки к небу, словно стараясь призвать все умения, которые получил за шесть семестров на театральном, и таким образом завладеть вниманием своих зрителей. — Тысяча девятьсот седьмой год! Жаркий вечер. Пятница, второе августа. — Его низкий зловещий голос заглушал отвлекающие уличные шумы. Словно Смерть, избравшая очередную жертву, Билли указал на противоположную сторону улицы. — Там, на площади, которая носит название Оксфордская, бьется сердце бостонского китайского квартала. Пойдемте со мной, и вы попадете в те времена, когда здешние улицы кишели иммигрантами. В душный вечер, пахнувший разгоряченными телами и неведомыми специями. Давайте перенесемся в тот вечер, когда в воздухе чувствовалось убийство! Эффектно взмахнув рукой, он предложил группе следовать за ним к Оксфордской площади. Там туристы столпились вокруг своего экскурсовода, приготовившись слушать. Поглядев на то, какое внимательное выражение приобрели их лица, Билли решил: а сейчас пора очаровать их — заворожить так, как может заворожить лишь прекрасный актер. Он раскинул руки — рукава его одеяния затрепетали, словно атласные крылья, — сделал глубокий вздох и собрался заговорить. — Ма-а-а-ам-мааа! — взвыл один из мальчишек. — Он дерется! — Майкл, прекрати! — рявкнула мать. — Прекрати сию же минуту. — А я ничего не делал! — Ты донимаешь брата. — Это он меня донимает. — Может, вы хотите вернуться в гостиницу, мальчики? Хотите? О боже, подумал Билли, хоть бы уж вы вернулись в гостиницу. Но братья продолжали стоять — сложив руки на груди и сердито поглядывая друг на друга, они отказывались воспринимать его истории. — Как я уже говорил… — попробовал продолжить Билли, но заминка сбила его с толку. Ему даже показалось, что он услышал, как — пуффф! — эффектное напряжение улетучилось, словно воздух из проколотого шарика. Билли взял себя в руки и снова заговорил: — Стоял душный августовский вечер. На эту площадь после долгого трудового дня из прачечных и продуктовых магазинов толпой вывалили отдыхать китаезы. — Билли ненавидел слово «китаезы», но все равно заставил себя произнести его, чтобы нагляднее представить эпоху, когда газеты то и дело писали о «коварных и зловещих азиатах». Когда даже журнал «Тайм» считал уместным следующее описание: «Злоба — слабая полуулыбка на желтых, точно телеграфные бланки, лицах». В ту пору Билли Фу, американец китайского происхождения, мог бы стать лишь прачечником, поваром или чернорабочим. — Здесь, на этой площади, вот-вот разразится сражение, — проговорил Билли. — Сражение двух враждебных китайских кланов, Аньлян и Хипсин. Схватка, которая обагрит это место кровью… Кто-то пускает шутиху. И вдруг площадь взрывается орудийным огнем! Напуганные китаезы толпами убегают прочь. Однако некоторые не в силах двигаться так быстро, и, когда выстрелы стихают, оказывается, что пять человек погибли или лежат при смерти. Они — всего-навсего новые жертвы печально известных кровавых войн между тонгами[2]… — Мамочка, а мы можем уйти прямо сейчас? — Тс-с-с! Слушай, что рассказывает дядя. — Но он такой ску-у-учный. Билли умолк — руки чесались схватить этого маленького сопляка за горло. Он смерил гаденыша ядовитым взглядом. На мальчишку это не произвело никакого впечатления — он лишь пожал плечами. — В туманные вечера, вроде нынешнего, — сквозь зубы продолжал Билли, — порой можно услышать отдаленные взрывы таких шутих. Увидеть призрачные фигуры, пролетающие мимо в смертельном ужасе, — они по-прежнему стремятся укрыться от пуль, выпущенных в тот вечер! — Билли повернулся и взмахнул рукой. — А сейчас давайте отправимся на противоположную сторону Береговой улицы. К очередному обиталищу призраков. — Мама. Мамочка! Не обращая внимания на маленького засранца, Билли перевел группу через дорогу. «Улыбайся, продолжай болтать, — мысленно велел он себе. — От этого зависят твои чаевые». Ему нужно было продержаться всего-навсего час. Сначала они отправятся на улицу Наппа, а затем остановятся на улице Тайлера, возле игорного дома, где в девяносто первом убили пятерых мужчин. В китайском квартале хватало мест преступлений. Билли повел группу по улице Наппа. Она скорее походила на узкий проулок, почти безлюдный и плохо освещенный. Когда огни и оживленное движение Береговой улицы остались позади, температура воздуха словно бы резко упала. Билли поежился и плотнее запахнул свой атласный халат. Он и раньше замечал тревожную смену климата, двигаясь по этому участку Наппа. Здесь ему становилось зябко даже теплыми летними вечерами, словно холод, давно поселившийся в этом переулке, не собирался рассеиваться. Похоже, туристы тоже заметили это — Билли слышал, как они застегивают куртки, видел, что они достают из карманов перчатки. Группа притихла, и слышалось только эхо их шагов, отражавшееся от зданий, что возвышались по обе стороны. Даже маленькие шкодники хранили молчание, словно ощутили перемену атмосферы. Здесь сохранилось нечто, поглощающее любой смех и любую радость. Билли остановился возле заброшенного здания, вход в которое перекрывала запертая решетчатая дверь; окна первого этажа защищали железные прутья. Ржавая пожарная лестница карабкалась вверх — к третьему и четвертому этажам; там все окна были накрепко заколочены, словно должны были удержать внутри какого-то неизвестного пленника. Группа сбилась в тесную кучку, пытаясь согреться. А может, помимо холода, туристы чувствовали здесь присутствие чего-то еще, того, что заставило их сжаться тесным кружком, ища друг у друга защиты? — Добро пожаловать на место одного из самых жутких преступлений в Чайна-тауне, — начал Билли. — Вывеска с этого здания исчезла, но девятнадцать лет назад за окнами, которые теперь зарешечены, находился небольшой китайский ресторанчик «Красный феникс», где подавали блюда из морепродуктов. Заведение было скромным — внутри помещалось всего восемь столов, — но славилось свежими моллюсками. Это случилось поздним вечером тридцатого марта, в сырую и холодную погоду. Тем вечером даже обыкновенно шумные улицы китайского квартала казались до странности тихими. В «Красном фениксе» работали всего двое — официант, Джимми Фан, и повар, нелегальный иммигрант из Китая по имени У Вэйминь. Тем вечером в ресторан пожаловали трое гостей, и этот вечер стал последним в их жизни. Потому что на кухне творилось что-то недоброе. Мы никогда не узнаем, почему у повара вдруг изменилось настроение и он впал в ярость. Возможно, виной тому долгие часы тяжелой работы. А может, он горевал из-за того, что был чужаком в незнакомой стране. Билли немного помолчал. Его голос понизился до жутковатого шепота. — Или же им овладела какая-то потусторонняя сила, некое зло взяло над ним верх. Оно заставило его вытащить пистолет и ворваться в зал. Зло по-прежнему обитает здесь, на этой темной улице. Нам известно лишь то, что повар прицелился и… — Билли осекся. — И — что? — с тревогой спросил кто-то. Однако Билли неотрывно смотрел вверх, не обращая внимания на вопрос. Его взгляд был устремлен на крышу — он готов был поклясться: там что-то двигалось. Что-то черное скользнуло во тьме, словно в небе взмахнуло крыло гигантской птицы. Билли напрягся, силясь снова разглядеть это крыло, но так ничего и не увидел, кроме прижавшегося к стене скелетообразного очертания пожарной лестницы. — И что случилось потом? — потребовал ответа один из мальчишек. Билли осмотрел лица всех тринадцати туристов, которые выжидательно глядели на своего экскурсовода, и попытался вспомнить, на чем он закончил. Однако он был слишком взволнован тем, что увидел в небе. Ему вдруг страшно захотелось бежать из этого темного переулка, оказаться как можно дальше от жуткого здания. До того захотелось, что лишь невероятным усилием воли Билли заставил себя устоять на месте и не помчаться прочь — к Береговой улице. К ее огням. Сделав глубокий вдох, он выпалил: — Повар застрелил их. Застрелил всех. А потом убил себя.