– Я всегда знал, Лиш, что ты где-то рядом. Может, другие сдались, но не я. – Спасибо, Штепсель. Это кое-что значит. Много значит. Он ухмыльнулся. – Ладно, от тебя я еще это прозвище стерплю. – Поговори с ним, Майкл. – Я уже высказал свое мнение. – И что он собирается делать? Майкл пожал плечами. – Питер, как всегда. Бьется головой о стену, пока не проломит. Люблю я его, но упрямый он, что бык. – На этот раз не сработает. – Не сработает. Он напряженно смотрел на нее, но, в отличие от Питера, в его взгляде не было подозрения. Для него она – напарница, товарищ по заговору, та, кому можно доверять во всем. Его глаза, его интонации, то, как он держит себя. Все это говорило лучше слов. – Я много о тебе думал, Лиш. Очень долго думал, что влюблен в тебя. Как знать, может, и до сих пор влюблен. Надеюсь, тебе это не неприятно. Алиша ошеломленно смотрела на него. – Судя по твоему лицу, ты удивлена. Можешь счесть это за комплимент, намеренный. Я просто хочу сказать, что ты очень много для меня значишь, и всегда значила. Когда ты вчера появилась, я кое-что понял. Хочешь знать, что? Алиша кивнула, все еще не в состоянии вымолвить ни слова. – Я понял, что все это время ждал тебя. Не просто ждал. Ожидал, что ты появишься. Он помолчал. – Ты помнишь, когда мы в последний раз виделись? В тот день, когда ты меня в больнице навестила. – Конечно, помню. – Я очень долго думал. Почему? Почему меня? Почему Алиша выбрала меня, а не кого-то еще, именно тогда? Я бы предположил, что ты выберешь Питера. Но ответ пришел ко мне, когда я задумался над тем, что ты сказала. «Когда-нибудь этот мальчишка всех нас спасет». – Мы об этом еще детьми разговаривали. – Точно. Но говорили и о многом другом. Он наклонился вперед. – Даже тогда, Лиш, ты знала. Может, не знала, чувствовала, то, как все складывается, как и я. Точно так же, как сейчас, когда я сижу здесь, двадцать лет спустя, разговаривая с тобой в тюремной камере. Другой вопрос – почему. На него у меня ответа нет, и я перестал задавать его. Сейчас все это подходит к развязке, и я знаю не больше твоего. Учитывая общую тенденцию последних двадцати четырех часов, особых оснований для оптимизма нет. Но в любом случае я не смогу сделать это без тебя. Щелчок замка. В дверях появился охранник. – Фишер, я же сказал – пять минут. Убирайся к чертям отсюда. Майкл сунул руку в карман рубашки, помахал у себя над плечом пачкой банкнот, даже не удосужившись посмотреть, как охранник протянул руку и выхватил их, а затем вышел. – Боже, какие идиоты, – со вздохом сказал он. – Неужели они действительно думают, что завтра в это же время эти деньги будут иметь хоть какое-то значение? Он снова сунул руку в карман и вытащил сложенный лист бумаги. – Вот, возьми. Алиша развернула лист. Спешный набросок карты рукой Майкла. – Когда придет время, иди по дороге на Розенберг, на юг. Сразу за гарнизоном увидишь старую ферму, слева, там бак для воды. Свернешь на дорогу сразу же за ним и прямо на восток, пятьдесят две мили. Алиша оторвала взгляд от листа бумаги. В глазах Майкла появилось что-то новое, неистовство, почти безумие. За тщательно контролируемым видом и поведением, ореолом силы скрывался человек, горящий верой. – Майкл, что в конце дороги? Снова оставшись в одиночестве, Алиша погрузилась в мысли. Вот, значит, что заменило Майклу женщину, в конце концов. Его корабль, его «Бергенсфьорд». Мы изгои, сказал он ей на прощание. Мы те, кто знает правду и всегда знали; это боль, с которой мы живем. Как же он хорошо понимает ее. Кролик настороженно смотрел на нее. Его черные немигающие глаза блестели, как две капли чернил. В их выпуклой поверхности Алиша увидела отражение, призрак ее самой. Почувствовала, что у нее мокрые щеки. Почему она не может перестать плакать? Она скользнула к клетке, открыла дверцу и протянула руку внутрь. Ее ладонь заполнила мягкая шерсть. Кролик не пытался сбежать, либо прирученный, чей-то любимец, как сказал Майкл, либо слишком испуган, чтобы что-то делать. Она вытащила зверька из клетки и посадила на колени. – Все в порядке, Отис, я друг, – сказала она. И так и сидела, гладя его по мягкой шерстке, очень долго. 65 Шаги, скрип открывающейся двери. Эми открыла глаза. Привет, Пим. Та остановилась в дверях. Рослая, с овальным лицом и выразительными глазами, в простом платье из синей хлопчатобумажной ткани. Выпуклый живот под мягкими складками платья, она беременна. Я рада, что ты вернулась, чтобы меня проведать, сказала Эми на языке жестов. Пим с сильной неуверенностью поглядела на нее и подошла к кровати. Можно? – спросила Эми. Пим кивнула. Эми сложила ладонь чашечкой и прижала к платью. Скрытая внутри сила, столь новая, чистейшее ощущение жизни – если сравнить с цветом, то белый цвет летних облаков. Вопросы, множество. Кто я? Что я? Это мир? Я есть все или лишь часть? Покажи мне остальное. Пим села на кровать, спиной к ней. Эми расстегнула пуговицы платья и раздвинула ткань. Полосы на спине, ожоги. Они стали менее заметны, но не исчезли. От времени стали немного впалыми, с резкими краями, будто корни, скрытые под землей. Эми провела по ним пальцами. Там, где кожа Пим была нетронута, она была теплой и мягкой, но мышцы под ней были напряжены, будто застыв от боли. Эми застегнула платье. Пим повернулась лицом к ней. Ты мне снилась. Мне кажется, я тебя всю жизнь знаю. И мне. В глазах Пим появилось странное выражение. Даже тогда… Эми взяла ее за руки, успокаивая. Да. Даже тогда. Пим достала из кармана платья блокнот. Небольшой, но очень толстый, с жесткими страницами из пергаментной бумаги. Я принесла тебе это. Эми взяла блокнот и открыла обложку, обтянутую мягкой кожей. Вот оно, страница за страницей. Рисунки. Слова. Остров, пять звезд. Кто еще это видел? Только ты. Даже Калеб не видел? Пим мотнула головой. Ее глаза подернулись слезами, она выглядела совершенно ошеломленной. Откуда я все это знаю? Эми закрыла блокнот.