На треножнике между тем обугливалось жертвенное мясо. Воздух в покоях затуманило от горького дыма. Алекто взяла кувшин и полила воды на руки отца, потом вытерла их полотенцем. Алекто дрожала. Она старалась не дотрагиваться до кожи отца. Фаракс взял высокий сосуд из отполированного обсидиана и наполнил глиняную чашу такой тонкой работы, что сквозь нее просвечивал огонь. Жидкость красная, густая. «Должно быть, кровь, смешанная с вином», – подумал Гилас. Мальчик с быстро бьющимся сердцем наблюдал, как Коронос пьет. Глаза с тяжелыми веками точь-в-точь как у ящерицы. Бледный язык медленно облизнул безгубый рот. Креон подал Верховному вождю бронзовое блюдо с почерневшим мясом. Тот взял лишь маленький кусочек. Ногти у Короноса выкрашены черным и остро заточены. На большом пальце кольцо из серого металла. «Наверное, железное», – предположил Гилас. – Твоя очередь, внук, – холодно произнес Коронос. Остальные замерли в ожидании. Теламон нервно облизнул губы. Потянулся за кусочком мяса и положил в рот. Коронос коротко кивнул и велел сыновьям и дочери приступать к трапезе. Вороны сели и набросились на обгоревшее мясо, с жадностью хватая куски и разрывая их черными острыми ногтями. Борода Креона поблескивала от жира, между белоснежными зубами Алекто застрял кусочек обугленной кожи. Верховный вождь отпил еще глоток, потом швырнул чашу на пол, разбив ее на мелкие осколки. Хекаби говорила, что Коронос пользуется только новой посудой и избавляется от нее сразу после трапезы. Видимо, Гилас вздрогнул от звона сломанной чаши. Коронос поглядел в его сторону. Мальчик низко опустил голову. Холодные неподвижные глаза пронзали, будто ножи. У Гиласа ноги подкосились. Этот человек отдал приказ убивать всех Чужаков. Из-за него Исси пропала. Кто знает, жива ли сестренка? Тут сильная рука схватила Гиласа за плечо. Акастос прошептал: – Готовься. Я тебе подскажу, что говорить. Вороны между тем натирали щеки сажей. Пир закончился. Пора гадать по дыму, чтобы узнать, подействовал ритуал или нет. Фаракс ударил мечом по бронзовой миске с углями. Та протяжно зазвенела. Алекто стала нараспев произносить заклинания, обходя по кругу треножник и топча ногами в блестящей обуви листья болиголова. Коронос встал и занес обе руки над треножником. Повторяя заклинания, Алекто взяла обсидиановый сосуд и вылила красную жидкость на руки отца. Оттуда она стекла на угли. Раздалось шипение, поднялись клубы дыма. Жидкость, коснувшаяся кончиков пальцев Короноса, – подношение для богов; та, что стекла между пальцами, – для Предков, а та, что попала на ладони – то есть бóльшая часть, – для духов, чье имя даже Коронос не осмеливается произнести вслух: для Злобных. Сосуд опустел. Алекто отступила в сторону. Коронос подался вперед, вдыхая запах дыма. Хекаби подошла ближе, собираясь читать знаки. Повисла звенящая тишина. Слышно только потрескивание углей и дыхание собравшихся. Гилас сжал в кулаке львиный коготь у себя на груди. Рядом с ним Акастос стиснул мешочек с амулетом Хекаби. Огонь ламп дрогнул и погас. Теперь темноту рассеивал только огонь на треножнике. У Гиласа волосы встали дыбом. Он весь похолодел. Вдруг в окно ворвался мощный порыв ветра. Ширма со стуком упала. Мальчик рухнул на колени. Ветер заметался по комнате. И тут Гилас заметил другую тьму – глубокую, черную. В покои влетели огромные крылатые существа, при виде которых сердце мальчика сжалось от ужаса. Гилас зажмурился, но все равно их видел: страшные черные головы, обугленные пламенем Хаоса, красные рты, зияющие, будто открытые раны… А потом они скрылись. На секунду заслонили звезды и понеслись к Горе. Наконец Гилас решился открыть глаза. Дым рассеялся. В свете углей Хекаби застыла как статуя. Ее лицо выражало ужас. – Сработало, – выдохнула провидица. – Они явились. Теламон тоже окаменел от страха. Креон утер пот со лба. Фаракс победоносно стукнул себя кулаком в грудь. Коронос железной хваткой стиснул руками колени. – Ты что, оглох? – шепотом возмутился Акастос. – Повтори, что я сейчас сказал! Да поскорее! Это наш единственный шанс! Но Гилас, окаменевший от ужаса, утратил дар речи. Акастос вздохнул с досадой и оттолкнул мальчика в сторону. – Кузнец Дамеас хочет преподнести Короносу дар в честь победы над Повелительницей Огня, – выдавил он хриплым шепотом. Затем Акастос отступил в тень, а рабы шагнули вперед. Вороны повернулись в их сторону, пристально наблюдая, как рабы опускают короб перед треножником. Вот они снимают с него ткань. Теламон вздрогнул. Дети Короноса уставились на дар кузнеца во все глаза. Только Коронос и бровью не повел. Гилас вскрикнул и рванулся вперед, но Хекаби его удержала. – Тихо! – шикнула она ему на ухо. – Не высовывайся! Клетка такая тесная, что Разбойнице негде повернуться. Морда завязана ремешком из сыромятной кожи, чтобы маленькая львица сидела тихо. Разбойница трясется от страха. Креон поглядел на Хекаби: – Ну и что нам делать со львенком? Гилас смотрел на суровые жестокие лица, склонившиеся над клеткой. Пальцы Хекаби впились мальчику в плечо, словно когти. – Тебе решать, господин, – ответила провидица. Креон облизнул губы. Фаракс приблизился к шкатулке и поднял крышку. В свете огня кинжал Короносов сверкнул алым. – Это ведь жертва, верно? – произнес он. – А значит, надо ее убить. Глава 33 – Давай воткни в львенка кинжал, – язвительно произнесла Алекто. – У тебя на все один ответ. – А ты что предлагаешь? – ощетинился Фаракс. Гилас не выдержал. – Кузнец говорит, львенка убивать нельзя! – выпалил он, не обращая внимания на ошарашенную Хекаби. – Это еще почему? – спросил Фаракс. Он уже поднял крышку шкатулки. Ему явно не терпелось пустить кинжал в дело. – Львенок… львенок принадлежит Креону, – нашелся Гилас. – Ее подобрали на его земле. Креон сразу оживился. Фаракс нахмурился: – Ну и что с того? Гилас понял – соображать надо быстро. – Львенок должен остаться в живых, потому что… она подрастет, окрепнет, а вместе с ней окрепнет и дом Короносов. Будете как Микенский Лев, только еще могущественнее. Креону эта идея пришлась по душе. Он бросил на брата победоносный взгляд. – А еще это львица, – сухо прибавила Алекто. – Они охотятся лучше, чем самцы. Коронос встал и жестом велел Фараксу закрыть шкатулку. – Львенок будет жить, – объявил Верховный вождь. Ошеломленный Гилас мог только наблюдать, как Верховный вождь покидает покои, а следом – остальные Вороны. Фаракс несет шкатулку, за ним спешат рабы с клеткой Разбойницы. Вот маленькая львица пытается повернуть голову, чтобы не упускать из вида Гиласа, но клетка слишком тесная. А потом Разбойницу унесли. Акастос схватил Гиласа за руку и вытащил в коридор. Скоро полночь. Гилас ускорил шаг. На горном отроге, где стоит кузница, темно, только горят сигнальные костры. Стражники пропустили Гиласа без разговоров. Еще бы, он ведь раб кузнеца. Вот только куда тот запропастился? Когда выходили из крепости, Акастос шел с ними. Потом Хекаби объявила, что не уйдет без своей рабыни, и препиралась со стражниками, пока не привели Пирру. Девочка выглядела испуганной, но никакого вреда ей не причинили. Потом в темноте спускались по ступенькам. А когда оказались внизу, Хекаби и Пирра неожиданно повернули к деревне, а Гилас остался один. Акастос куда-то пропал. Ветер завывает и раскачивает ветки тернового дерева. Дверь кузницы приоткрыта. По земле пролегла полоска желтого света. Гилас заметил в пыли следы Разбойницы, потом ее любимый плетеный мячик. Мальчику стало трудно дышать. Акастос сидел на табурете возле кузнечного горна и невозмутимо натачивал клинок. Он так увлекся работой, что даже не поднял головы, когда в кузницу вошел Гилас.