– Ну, тут ты не виноват, – пожал плечами Акастос. – Что может мальчишка против воинов? – Исси, наверное, думает, я ее бросил. Гилас рассеянно отковыривал от колена засохшую корочку. – Иногда кажется: буду заботиться о Разбойнице как следует – Повелительница Зверей в награду присмотрит за моей сестренкой. Во взгляде Акастоса промелькнуло сочувствие. – Берегись, Блоха. Уж слишком ты привязался к этому львенку. От привязанностей одна боль. Гилас нервно сглотнул: – По-твоему, появление Разбойницы – это знак? Акастос поворошил палкой угли. – Откуда мне знать? Но люди и впрямь называли Верховного вождя Микен львом. Я про истинного Верховного вождя – того, что правил Микенами, пока власть не захватили Короносы. Наш дом стоял на равнине, прямо под крепостными стенами. Прошли годы, и вдруг в мою кузницу пожаловал мальчишка Чужак со львиным когтем на шее, да еще и с маленьким львенком в придачу. Как тут не усмотреть знак? Но в чем его смысл, понятия не имею. Будто почувствовав, что говорят о ней, Разбойница подошла и прижалась к Гиласу. Мальчик почесал ей загривок. Маленькая львица лизнула его колено. Легла у ног и уснула. – Ты же говорил, что не веришь в знаки, – заметил Гилас. – Нет, я сказал, что осторожно отношусь к пророчествам. Что такое пророчества? Загадки провидцев. А знаки подают звери. Люди лгут, а звери – нет. Гилас произнес: – Ты говорил, что возделывал землю. Там, откуда я родом, все земледельцы горбатые и с кривыми ногами. Ты на них совсем не похож. Акастос пожал плечами: – Микенские равнины – самые плодородные в Акии. Все растет само. Я владел ячменными полями и оливковыми рощами. Я уж не говорю про виноградники. Мое вино было самым насыщенным, самым крепким. А потом все досталось Воронам. – У тебя была семья? Акастос помолчал. – Останься мой сын в живых, сейчас был бы твой ровесник. На лицо Акастоса набежала тень. Кузнец погрузился в воспоминания. – Сначала пришел только Коронос и его кровные родичи, а с ними маленькая горстка воинов. Явились из своих наследственных земель – стало быть, из Ликонии. Принесли дары. Верховный вождь сразу понял: дело нечисто. Но остальных Воронам удалось обмануть. Когда опомнились, Вороны уже показали себя во всей красе. Некоторое время исход битвы за власть висел на волоске. Все зависело от тех, кто жил в Горах вокруг Микен. Там обитало племя. У вас в Ликонии их назвали бы Чужаками. – Племя Чужаков? – удивился Гилас. – Эти люди не были изгоями, как ликонианские Чужаки. Это был гордый народ, знаменитый своим умением выживать в дикой природе. Они знали Горы, как никто другой. Не слыхал про них? Гилас покачал головой: – А потом что случилось? – Верховный вождь ходил к их вождю. Предлагал объединиться в борьбе против Воронов. – В голосе Акастоса звучала горечь. – Но вождь Чужаков не захотел вмешиваться. Сказал, его людей эти дрязги не касаются. В итоге победу одержали Вороны. Верховного вождя убили. С тех пор Микены под властью Короносов. Акастос помолчал. – Примерно в это же время меня начали преследовать Злобные. Гилас, затаив дыхание, ждал, что будет дальше. – У меня был брат, – произнес Акастос. – Мы с ним были лучшими друзьями. Но Вороны настроили его против меня. Брат поверил их лжи. Мы дрались, и… – Акастос разжал кулаки, будто выпустил из рук предмет, который мог видеть только он, – …я убил его. Убил родного брата. Потрескивал огонь. Жара и духота в кузнице казались нестерпимыми. – Злобные оказались страшнее повального мора, – продолжил Акастос, не сводя глаз с пламени. – Отравили весь урожай и скот. Пришлось покинуть дом и землю, иначе на месте наших угодий ничего не осталось бы. Акастос тяжело вздохнул: – Вот почему я кочую с места на место, меняя убежища и обличья. Я братоубийца. Гилас отважился посмотреть Акастосу в глаза: – Виноват не ты, а Вороны. Это они загнали тебя в угол. – Нет, Блоха, вина моя. – Может, такова воля богов… – Только трусы ищут себе оправдание. Нет, за нож схватился я. И кровь брата пролил я. Вот только «пролил кровь» – слишком красивое выражение. В убийствах ничего красивого нет, Блоха. Когда убиваешь человека, чувствуешь, как твой нож вонзается в его плоть. Слышишь хрип и стоны, чуешь запах страха, когда жертва понимает, что умрет. А потом – этот застывший взгляд. Только тогда в полной мере осознаешь, что натворил, и содрогаешься от ужаса. Но слишком поздно: ты отнял жизнь и назад ее не вернуть. Акастос прикрыл рот ладонью. Гилас заметил, как дрожала его рука. – Иногда они являются мне во снах, – прошептал Акастос. – У них лицо моего брата. Кровь течет из его глаз. Брат разъярен. Винит меня в своей смерти. Акастос надолго замолчал. Наконец сказал: – Зря я тебя тут держу, Блоха. От меня одни беды. – Я остался жив только благодаря тебе! Вот только… зачем ты приплыл на Талакрею? Говорят, Вороны поклоняются Злобным. Выходит, духи мщения совсем рядом. Как же ты тут живешь? Акастос окинул Гиласа оценивающим взглядом. В светло-серых глазах сомнение. Решает, что открыть, а о чем умолчать. – Четырнадцать лет я провел в бегах. Давно еще дал обет: в своей жизни я должен сделать две вещи. Все остальное не важно. Я поклялся уничтожить кинжал Короносов и сделать так, чтобы дух брата обрел покой. Ради этого готов на что угодно. Даже стать добычей Злобных. Со скал уже доносились крики чаек. Запряженные волами повозки с грохотом ехали от угольных ям. В кузницу проникли красные рассветные лучи и осветили изможденное лицо Акастоса. Казалось, он разом постарел на десять лет. Гилас обдумывал все, что узнал от Акастоса. Наконец спросил: – Зачем ты мне все это рассказал? К удивлению мальчика, Акастос одобрительно кивнул: – Молодец, в правильном направлении рассуждаешь. – Так зачем? – Может, тебе это покажется странным, Блоха, но что-то мне не хочется выдавать тебя Креону. Он тебе выпустит кишки, как свинье. Но если будешь мешать, другого выхода не останется. Теперь ты знаешь, что я задумал. Будь другом, не мешай. Не дав Гиласу ответить, Акастос встал и вышел из кузницы. Мальчик подбежал к дверному проему и посмотрел ему вслед. Бесприютный бродяга Акастос опять превратился в кузнеца Дамеаса. Вот он идет проверять, достаточно ли в печах зеленой руды и угля. Акастос оглянулся. Его взгляд лучше всяких слов говорил: «Мои откровения ничего не меняют. За работу!» Потом Акастос надел маску и скрылся из вида. Подбрасывая топливо в огонь, Гилас размышлял: как же Акастос вынес все, что на него свалилось? Большинство тех, кого преследуют Злобные, сходят с ума в первый же год. Но Акастос продержался уже четырнадцать лет. Снаружи послышались шаги. Гилас обернулся, ожидая увидеть кузнеца. Но на пороге остановился не он, а какой-то незнакомый раб. Молодой человек весь в поту, глаза вытаращены, будто у вспугнутого зайца. – Послание от господина Теламона, – с трудом переводя дыхание, прошептал раб. – В полночь. Здесь. – Здесь? – удивился Гилас. – Под скалами будет ждать лодка. Господин Теламон знает путь к Морю. – Стой! Больше он ничего не сказал? – Я передал все, что велено, – буркнул раб и поспешил прочь. У Гиласа от таких новостей голова пошла кругом. Но обдумать их мальчик не успел. В тридцати шагах от кузницы под терновым деревом его ждали два человека: высокая женщина с белой прядью в волосах и диким пылающим взглядом, а рядом с ней – Пирра. Глава 30 – Как я рада, что ты нашел Разбойницу! – воскликнула Пирра. Опустилась на колени и потерлась лбом о лоб львенка.