– Значит, кто-то сюда все-таки приходил, – озвучила я очевидное. – Ага, – согласился Ди. – А знаете, что еще это значит? Что это оборудование кому-то понадобилось, чтобы продолжать эксперименты. – Не обязательно, – быстро возразил Теодор. – Может, его просто сняли после аварии и утилизировали вместе со всем остальным. – С чем остальным? – спросил Ди с насмешкой. – Вот с этим? Он пнул сваленные на полу папки, листы разлетелись по кабинету. – Ну ладно, не все утилизировали. Но это не значит, что эксперименты продолжили после взрыва. – Скорее, вынесли все важное, все, что можно использовать, – сказала я. – Что мы тут видели? Какое-то сломанное барахло и бумажки. Эта Амелия Лукаш была чокнутая, все записывала, каждое свое шевеление. Вот хотя бы на ее ежедневник посмотри. Она тут год за годом всю свою жизнь описала, эти все протоколы хранила у себя распечатанными. Даже странно, если так подумать – она занималась имплантами, а технике не доверяла. Но все это совершенно точно было и на электронных носителях, поэтому эту тонну бумаги тут бросили – зачем тащить папки, когда все есть на жестком диске, положил в карман и понес. На наше счастье. – Что ты имеешь в виду? – не понял Теодор. – Алло, она все записывала! Что бы ни происходило после войны, она наверняка это записала. Хоть в каком-то виде. Вот эти все штуки, – я заглянула в ежедневник, – «Голос» какой-то, эф-икс сто шестнадцать, все эти номера – это же наверняка люди, которых тут оперировали. Она не могла это не записать, надо только найти. – Что еще за голос и викс… как ты сказала? – Не знаю, это у нее тут, видишь? Я открыла первую попавшуюся страницу ближе к концу. «15 авг. 65 – поставка FX-116 и NGSX. «Голос» для №131», – было написано среди завитушек, сердечек, инициалов В.Д. и прочей мути. – «Голос», значит, – прищурился Ди. – Похоже на «Эхо», вам не кажется? Теодор кивнул, отобрал у меня ежедневник и стал просматривать его сам. – Если мы все правильно поняли, то до войны у них был проект «Эхо» – не слишком удачный, так что его без лишних сантиментов свернули, – сказал он. – А вскоре после войны появляется проект «Голос» – видимо, технологию они усовершенствовали. Мне бы карандаш… Ладно, подождите, я попробую восстановить ход процесса. Вот этот номер сто тридцать один. Первый раз он появляется… в конце мая. Сначала его тестируют. Снимают кучу физиологических показателей, потом, через несколько дней, еще энцефалограмму… наверное, это была энцефалограмма, да. Вшивают ему что-то под названием SYL-4, я так понимаю, это медицинский чип. И вставляют какой-то нейроимплант. Дальше они просто наблюдают. Наблюдают, наблюдают… До шестнадцатого июня. Лукаш каждый день проверяет его состояние. Что-то ему вводят, какие-то транквилизаторы, кажется. А на первое июля у него назначена операция. И была она… на позвоночнике. В середине июля он снова возвращается в операционную и ставит фильтры в легкие. Они смотрят, как он реагирует на импланты, нет ли аллергии на сплав, и, видимо, все с ним хорошо. Потом его, судя по всему, отпустили аж до августа, когда ему вводят эф-икс и начинают модифицировать по полной. – Как ты вообще это разбираешь? – поразилась я. – Там же сплошные буквы, цифры, сокращения эти, ничего же не понятно! – Да нет, – Теодор взглянул на меня с насмешкой, – тут довольно подробно расписано. Видишь: запустить протокол один – тестирование жизненных показателей. Тут даже написано, что получили, неплохие, видимо, показатели, хотя эти обозначения мне не знакомы. Потом протокол два – импланты, вот, так и написано. Тут она каждый день пишет про свои наблюдения, что они ему ставят и прочее. Вот тут он должен был прийти в себя… – Да не могу же я быть такой тупой, – пробормотала я, забирая у него ежедневник. – Ну да, просто раньше, про всех остальных, она этого всего не писала, видишь? – Ну, не писала так не писала, – усмехнулся Теодор. – Да смотри сам! – возмутилась я. Теодор забрал у меня тетрадку, но смотреть предыдущие записи не стал. – Клад, а не ежедневник, – заявил он. – Еще бы остальные ее бумаги найти. – Ну так ищи, – насмешливо бросил Ди и кивнул мне, указывая на дверь. Я кивнула в ответ, и мы пошли к выходу. Хватит с меня этой лаборатории. – Вы куда? – не понял Теодор. – Да есть у меня тут одно дело небольшое, – хмыкнула я. – Встречаемся вечером в доме Нортов, – добавил Ди, давая понять, что на этом мы расстаемся. Теодор на этот раз возражать не стал – то ли гордость не позволила, то ли решил, что и один отлично управится. Коридор был все такой же длинный и темный. Мы вышли в одно из круглых общих помещений, посреди которого стояли обгорелые диванчики и кадки с чем-то давно засохшим. Я достала сканер – Теодор оставался в кабинете доктора Лукаш, ну и молодец. А вот прямо по курсу был кто-то еще. – Впереди трупак, – заметила я. – Да нет, – возразил Ди. – Мы же тут уже ходили, нет там никого. – Да сам посмотри, – пожала я плечами. – Может, не заметили. Тут же темно, как… Свети под ноги, короче, не хватало еще вляпаться. Мы пошли дальше, время от времени посматривая на сканер. Наконец я остановилась. Ди тоже стал. – Ну? – спросил он. – Где труп? – Да вот прямо здесь, – развела я руками. Мы стояли у дверного проема – за ним начинался коридор, который должен был привести нас к выходу на улицу. Справа был еще один темный тоннель, чуть дальше – бронированная дверь. Я опустила сканер сенсором к полу и смотрела на светящуюся зеленую точку. Настройки, которые ввел Теодор, еще сохранялись, и, судя по ним, здесь должен был находиться некто по имени Тимо Балла. Но его не было. – Или сканер все-таки сломан, – сказал Ди, – или тут есть еще один этаж. Для всех нас лучше, чтобы правильным был второй вариант. – Но если первый, то Коди мы будем искать долго. Знаешь, что? Ты иди, а я посмотрю, есть там кто-то или нет. Если есть – отлично, пусть лежит. – Я с тобой. – Нет, – сказала я решительно. – Ди, послушай. Этот нейротоксин где-то здесь. Один подземный толчок или даже упавший камень, и нас накроет. Я уже надышалась, мне все равно, но… – Мне не все равно, – перебил меня Ди. – Я тебя тут одну не брошу. – Мы знакомы две недели, тебе совершенно не обязательно умирать вместе со мной, – проворчала я. – У меня есть респиратор. – А чего ты его раньше не надел? – А я его тут подобрал, – ухмыльнулся Ди и достал из кармана непривычного вида маску ярко-желтого цвета. – Хорошая же вещь, чего добру пропадать. – Странный он какой-то. И наверняка уже пропитался каким-нибудь дерьмом. К тому же респираторы от этого не помогают. Эта хреновина вообще, наверное, через кожу всасывается. Мы помолчали. – Неприятно это признавать, но ты права, – мрачно сказал Ди. – Только не думай, будто мне это нравится. Как я узнаю, что ты в порядке? Что ты не выходишь, потому что еще ищешь, а не потому, что тебя уже сожрали мутанты? Я прыснула. – Если меня буду жрать, обещаю подать условный сигнал. – Какой? – Ну, не знаю. Покричу совой. – Давай так. Я жду тебя у входа тридцать минут. Если ты не выходишь – я иду искать тебя. И тогда моя смерть будет на твоей совести, – добавил он, сделав мученическое выражение лица. Я снова засмеялась. – Договорились. Он быстро сжал мое плечо и, подхватив свой рюкзак, направился в темноту коридора. Я немного постояла, глядя, как удаляется свет его фонарика и все еще ощущая тепло в том месте, где он прикоснулся ко мне, а потом развернулась и потопала ко второму темному проему. Если там нет никакой лестницы, сказала я себе, то далеко я не пойду. И если есть лестница, то тоже не пойду. Просто проверю, есть ли тут еще один этаж, и все. Ну, скажу Теодору, пусть посмотрит, что там. И сразу назад. Одной в темноте было очень неуютно. Я даже пожалела Теодора, который остался в кабинете доктора Лукаш. И заодно Марко, которого я семь месяцев назад пугала дурацкой страшилкой. Я старалась ступать как можно тише, но в пустом коридоре звук шагов все равно был слишком громким, на стенах метались тени – казалось, их отбрасывает кто-то живой. Я шла все медленнее и наконец остановилась вовсе. Очень хотелось обернуться, но я понимала, что если там будет хоть какая-нибудь подозрительная тень, то Ди меня не дождется, потому что я тут же умру на месте. – Привет, Нико, – позвала я шепотом, сунув в ухо бусинку наушника, – ты здесь? – Привет, Рета, – отозвался он, и страх немного отступил. – Нужна помощь? – Есть такое, – ответила я. – Я в лаборатории, одна в пустом темном коридоре, и я боюсь. – Ты заблудилась? – спросил Нико. – Нет… пока. – Ты от кого-то прячешься? – Нет. – У меня мало информации о текущих событиях, Рета, – сказал Нико с сожалением. – Какого рода помощь тебе нужна?