Нэш обернулся. — Мелинда ничего об этом не знает, — заявил Вик, все так же невозмутимо опираясь спиной о балясину. — Мне бы не хотелось, чтобы вы ей рассказали. Джоэл улыбнулся и, вяло махнув рукой, ушел. Вик проводил его взглядом до другого конца гостиной, где Хорас беседовал с Филом Коуэном, но Джоэл даже не попытался к ним присоединиться. Он стоял в одиночестве и курил. А наутро мистер Нэш проснется, все еще веря, что это была шутка, подумал Вик, но поразмыслит, а потом попробует навести справки о том, как Виктор ван Аллен относился к Малькольму Макрею. И разные люди — Хорас Меллер, например, и даже Мелинда — скажут ему, что Вик и Мал никогда особенно не ладили. Коуэны, Хорас или Мэри Меллер, если на них поднажать, признаются, что замечали: между Малом и Мелиндой что-то было — не более чем легкий флирт, конечно, но… Малькольм Макрей, рекламный агент, занимал не ахти какую должность, но строил из себя важную персону и держался покровительственно. Он принадлежал к типу людей, которых женщины называют неотразимыми, а мужчины, как правило, терпеть не могут. Высокий, худой, элегантный, с длинным, узким лицом, на котором ничего особо не выделялось, кроме большой бородавки на правой щеке, как у Авраама Линкольна, хотя предполагалось, что глаза его тоже неотразимы, припомнил Вик. Макрея по неизвестной причине убили в его квартире на Манхэттене, а полиция до сих пор не нашла преступника. Вот почему слова Вика произвели на Джоэла такое впечатление. Вик совсем расслабился, откинувшись на балясину, и вытянул ноги, с каким-то странным упоением вызывая в памяти сцену: поле для гольфа, Мал стоит позади Мелинды, обнимая ее за талию, и показывает, как она могла бы ударить по мячу лучше, чем он. Потом Вик вспомнил, как однажды ночью, часа в три, Мелинда со стаканом молока лукаво удалилась в спальню и попросила Мала зайти к ней поговорить. Вик упрямо остался в гостиной, притворяясь, что читает, полный решимости не двигаться с места до тех пор, пока Мал не выйдет из ее комнаты. Мал и Мелинда разительно отличались друг от друга по степени умственного развития, и Мал умер бы со скуки, проведи он с ней полдня наедине. Но ее тело было так соблазнительно. Она умела завлекать, как-нибудь так: «Ах, Вик? Ну да, я люблю его, правда люблю, но по-другому. И так уже не один год. И ему я нравлюсь тоже не в том смысле, так что…» — и выжидательно смотрит снизу вверх своими зелено-карими глазами. Мал вышел из комнаты Мелинды минут через двадцать. Вик был уверен, что между ними никогда ничего не было. Однако же он помнил, что испытал некоторое удовлетворение, когда в декабре прошлого года узнал, что Мала убили. Или это был январь? И первой мыслью было: наверное, какой-нибудь ревнивый муж отомстил. Вдруг он представил себе, что той ночью, когда он ушел с другой стороны гаража, Мал вернулся к Мелинде, и он, Вик, знает об этом и тогда тщательно планирует убийство, под каким-то предлогом едет в Нью-Йорк, пряча оконный грузик в кармане пальто (в газетах писали, что убийца был приятелем или знакомым убитого, так как Мал, по-видимому, спокойно впустил его), и забивает Мала до смерти. Делает он это ловко, беззвучно, не оставляя отпечатков пальцев — как не оставил их настоящий убийца, — и тем же вечером возвращается на машине в Литтл-Уэсли; его алиби (на случай, если кто-нибудь спросит): когда убивали Мала, он смотрел кино на Центральном вокзале — он назвал бы фильм, который действительно видел, но не тогда. — Виктор-р, — наклонилась к нему Мэри Меллер. — О чем задумался? Вик улыбнулся и медленно встал. — Да так, ни о чем. Ты сегодня прямо как персик. Он имел в виду цвет ее платья. — Спасибо. Давай переместимся, сядем где-нибудь в уголке и о чем-нибудь посудачим, — предложила Мэри. — Хочу, чтобы ты пересел. Ты тут весь вечер сидишь. — На скамью у рояля? — спросил Вик — это, похоже, было единственное место, куда могли сесть рядом двое. В танцах наступил перерыв. Вик позволил Мэри взять его за запястье и отвести к роялю. Он понимал, что вряд ли Мэри так уж хочется поговорить с ним, что она старается быть хорошей хозяйкой и успеть поболтать со всеми, а к нему она не подходила до последнего, потому что он всегда был довольно тяжелым гостем. Вику было все равно. «Я не гордый», — гордо подумал он. Он часто говорил эти слова Мелинде, чтобы ее позлить. — О чем это вы так долго беседовали с миссис Поднански? — спросила Мэри, когда они сели. — О газонокосилках. Ей нужно заточить ножи косилки, а в «Кларкс», по ее словам, плохо справляются с работой. — И ты, конечно же, предложил ей свои услуги. Не знаю, что бы вдовы нашей округи без тебя делали, Виктор ван Аллен! И как только ты находишь время на все свои добрые дела! — Времени хватает, — сказал Вик с невольной удовлетворенной улыбкой. — Время я нахожу на все. Восхитительное ощущение. — В том числе и на то, чтобы прочесть все книги, которые мы-то постоянно откладываем на потом! — Она рассмеялась. — Ах, Вик, ты просто невозможен! — Она обвела взглядом веселящихся гостей и снова посмотрела на Вика. — Надеюсь, твой друг мистер Нэш сегодня приятно проводит время. Он здесь проездом или намерен обосноваться в Литтл-Уэсли? Вик видел, что мистер Нэш уже не очень приятно проводит время. Он так и стоял в одиночестве, потупившись, изучая узор на скатанном ковре. — Нет, он здесь всего на несколько дней, — небрежным тоном сказал Вик. — У него какая-то командировка. — Значит, ты его не очень хорошо знаешь. — Нет. Мы совсем недавно с ним познакомились. Вику досадно было говорить «мы». Это Мелинда познакомилась с ним в баре гостиницы «Лорд Честерфилд», куда ходила почти каждый вечер, примерно в полшестого, более или менее специально для того, чтобы повстречать кого-нибудь вроде Джоэла Нэша. — Вик, дорогой, по-моему, ты чересчур терпелив. Он посмотрел на нее, отметил напряженный взгляд влажных глаз и понял, что выпитое ударило ей в голову. — Ну, не знаю. — А я знаю. Можно вот так терпеть, все ждать чего-то, а потом, в один прекрасный день, ты что-нибудь сделаешь. Может быть, не взорвешься, но просто выскажешь все, что накипело. Финал у нее вышел такой смиренный, что Вик улыбнулся, медленно почесывая большим пальцем ребро ладони. — И еще — ой, я выпила три бокала, так что мне простительно, — ты такой замечательный. Вик, ты добрый, — произнесла Мэри тоном, означавшим, что он добрый в библейском смысле, тоном, по которому было понятно, что ей слегка неловко за то, что она употребила такое слово, да еще и в таком смысле, и Вик знал, что она вот-вот рассмеется над собой и перечеркнет все сказанное. — Если бы я не была замужем, а ты бы не был женат, я бы, наверное, прямо сейчас сделала тебе предложение! И тут она засмеялась, чтобы свести все на нет. «Почему женщинам — даже тем, что вышли замуж по любви, обзавелись детьми и вполне счастливы в браке, — кажется, что им больше подошел бы мужчина, который ничего от них не требует в постели?» — думал Вик. Это какая-то сентиментальная попытка вернуть себе целомудрие, глупая, тщетная, ничем не обоснованная фантазия. Да они же первые оскорбятся, если мужья будут пренебрегать ими в этом отношении. — К сожалению, я женат, — сказал Вик. — К сожалению! — фыркнула Мэри. — Ты ее обожаешь, я же знаю! Боготворишь землю, по которой она ходит. И она тебя тоже любит, Вик, помни это! — Я не хочу, чтобы ты думала, — почти перебил ее Вик, — что я такой добрый, как ты говоришь. Есть во мне и немного зла. Просто эту сторону своей натуры я скрываю. — Это уж точно! — Смеясь, Мэри наклонилась к нему; повеяло ее духами — смесью ароматов сирени и корицы. — Вик, тебе налить еще? — Пока не надо, спасибо. — Вот видишь? Даже пьешь, как положено доброму человеку! Ой, кто тебя укусил? — Клоп. — Клоп?! Господи, где ты умудрился его подцепить? — В гостинице «Зеленая гора». Мэри удивленно приоткрыла рот, потом расхохоталась. — Что ты там делал? — Несколько недель назад я попросил их наловить для меня клопов, если вдруг подвернутся. В конце концов набрал шесть штук. Это обошлось мне в пять долларов чаевых. Сейчас клопы живут у меня в гараже, в стеклянной коробочке, спят там на кусочке матраса. Время от времени я подставляюсь под укус, чтобы они прошли свой нормальный жизненный цикл. Было уже две кладки яиц. — Но зачем? — хихикая, спросила Мэри. — Один ученый написал статью для энтомологического журнала, но допустил ошибку касательно одного момента в их репродуктивном цикле, — улыбнулся Вик. — Какого момента? — полюбопытствовала она. — Инкубационного периода. Вряд ли это представляет для кого-то особый интерес, хотя производителям средств от насекомых следовало бы… — Ви-ик? Ты не возражаешь? — заплетающимся языком проворковала Мелинда. Вик поднял на нее притворно-изумленный взгляд, встал со скамьи и с деланой вежливостью указал на рояль: — Инструмент в вашем распоряжении. — Хочешь сыграть? Вот хорошо! — обрадовалась Мэри. Вокруг рояля образовался мужской квинтет. Мелинда скользнула на скамью. Сияющая пелена волос скрыла лицо Мелинды от всех, кто, как и Вик, стоял справа. Ну и ладно, подумал он, кто знает это лицо лучше его? Да и вообще, ему не хотелось его видеть, потому что от выпивки оно не становилось краше. Он неторопливо отошел в сторону. Диван теперь был свободен. Вик с отвращением услышал, как Мелинда, безудержно рассыпаясь трелями, забренчала вступление к «Убийству на десятой авеню»[4] — звучало это ужасно. Играла она вульгарно, отчаянно фальшивила, и, казалось бы, ее исполнение должно было вызвать у публики чувство неловкости, но ей внимали, и в глазах слушателей она не становилась ни лучше, ни хуже. Исполнительские способности Мелинды ничего не убавляли и не прибавляли к ее положению в обществе. Когда она сбивалась и бросала какую-нибудь песню на полпути, смеясь и по-детски досадливо всплескивая руками, ее воздыхатели продолжали по ней воздыхать. Впрочем, если она собьется на «Убийстве», то всегда сможет выкрутиться, перескочив на тему «Трех слепых мышек». Вик присел на уголок дивана. Все, кроме миссис Поднански, Эвелин Коуэн и Хораса, столпились вокруг рояля. Сокрушительный штурм Мелиндой главной темы исторгал из уст ее слушателей одобрительное похрюкивание. Вик смотрел на спину Джоэла Нэша, согнувшегося над роялем, потом закрыл глаза. Он как будто и уши заткнул и стал думать о своих клопах. Наконец раздались аплодисменты. Они быстро стихли, как только Мелинда начала «Танцуя в темноте»[5] — один из ее лучших номеров. Вик открыл глаза и увидел, что Джоэл Нэш уставился на него отсутствующим, но пристальным взглядом, в котором читался испуг. Вик снова закрыл глаза и запрокинул голову, как будто очарованный музыкой. На самом деле он размышлял, что сейчас происходит в затуманенном алкоголем мозгу Джоэла Нэша. Вик видел, как бы со стороны, как сам он, пухленький, сидит на диване, мирно сложив руки на животе, со спокойной улыбкой на круглом лице, которая, возможно, уже стала для Нэша загадочной. Наверное, Нэш думает: «А может, и правда убил? Может, поэтому он так беспечно смотрит на нас с Мелиндой. Может, поэтому он такой странный. Он же убийца!» Мелинда играла с полчаса, до тех пор, пока ей не пришлось повторить «Танцуя в темноте». Она поднялась из-за рояля, но ее упрашивали сыграть еще, и громче всех — Мэри Меллер и Джоэл. — Нам пора домой. Поздно, — отвечала Мелинда. Она часто уходила сразу после музицирования. На триумфальной ноте. — Вик? — Она поманила его пальцем. Вик послушно встал с дивана, заметив, что его кивком подзывает Хорас. Наверное, уже в курсе, предположил Вик и подошел к нему. — Что это такое ты сказал своему другу мистеру Нэшу? — спросил Хорас. Его темные глаза весело поблескивали. — Моему другу? Узкие плечи Хораса дрогнули от сдерживаемого смеха. — Я тебя нисколько не виню. Надеюсь только, он не разнесет слух. — Я пошутил. Он что, не понял? — спросил Вик с серьезным видом. Они с Хорасом хорошо знали друг друга. Хорас часто советовал ему «быть потверже с Мелиндой» и был единственным из знакомых Вика, кто осмеливался сказать ему такое. — Похоже, он принял это всерьез, — вздохнул Хорас. — Что ж, пусть разносит. Хорас засмеялся и похлопал Вика по плечу: — Только в тюрьму не попади, старина! Когда они шли к машине, Мелинда пошатывалась, и Вик легонько поддерживал ее за локоть. Она была почти такого же роста, как он, и всегда носила босоножки без каблуков или балетки, но не столько из-за него, считал Вик, сколько потому, что в них было удобнее, и потому, что в обуви на плоской подошве она лучше подходила по росту среднему мужчине. Хоть ступала она и нетвердо, Вик чувствовал в ее высоком, крепком теле силу амазонки, животную энергию, увлекавшую его за собой. Она направлялась к машине неудержимо, будто лошадь, скачущая на конюшню. — Что ты сказал Джоэлу? — спросила Мелинда, когда они сели в машину. — Ничего.