Клаус Буркэ ТРИ ЯГОДЫ ШИПОВНИКА Прямая, как стрела, магистраль рассекала новый город. По обе ее стороны вытянулись кварталы одинаковых светлых домов — взгляд скользит по ним, ни на чем не задерживаясь. Живой, пульсирующей артерией соединяет магистраль новый город со старым. Между двумя бетонными полосами — широкий газон, на котором рядами посажен кустарник. В строгом ряду аккуратных кустиков барбариса возвышается одинокий куст шиповника, или, как его еще называют, дикой розы. Несколько лет назад какой-то мальчик, возвращаясь с родителями после загородной прогулки, бросил из окна машины спелую ягоду шиповника — так он здесь и вырос. Пришло время, и шиповник зацвел в первый раз. Однажды, в теплый октябрьский вечер, когда уже схлынул поток автомобилей, в которых люди возвращались с работы, из куста появилась обитавшая в нем фея. — Ах! — сказала она. — Сегодня я хотела бы совершить что-нибудь такое, о чем можно было бы вспоминать долгими зимними вечерами и мечтать. Вот только что бы такое совершить? Мимо промчался автобус. Вихрь взметнул листья, ягоды шиповника затанцевали. Фея невольно ухватилась за ветви. Тут-то ее и осенило. Она сорвала три ягоды шиповника, сросшихся черенками, и трижды дохнула на них. Прозрачной мерцающей дымкой фея поднялась над кустом, пересекла шоссе и полетела вдоль магистрали. Потом она свернула в небольшую тихую улочку, проплыла мимо поликлиники, детского сада и остановилась перед высоким, облицованным голубым кафелем одиннадцатиэтажным домом. Фея положила ягоды шиповника на тротуар, а сама притаилась в узком палисаднике за кустом можжевельника. И стала ждать. Первой прошла женщина, сгибаясь под тяжестью двух хозяйственных сумок, — ягод она не заметила. Вперевалку проплелся упитанный молодой человек со скучающим взором — он чуть не раздавил ягоды. Трое мальчишек пробежали мимо, один строчил из игрушечного автомата. Размахивая полупустым полиэтиленовым пакетом, прошла молоденькая девушка. Но что-то заставило ее остановиться: ей показалось, будто она увидела что-то необычное. Девушка вернулась и присела, чтобы получше рассмотреть ягоды шиповника. Потом подняла их с асфальта. Фея радостно улыбнулась. Прекрасно! Вот и будет о чем помечтать зимними вечерами. И она, довольная, вернулась в свой куст шиповника. А девушка поднялась и пошла дальше. Но что за чудесные ягоды были у нее в руке! Они словно согревали ладонь, и как странно, как ново стало все вокруг: и сверкающие окна домов, и фонари у подъездов, и черный дрозд, который проворно ворошил желтым носом опавшие листья, выискивая что-то под ними. Все стало как-то ярче и ближе. Так, во всяком случае, ей казалось. Дома ее мать, склонившись над тазом, стирала белье. Взглянув на дочь, она удивленно спросила: — Франциска, что это с тобой? Мать редко называла ее Франциска, обычно — просто Гика. У матери никогда не хватало на дочь времени, и им почти не о чем стало разговаривать. Но сейчас Гика подошла и прильнула к ней. Однако, словно застеснявшись, быстро проговорила: — Со мной? Ничего! И скрылась в своей комнате, упала там ничком на кровать. Гика считала мать виновной в том, что ей пришлось расти без отца. Однажды мать рассказала: она вышла замуж не по любви, может быть, в надежде на любовь. Гика не поняла. Как могла мать в таком случае вообще выйти замуж, да еще родить ребенка? И тогда мать спросила: а может ли Гика себе представить, что ее не было бы на свете, что она не жила бы… Этого Гика представить себе не могла. О своем отце она знала только, что он живет в другом городе, снова женат, и что он аккуратно выплачивает алименты. Уж она-то непременно выйдет замуж по любви и за такого человека, который полюбит ее! И к ней не будут, как к матери, приходить по вечерам мужчины, нести всякий вздор и потом опять уходить. Когда мать позвала ее ужинать, Гика вытерла слезы, потому что в пятнадцать лет плакать уже стыдно. Она положила ягоды шиповника в деревянную шкатулку, где хранились ее «драгоценности»: серебряный браслет, янтарные бусы, два медальона и старые сломанные часики. Они ужинали молча, лишь изредка перекидываясь словом. Мать еще должна была идти дежурить в ночную смену. Она работала оператором на химическом заводе. На другой день все вокруг опять выглядело необычно: и дома, и утреннее небо; будто впервые Гика видела и маму, и ребят в классе. Но самое главное — во время урока ее так и тянуло взглянуть на Дирка, сидящего в другом ряду. Он давно ей нравился, но сегодня, встретившись с ним взглядом, она опускала глаза и краснела. Дирк держался скромно; его мягкие каштановые волосы красиво вились, и он знал, что на него приятно взглянуть. На перемене он подошел к Гике и попросил карандаш. После уроков он вертелся в коридоре около нее. Но Гика ходила домой с подругой из соседнего подъезда. А сегодня она чуть не пожалела о том, что дружит с ней. Через несколько дней она увидела Дирка, поджидавшего их у дверей школы. — Мне сегодня с вами по пути, — сказал он. И проводил Гику и ее подругу до дома. И на следующее утро он зашел за Гикой. Теперь они, уже не стесняясь, подходили друг к другу на переменах, разговаривали и дурачились. Потом стали встречаться и после занятий. Они убегали из скопища домов, среди которых чувствовали себя слишком маленькими и незначительными. Они бродили полевыми тропами, лугами, спускались к воде канала или уезжали на автобусе в старый город, толкались там по оживленным торговым улицам, а если у них были деньги, заходили в кино или в кафе. Мать недоверчиво наблюдала за Гикой. Она поручала ей теперь больше дел. В восемь вечера Гика должна была возвращаться домой. Как-то зимой, собираясь на свидание с Дирком, Гика вспомнила вдруг о ягодах шиповника. Она подошла к шкатулке, достала оттуда одну ягоду. И когда они рука об руку спускались по заиндевевшему лугу к каналу, Гика вдруг остановилась. Она протянула обе руки к Дирку, на ладони краснела ягода шиповника — ее сердце. Невыносимо долго Дирк стоял неподвижно, потом осторожно взял ягоду, положил руки Гике на плечи, потянулся к ней и поцеловал ее — их зубы неловко стукнулись, он отпрянул. А Гика вся затрепетала, ощутив, как по телу пробежал легкий озноб, будто перед ней распахнулись ворота чудесного, неведомого сада. Дирк сосредоточенно шагал рядом. Он сказал серьезно: — Я буду носить ее на груди. На другой день он, действительно, проколол ягоду и повесил ее на тонком шнурке на шею. И носил ее, не снимая. Гика и Дирк скоро окончили школу. Позади остались экзаменационные страхи и волнение. Минуло лето. Они поступили работать. Гика — ученицей помощника библиотекаря, Дирк — учеником повара в лучшем ресторане нового города. Но как только у них выдавалось свободное время, они встречались. Конечно, случалось иногда, что один был в чем-то не согласен с другим, они даже спорили, но это проходило быстро, как летний дождик. Свой первый отпуск они решили провести в Польше, пройти пешком всю страну с юга на север. Гика чуть ли не полгода упрашивала мать отпустить ее. Они прошли путь от Высоких Татр до самого Балтийского моря, ночевали в кемпингах, а так как денег у них было не слишком много, они частенько обходились хлебом и яблоками. Это было восхитительное, полное приключений путешествие. И что Гику поразило: даже в самой отдаленной деревушке люди относятся к себе и своим проблемам так, словно они находятся в центре мироздания. А ведь до сих пор Гика жила в своем городе точно с тем же чувством. В один из вечеров, когда Гика и Дирк уже вернулись из отпуска, они решили пойти потанцевать. С ними пошла и подруга Гики. Она недавно рассталась со своим другом, который начал встречаться с другой девушкой. Они не пропустили ни одного танца: Дирк танцевал с Гикой, а иногда и с ее подругой. Во время перерыва между танцами девушки остались за столиком одни, и подруга начала ругать парней: — У всех у них одно на уме. — Мой Дирк не такой! Подруга лишь усмехнулась. Они чуть было не повздорили. И тогда подруга предложила: — Спорим, твой Дирк поцелует меня сегодня же вечером, если ты оставишь нас вдвоем.