«А вы не задумывались над тем, в какое положение можете попасть, если…» — спросил он. Будто я давно уже не в таком именно положении. Но ведь есть еще и отец! Просто взять да пойти: привет, отец, у меня нелады, выручай. Он за телефон, звонит одному, другому, кладет трубочку, победно улыбается — ну вот, видишь, все можно уладить. Ну не свинья ли я? «Ты горд, но глуп как надутый индюк, — сказал мне Томми, — при таком-то старике, ведь ему стоит только пальцем пошевелить — и твоей проблемы как не бывало». И в порядке наглядности примера указывал мне на Петера из параллельного класса. Петер не бог весть какая звезда, зато отец у него порядочная шишка. Он и устроил так, что сын будет изучать теперь археологию. А ведь по этой специальности конкурс даже выше, чем у медиков. Марина сказала: ты отчаянный идеалист, я хочу сказать, что у тебя такие идеалистические представления, прямо с ума сойти. И это мне хорошо знакомо. Когда я после профтехшколы пришла в детсад, я тоже думала: ну, теперь-то начнется настоящая жизнь — дети, коллектив… Дети — да, а вот коллектив в основном состоял из самых что ни на есть натуральных ведьм. О такой перспективе меня никто не предупреждал. Нам всегда рассказывали только о том, какой крепкой дружбой спаяны члены социалистических коллективов, а мне явно недоставало хотя бы краткого курса лекций по ведьмоведению. Ах, Марина, мудрое чадо. Конечно, у меня есть представления, и даже идеалистические. Разве я в этом виноват? Разве я виноват, что у меня нет никакого шанса претворить мои представления о жизни в саму жизнь? А может, я и вправду просто по глупости не хочу, чтобы меня выручал отец? 3 Балтус стоит перед домом Марины. Его взгляд бежит вверх по серому с облупившейся побелкой фасаду до окон третьего этажа. Все окна настежь — день жаркий. Слышна музыка, конечно, только из Марининого окна. Балтусу хочется поговорить с Мариной о себе, о встрече с профессором Биррханом, просто о том о сем и вообще обо всем. Пусть она редко когда дает толковый совет, зато умеет слушать. Он не знает человека, который мог бы слушать лучше, чем она. Разве только Петер, но, по понятиям Балтуса, он чересчур уж практичный. Ну а в чем тут, собственно, проблема, спросил бы он. Да ты сходи к своему старику, и дело моментально уладится. Балтус нуждается в ком-нибудь, кто мог бы слушать, просто слушать; тогда он и сам может найти решение. Когда его слушает Марина, такое с ним бывает. В шутку он часто называет ее духовной матерью. Он смотрит на часы. Вообще-то уже довольно поздно, но там, где играет музыка, люди наверняка не спят. Он входит в дом, поднимается по лестнице. На площадке третьего этажа чуть приоткрывается одна из дверей, и сварливый женский голос сообщает: — Карл, Карл, тут еще один хулиган наверх идет, пора и полицию вызывать… Балтус стоит перед дверью Марининой квартиры и читает надписи, сделанные всеми возможными предметами, самыми разнообразными красками, — прекрасный источник информации и всяческих сведений для хозяйки квартиры. Он читает только самые свежие: «Была уже три раза, ты куда сгинула? Хочу содрать с тебя монету. Тина». «Срочно позвони по 223-33-348, дело важнейшее, Петра». «К тебе только в гости приходить! Завтра заявимся снова, готовь ужин. Берт и Брит». Балтус собирается позвонить, но тут замечает, что дверь лишь притворена. Он заходит на кухню. Его встречает мощная волна музыки. На кухне он видит парня с ножом и буханкой хлеба; прежде он никогда его у Марины не видел. Заметив Балтуса, парень говорит: — Привет, если хочешь побалдеть вместе с нами, сними сначала туфли, а то старуха снизу уже два раза прибегала, плакалась. А вообще вторая дверь направо, там музыка. — Да, со слухом у меня порядок, — говорит Балтус и снимает ботинки, потом аккуратно присоединяет их к другим, в беспорядке сваленным в углу. В комнате полумрак. Две парочки танцуют, одна девушка сидит на полу на подушке. Балтус садится рядом. — Салют, Марина! По какому случаю праздник? Марина протягивает ему сигарету и отвечает: — Да так, просто так, сам собой вышел! А каким ветром тебя занесло? Балтус берет сигарету и вкладывает ее обратно в пачку. — Легким. Просто взял и поднялся, свет в окнах увидел, да и слышно вас. Марина берет сигарету. Балтус зажигает спичку. — Смешно, все так объясняли — «просто взял да поднялся», — смешно. — Она пускает облачко дыма над столиком. Музыка прекращается, конец пластинки, парочки рассаживаются, кое-кто здоровается с Балтусом. Один из парней наливает Балтусу водки. — Вот, старик, пропусти маленькую, а то у тебя больно уж серьезный вид, это отрицательно влияет на общее настроение. Prosit! Балтус выпивает, ежится и запивает водку глотком кока-колы. Напротив, на стене рядом с портретом Че Гевары, висит гитара. Балтус встает, снимает ее и начинает настраивать. Берет несколько аккордов, останавливается на «Иестеди», стародавнем хите битлов. Остальные подпевают, двигают в такт ногами. Парень, наливший Балтусу водки, выстукивает ритм пальцами по столу. Балтус прекращает играть. Тот, кого он встретил на кухне, спрашивает: — У тебя еще что-нибудь в репертуаре имеется? И необязательно из битловского старья. — Ну, если ты знаешь что получше, держи… — Балтус протягивает гитару. Тот берет, чертовски профессионально проигрывает короткий пассаж, резко обрывает, раскланивается и говорит: — Позвольте представиться — Гарри Великий. Ведущая гитара небезызвестной группы «Тоутл Глоубэл»[1]. Все, кроме Балтуса, аплодируют. Не обращая внимания на аплодисменты, Гарри продолжает: — Наверно, ты единственный человек в этой стране, кто меня не знает. Истинное чудо, особенно если учесть, что человек так здорово, как мне кажется, играет на гитаре. Балтус чуть смущенно бормочет; «Извини, если б тут были установлены прожекторы, я б тебя узнал». Все смеются. Из кухни, жуя бутерброд, выходит парень, угощавший Балтуса водкой. — Если кто интересно пошутил, настоятельно прошу повторения. Одна из девушек ставит новую пластинку. Полумрак, медленный блюз… — Хороша вещица, — говорит жующий парень, — под нее станцевала бы и бабуся, что приходила снизу. Все танцуют, только Балтус по-прежнему сидит на подушке и тихонько наигрывает на гитаре. Он закрывает глаза и отбывает в «мир гитарной грезы», как он это называет. Он умеет делать это независимо от места и времени: он закрывает глаза, пальцы бегают по струнам, с каждым тактом все ближе, ближе… Кабинет Биррхана… Профессор встает из-за стола, подходит, крепко жмет руку и говорит: «Господин Прайсман, поздравляю вас, разумеется, вы приняты, ведь мы не простили бы себе, если бы упустили такой талант, я буду лично курировать вас, я возлагаю на вас большие надежды…» Смена музыкального ритма возвращает Балтуса в интимную действительность комнаты. Гарри и Марина танцуют, к тому же слишком прижавшись друг к другу. Балтус встает, кладет гитару на подушку, выходит из комнаты в прихожую, надевает туфли. Вообще-то у него нет ни малейшего повода сердиться на Марину, ведь они в конце концов не обручены. Они товарищи, хорошие товарищи, не меньше, но и не больше. Так что танцевать, и так тесно прижавшись, она может с кем угодно и сколько угодно долго. Балтус все еще обувается, когда в прихожую выходят Марина и Гарри. — Почему так быстро? — спрашивает Марина. — У вас здесь своя компания, быть пятым колесом не очень-то хочется. — Трепло, — говорит Марина и целует его эдаким модным теперь, мимолетным поцелуем. Большого желания оставаться у Балтуса нет. Что тут делать? Поговорить с Мариной наедине все равно вряд ли удастся. Да еще этот Гарри вмешивается. — Пятое колесо — это не так уж и дурно, ты когда-нибудь слышал о запасном колесе? Оставайся, старик, я бы с удовольствием послушал еще что-нибудь, на гитаре то бишь. Пока Балтус подчеркнуто неохотно снимает туфли, Гарри идет за гитарой. Вернувшись, он видит, как Балтус целует Марину, а может и наоборот, Марина — Балтуса, определить сложно, ясно только одно: целуются они поцелуем не модным, как бы мимолетным, а скорее уже старомодным — долгим и выразительным. Гарри хлопает Балтуса по плечу: — Эй, Джимми Хендрикс, ослобони даму и айда на кухню. — Зачем это? — интересуется Балтус. — Там видно будет, там видно будет… Гарри садится на край кухонного стола, ноги ставит на стул. Балтус усаживается на подоконник. — Слушай, — говорит Гарри, — я сейчас кое-что тебе сыграю, а ты внимательно следи, не зевай. Он демонстрирует сначала несколько несложных аккордов в комбинациях, потом усложняет игру. — А теперь попробуй повторить, только, пожалуйста, не жеманься. Балтус берет гитару и без труда играет все, что играл Гарри. — Или ты самородок, или чертовски долго поработал на этой деревяшке, — говорит Гарри.