– Не можем, – обреченно согласилась Дафна. – Представляешь, она вручила мне список приемлемых невест. Для меня, разумеется. Но мы все равно ее любим и уважаем, верно? – Конечно. Для меня она тоже составила список женихов. – Понятное дело: ты вступила в брачный возраст, сестрица. – Хочешь принести меня в жертву? Но ведь ты на целых восемь лет старше. Тебе давно пора! – Понимаешь, – серьезным тоном заявил Энтони, – старые девы во много раз страшнее закоренелых холостяков. Поэтому весь свой пыл дражайшая родительница обращает именно на тебя. – Она пригрозила, что будет натравливать женихов по одному каждую неделю. Согласно списку. А в нем – ой сколько! – В моем тоже немало, – заметил Энтони. – Он у меня с собой. – Зачем? Вдруг кто-то увидит. – Хочу поддразнить матушку. Вытащу при всех и буду рассматривать в монокль. – У тебя нет монокля. – На днях приобрел. – Не смей этого делать! – воскликнула Дафна, потому что Энтони и в самом деле вынул из кармана жилета какой-то сложенный листок. Правда, монокля не достал. – Мама тебя убьет! А заодно и меня. – Что ж, сестрица, ты заслужила: слишком разборчива. Дафна толкнула его в бок, издав при этом что-то вроде победного клича, чем привлекла внимание нескольких господ. – У тебя не женская ручка, – произнес брат, потирая ушибленное место. – И хороший опыт, – добавила Дафна. – Все-таки аж четыре брата и время от времени каждый нарывается на скандал… Дай взглянуть на твой список. – После того как ты чуть не изувечила меня? Ни за что! А впрочем, держи. Она развернула листок, заполненный аккуратным почерком матери. Список состоял из десятка женских имен. – Что ж, этого я примерно и ожидала. – Совсем ужасно или не очень? – спросил брат. – Да уж, выбор не из лучших. – Неужели нет достойной невесты? О, я несчастный! – Что за тайные переговоры вы здесь ведете? – услышали они знакомый голос. – Бенедикт! – воскликнула Дафна. – Мама и тебя отправила на эту пытку? Второй по возрасту и по букве алфавита брат, улыбаясь, приблизился к ним и произнес: – Увы, да. Отвертеться не удалось. И не меньше трех раз напомнила мне, Энтони, чтобы я поскорее занялся воспроизводством следующего виконта, если ты продолжишь относиться к этому столь безответственно. Старший брат ответил сдавленным стоном. – От кого вы прячетесь? – продолжал Бенедикт. – От мамы? Боитесь, что силком потащит вас к вашим нареченным? – Смотри, как бы тебя не повели, – парировал Энтони. – Ты тоже у нее на заметке. – Что касается меня, я скрываюсь от Найджела, – призналась Дафна. – От этого представителя отряда приматов? – пошутил Бенедикт. – Не стоит так говорить, – недовольно ответила Дафна. – Просто мы потолковали с ним о многом и совершенно исчерпали запас тем для разговоров. Два старших брата Дафны были похожи друг на друга – оба высокие, широкоплечие, кареглазые; оба нравились женщинам и знали об этом. И сейчас на них уже начали посматривать матери юных девиц, подготавливая барышень к более решительным действиям. – Что за листок у тебя в руке, Дафна? – спросил Бенедикт. Занятая мыслью о том, не скрыться ли все-таки в дамской комнате, она рассеянно передала ему список невест для Энтони, и Бенедикт не сдержал громкого смеха, ознакомившись с содержанием. – Нечего гоготать, – обиделся старший брат. – Тебя со дня на день ждет такой же. – Не сомневаюсь. И братца Колина тоже… Вы еще не видели его? Ох, а вот и он! К родственному кругу присоединился третий брат (третья буква алфавита). – Мы ждали тебя не раньше следующей недели, – сказал Энтони после обмена приветствиями. – Как Париж? – Очень скучный город, – ответил Колин. – Догадываюсь… Это означает, что ты раньше времени потратил все деньги, – рассмеялась Дафна. Колин склонил голову. – Ты права. Виновен, но заслуживаю снисхождения. Колин считался в семье легкомысленным юношей, гулякой и повесой, хотя в общем-то совсем не был таковым. Просто, как известно, все познается в сравнении, и в сопоставлении с рассудительным Энтони, распорядителем семейных капиталов, с домоседом и флегматиком Бенедиктом, не говоря о несовершеннолетнем Грегори, он мог, пожалуй, считаться порядочным шалопаем, что и подтвердил, стоило ему снова раскрыть рот. – Хорошо снова оказаться дома, – сказал он. – Хотя погода на континенте намного лучше, чем у нас, а уж о женщинах говорить нечего. Там я познакомился с одной… Дафна ущипнула его за руку. – Ты забыл, что рядом дамы, негодный мальчишка! Впрочем, особого негодования в ее голосе не чувствовалось: Колин был ей ближе всех остальных по возрасту, и она надеялась еще услышать рассказ о его похождениях. Только не здесь… – Видел уже маму? – спросила Дафна. Колин покачал головой. – Не застал дома. Она здесь, верно? – Наверное, хотя мы ее пока тоже не встретили. Но нам угрожает нечто более ужасное. Это произнес Бенедикт, который первым увидел, что к ним направляется престарелая леди, опирающаяся на трость, – сама хозяйка дома, леди Данбери, известная прямотой и резкостью суждений. На нее почти никто не обижался, ведь все к этому привыкли. К тому же старушка была, в сущности, приветлива и добра. – Не притворяйтесь, что не замечаете меня, вы, Бриджертоны! – крикнула она им вместо приветствия и взмахнула палкой в опасной близости от живота Колина. Тот отпрянул и наступил на ногу Бенедикту. – Ваш семейный клан недурно смотрится, когда вы все вместе, – снисходительно заметила она. – Спасибо, леди Данбери, – поклонился Энтони, но она проигнорировала этот жест. – А вас, милочка, – ее палка указала на Дафну, – разыскивает мистер Бербрук. На вашем месте я бы вырвала его с корнем! – Благодарю за совет, – искренне ответила Дафна, сразу поняв и оценив эту несколько мудреную фразу. – Наше славное общество, – продолжала леди Данбери, опять никак не реагируя на благодарность, – не так богато светлыми головами и остроумными людьми обоего пола, чтобы терять их таким несуразным образом, и ваш старший брат оказал этому обществу и вам, мисс Бриджертон, неоценимую услугу, когда осмелился ответить мистеру Бербруку отказом от вашего имени. После этих слов пожилая леди величественно проследовала дальше. – Всем обо всем известно, – пробормотала Дафна. – Однако я почему-то ей нравлюсь, если я верно истолковала ее слова. – Мы тоже так поняли, – заверил сестру Бенедикт. – Тогда спасибо и вам, – лучезарно улыбнулась братьям Дафна и направилась в дамскую комнату. Проходя через коридоры и холлы в направлении бального зала, Саймон удивлялся и отчасти радовался своему хорошему настроению. Он никогда не выносил этих тоскливых сборищ, да и редко посещал их, а за годы пребывания за границей вообще отвык от такого времяпрепровождения. Тем более что в недавнем разговоре Энтони подтвердил – подобные вечера не стали ни интереснее, ни приятнее. И тем не менее у Саймона было светло на душе, и он понимал – это просто оттого, что он вернулся на родную землю. Нет, ему не было тошно во время странствий по миру. Он с интересом исколесил вдоль и поперек почти всю Европу, пересек Средиземное море, побывал в Северной Африке, откуда направился в Святую землю, и, поскольку не подошел еще срок возвращаться в Англию (а этот срок он установил себе сам), решил отправиться через Атлантику в Вест-Индию, откуда рукой подать до Соединенных Штатов Америки. Но туда он не попал: новоиспеченный американский народ как раз в это время вступил в серьезный конфликт с Великобританией. Однако, пожалуй, главной причиной его досрочного возвращения стало известие о том, что его отец, тяжело болевший все последние годы, скончался. Зачем же Саймон в свои двадцать два покинул туманный Альбион почти на шесть лет? Разумеется, за эти годы он много повидал, многое обдумал, набрался жизненного опыта, и все же главной причиной, заставившей его покинуть Англию, была не тяга к странствиям и не любознательность. Он бежал от отца, который, на долгое время предав сына отлучению, внезапно решил приблизить его, возобновив с ним отношения. Саймон не желал этого. Еще в детстве он дал себе клятву никогда не общаться с отцом, и это чувство крепло в нем с годами. Он быстро уложил чемоданы и отправился в добровольную ссылку – куда угодно, только чтобы не встречаться с человеком, который поступил с ним в прошлом столь жестоко, а теперь собирается принять как сына, будет лицемерно улыбаться, говорить лживые слова о родительских чувствах… Нет!