Однако голос его прозвучал уже не так уверенно. За что он и удостоился еще одной улыбки. – Преувеличил или нет, – сказала Дафна, – но Энтони опасается, что у вас что-то на уме. – У всех что-то на уме. Если, конечно, он имеется. Дафна оценила его игру слов, однако посчитала нужным уточнить подозрения Энтони: – Он считает, вы задумали какую-то каверзу. – Я всегда был горазд на всякие проказы. – Саймон уже обрел прежнюю легкость тона. – Какие, например? – Это моя тайна. Дафна нахмурилась и сказала: – Кстати, о тайнах… Думаю, нужно посвятить Энтони в свои планы. – Зачем? Хотите послушать еще одну лекцию? Она не могла не согласиться с ним. Не нужны ей лишние нравоучения! И так уже тошно от них! – Тогда поступайте как считаете нужным, – сказала она. Это ему понравилось. – Дорогая Дафна… – начал он и увидел, как от удивления у нее слегка приоткрылись губы. – Дорогая Дафна, – повторил он уверенно, – полагаю, вы не станете принуждать меня обращаться к вам с прежней официальностью – «мисс Бриджертон»? После всего, что между нами было, – добавил он со значением. – Ничего у нас не было, несносный вы человек, – не могла не рассмеяться она. – Но разрешаю называть меня по имени. – Замечательно. – Он снисходительно поклонился. – А вам я милостиво разрешаю называть меня «ваша светлость». Она с улыбкой шлепнула его по руке. – Ладно, – согласился он. – Я прочитал ваши мысли. Тогда «Саймон», если посмеете. – Посмею, – заверила она. – Что ж, – произнес он и бросил на нее обжигающий взгляд, – мне просто не терпится услышать, как вы произносите мое имя. У нее возникло ощущение, что герцог намекает на что-то другое, но не была твердо уверена в своей правоте. Жаркая волна окатила ее лицо, грудь, руки… Дафна невольно попятилась и отгородилась спинкой кресла. – Какие красивые цветы вы принесли. Он слегка прикоснулся к букету кончиками пальцев. – Голландцы умеют их выращивать. – Изумительный букет! – Но он не для вас. – Что? – Он для вашей матушки. – Ах как умно и дипломатично, Саймон! – На имени она сделала ударение. – Мама просто растает от удовольствия. Но вам это не сулит ничего хорошего. – Отчего же? – Такая любезность лишь утвердит ее в мысли, что вас нужно заполучить в зятья. И станет добиваться этого с удвоенной силой. – Тогда возьмите букет себе! – Теперь уже нет!.. Насколько понимаю, мама и без букета доверяет вам больше, нежели кому бы то ни было. Так надолго она еще никогда не оставляла меня с джентльменами. – Неужели? – Во всяком случае, время от времени подходила к дверям. – Возможно, она и сейчас там? Дафна повернула голову, прислушалась. – Нет, я бы слышала стук ее каблуков. – Она снова подняла на него глаза. – Но прежде чем мама вернется, хочу поблагодарить вас. – За что, если не секрет? – Ваш замысел хорошо действует. По крайней мере в мою пользу. – Уже? Каким образом? – Разве вы не заметили, сколько кавалеров пожаловало сегодня ко мне чуть ли не с утра? Он скрестил руки на груди, насмешливо улыбнулся: – Я с трудом сосчитал их. – Такого наплыва никогда не наблюдалось. Мама просто раздулась от гордости! Даже Гумбольдт, наш дворецкий, сиял. Я с рождения не видела улыбки на его лице. Ой, смотрите, у вас намок сюртук! Это от цветов. Вы их слишком сильно прижимали к себе. Она непроизвольно приблизилась, прикоснулась к его одежде, желая стряхнуть капли. И тут же отпрянула, поняв, что делает не то, ощутив сквозь ткань жар и силу его тела. Она залилась румянцем до самой шеи. Губы Саймона снова растянулись в очаровательно-саркастической улыбке, и он негромко произнес: – Отдал бы все свое состояние, чтобы разгадать, о чем вы сейчас подумали. Дафна вспыхнула еще больше и даже раскрыла рот, чтобы дать отпор наглецу, но, к счастью, в этот момент в комнату вплыла леди Бриджертон и воскликнула: – Прошу простить, что так надолго оставила вас! У этого Крейна лошадь потеряла подкову, и я, конечно, сопроводила его на конюшню и помогла отыскать конюха и этого… как его… кузнеца. Дафне оставалось только безмерно удивляться, ибо за всю свою жизнь она не помнила, чтобы нога матери переступала порог конюшни. – Вы исключительно заботливая хозяйка, – сказал Саймон, вновь подхватывая букет и вручая ей. – Это для вас. Извините, что не отдал раньше. – Мне? Серьезно? Что-то трогательно-детское было в ее возгласе, в расширившихся глазах, из чего Дафна сделала запоздалый вывод, что, видимо, многие годы никто не дарил цветов ее матери. Даже покойный супруг. – Не знаю, что и сказать вам, ваша светлость… – смущенно проговорила Вайолет. – Просто скажи «спасибо», мама, – посоветовала Дафна, смягчив очередную колкость теплой улыбкой. – Ох, Дафна, гадкая девчонка! – Вайолет шлепнула ее по руке. Она сама была похожа в эти минуты на разыгравшуюся девчонку. Дафна не могла припомнить, когда мать выглядела так молодо. – Спасибо, ваша светлость, – поблагодарила Вайолет. – Этот чудесный букет имеет для меня особое значение, я его не забуду. Было видно, что Саймон собирался что-то ответить, но потом передумал и почтительно склонил голову. А Дафна сказала себе: как мало бывает нужно для того, чтобы человек пусть ненадолго, но почувствовал себя счастливым. И Саймон сумел сделать это… Саймон. Герцог Гастингс… «Я буду дурой, – подумала она, – если не сумею влюбиться в такого мужчину. А еще будет замечательно, если он разделит мои чувства. А пока неплохо бы хоть чем-то помочь матери, проявить внимание». – Мама, – сказала Дафна, почти изнемогая от переполнивших ее добрых чувств. – Я принесу вазу. – Что? – От удивления Вайолет чуть не уронила букет. – Да, конечно. Скажи Гумбольдту, пускай найдет ту хрустальную, моей бабушки. Дафна уже направилась к двери, чтобы выполнить это поручение, когда на пороге возникла грозная фигура старшего брата. – А, – вместо приветствия сказал он, – вот с тобой-то я и хотел продолжить разговор, сестрица. – Немного позднее, Энтони, – миролюбиво ответила она. – Мама просила принести вазу. Гастингс подарил ей цветы. – Он у нас? – не скрывая неодобрения, спросил Энтони. – Что ты здесь делаешь, Саймон?