Но это все ерунда по сравнению с тем, что за рисунок мелком он получал гарантированный опыт спустя пять минут. Полчаса – это порядка тридцати очков. Над этой раскраской он корпел столько же. Признаться, думал, что вот сейчас разом снимет хотя бы с полсотни. Гений он или погулять вышел? До ветру он вышел! М-мать! Спокойно. Можно, конечно, грызть кактус и упорно зарабатывать свободный опыт, качать ступень и откладывать избыточные очки на будущий сенокос, если таковой когда-нибудь подвернется. Вот нет желания светиться перед характерниками. Разве что найдется какой независимый. Хотя Рудаков о таких пока только слышал, что они вроде как есть. Разумеется, он может расти и дальше. Система предоставляет шанс всем без исключения. Все зависит от упорства. Очень скоро он получит третью ступень развития и упрется в свой потолок, пока не закроет первую ступень Науки. В этот момент у него появится возможность приобрести свободные очки характеристик, или надбавок, как их называют местные. Первое очко стоит две тысячи свободного опыта, второе – четыре и каждое последующее – на две тысячи больше. С получением второй ступени Науки у него получится вырасти до пятой общего развития и получить первое возрождение. Но тут он опять упрется в потолок по Интеллекту, потому что его значение должно составлять одну и четыре десятых, и ему не будет хватать шести очков. То есть на круг вопрос упрется в сорок две тысячи свободного опыта. Он их заработает, никуда не денется. Имея такое-то преимущество перед обычными людьми. Но… Это каким же нужно быть дебилом, чтобы забивать микроскопом гвозди. В результате все получится. Прибор довольно увесист. И даже очень может быть, что при этом не сломается. Но глупость же! Поймал себя на том, что с удовольствием уплетает заварное пирожное, и невольно улыбнулся. Перед взором тут же предстал образ юной прелестницы. Вот интересно, кто она такая, что все к ней с таким почтением? Дочка какого-то уважаемого в городе господина? Очень может быть. Ну не боярышня же в самом-то деле. Хотя-а-а… чем черт не шутит, пока Бог спит. Правда, он понятия не имеет, есть ли вообще у боярина Яковенкова дочь. Как-то неинтересно это ему. Но девица уже сейчас хороша, а вырастет – и вовсе превратится в настоящую красавицу. В такую, что за нее хоть в омут с головой. Образно, конечно. Борис подобных проблем с мозгами у себя не припомнит. Ну что ж, перекусил, пора и за работу. Да, три очка – это ни о чем, но в перспективе должно получаться больше. Взялся за кисть, в надежде, что та теперь уж не будет казаться инородным предметом. Ага. Размечтался о небесных кренделях. С чего бы это должно полегчать? По мере прогресса изменения в лучшую сторону будут. Но пока об этом и говорить не приходится. А что это значит? Упорство и труд все перетрут. Так что вперед и с песней. В смысле закусив удила. На раскраску второго рисунка времени ушло столько же. Как и на выходе получился все тот же, более чем скромный результат. Впрочем, справедливости ради, клякс и наползаний цветов у него получилось ничуть не меньше. А может, и больше. Подобное не больно-то вдохновляет. Даже сомнение взяло, а не стало ли все гораздо хуже, чем было. Ну мало ли, появились другие возможности, а старые ушли в закат. Когда еще он разовьет умение работать с кистью и красками. Отложил в сторону раскраску, вооружился привычной доской, быстро сделал набросок и облегченно вздохнул. Правда, по ощущениям, Борис все же затратил на него больше времени. Впрочем, почему по ощущениям – так оно фактически и было. Потому что на этот раз он старался особо. И хотя очков получил столько же, он и сам видел, что у него получилось несколько лучше обычного. С крашеной доски на него смотрело лицо молоденькой девушки. Той самой, что угостила его сладостями. Да-да, именно угостила. И никакое это не подаяние. Просто ей захотелось сделать что-то хорошее. Это вовсе не повод воспринимать ее искренний порыв в штыки. Полюбовавшись какое-то время, Рудаков уже привычно вооружился влажной ветошью. Однако, занеся руку над доской, остановился, поймав себя на мысли, что не хочет стирать рисунок. Подмигнул изображению, отставил в сторону и вновь взял в руки кисточку. Нужно просто не лениться, заниматься самосовершенствованием – и результат будет. Непременно. Следующие два часа он просидел над раскраской, дойдя до середины брошюры и получив на выходе в общей сложности восемнадцать очков. Н-да. Результат, мягко говоря, не впечатлял. Но Борис верил, что успех скромный лишь пока. Глупо ведь ожидать немедленного прорыва, едва сделав первый шаг. Признаться, за раскраску он взялся по двум причинам. Во-первых, это одна из рекомендаций самоучителя для тех, кто не имеет опыта обращения с кистью. Во-вторых, надеялся на то, что на выходе получит больше опыта. К сожалению, ожидания себя не оправдали, но занятие однозначно не бесполезное. Наконец отложил краски и взял в руки толстый самоучитель. Хватит бессистемных метаний. Пора браться за дело с толком, с чувством, с расстановкой. Итак, урок первый. Необходимые пособия. Альбом для рисования, простой карандаш и какой-нибудь предмет. Ну-у, хотя бы вот это яблоко. Теоретическая часть влезала в голову туго. Приходилось по нескольку раз перечитывать одно и то же, чтобы разложить по полочкам. Правда, когда дошло до практики, дело пошло куда веселее. Десять минут – и яблоко, выставленное на перевернутую кружку, готово. Штриховка, светотени – все как полагается. На выходе законные семь очков и испорченный лист бумаги. Мелькнула мысль перейти к рисованию на доске, но Рудаков ее тут же отмел. Нет, дело не в нарисованной девчушке, взирающей на него оттуда с хитрым прищуром. Просто в самоучителе четко указано: карандаш и бумага. А дорого оно или дешево, это уже никого не волнует. Но главное не это. Вы приступили к освоению программы «Художественной школы». Выполнен карандашный рисунок. Получено 7 очков опыта к предмету «Рисунок» – 7/2000. Получено 7 очков опыта к предмету «Композиция» – 7/2000. Получено 7 очков опыта – 298/8000. Получено 7 очков свободного опыта – 1563. Так. Раньше выходил «карандашный набросок». Теперь же – «рисунок». Вот интересно, с карандашом осталось так же, как и с мелком, или все-таки изменилось? Конечно, мелок предпочтительней, потому как выгода очевидна и по времени, и с экономической точки зрения. Кстати, работает и с углем. Проверено. Только потом затирать долго. Ну и учебные предметы пошли. Прямо как во время занятий со шкипером и с машинистом. Признаться, из Рыченкова так себе учитель. Но и Рудаков – ученик не от Бога. Отсюда и на выходе черт знает что. Движется черепашьими темпами. И ведь бросать нельзя. Вот закончит с уроком рисования и возьмется за учебники по общим дисциплинам. Как следует из введения самоучителя, «Художественная школа» является отдельной ветвью Науки и при соответствующих достижениях позволяет расти и ступеням общего развития. Но Борис не собирается сосредотачиваться на «Художнике». Использовать как средство – да. Но полностью связывать с холстом всю свою жизнь – это уже мимо. Н-да. После последних надбавок стало вроде бы легче, хотя полной уверенности в этом пока нет. Практика идет на раз, с теорией же все еще сплошные мучения. Вооружился резинкой, вздохнул и начал стирать нарисованное. Как только управился, вновь приступил к рисованию. Причем если в первый раз отнесся к этому наплевательски, можно сказать, нарисовал на скорую руку, то в этот раз приложил старание. И не зря. Не сказать, что выскочившие восемь очков его сильно впечатлили. Но это явный прогресс. Решил проверить свою догадку относительно карандашного наброска. Только на этот раз стирать ничего не стал, а открыл чистый лист альбома. Прежний он еще использует. Может, и не раз, зависит от того, насколько затрет, ну и от влияния на результат. Но этот – непременно на чистом. Рисовал особенно долго. Старался без дураков, выкладываясь по полной, все время удерживая перед мысленным взором образ. И его труд был вознагражден. Наносить тени он поостерегся, потому как пока не умел с ними работать. Поэтому это был простой рисунок. Зато сходство с той девчушкой было куда более явственным, чем на рисунке мелом. Времени и стараний затрачено прилично. Результат явно лучше. А на выходе получился все тот же карандашный набросок и плюс семь очков к прогрессу свободного и избыточного опыта. Отсюда какой вывод? Система внимательно наблюдает за своими подопечными и четко определяет, чем именно они занимаются в данный конкретный момент? Очень на то похоже. – Боря, ты там? – постучал в дверь Тимоха. Было дело, поначалу он пару раз просто вваливался в каюту. А что такого? Пацан же. А Былинкину уж тридцать годков. Но столкнулся с глухой стеной непонимания. Рудаков набычился и заявил, что он со всем уважением к возрасту, но если подобное повторится, станет драться. Наверняка получит по морде, но и в следующий раз не остановится. Тимоха тот, конечно, и росточком чуть ниже, и сложением пожиже, однако Борис вполне отдавал себе отчет, что перед ним не какой-то там дрищ. В походке, повадках и жестах чувствовался хороший боец. И несколько фраз, оброненных старшими, это подтверждали. Такая специфика. В этом мире к физической подготовке отношение серьезное. И народ очень даже не против пройтись друг другу по сусалам. Свободный и избыточный опыт необходимы всем. В особенности семейным. Потому как нужно было платить за обучение детей. А еще это хороший шанс избегнуть встречи с костлявой. Как уже говорилось, артефакт способен вернуть человека практически с того света. Главное, чтобы на тот момент человек еще дышал. Но доктор не станет расходовать заряд артефакта за красивые глазки. Только за соответствующую плату свободным опытом… Однако Тимоха отнесся к мальцу с пониманием. Ведь видно же, что от своего не отступится. А к чему обострять на ровном месте? Опять же «Стриж» достаточно мал и тесен, чтобы тут еще устраивать ссоры и интриги. Вот и стучится теперь. А еще настоял на том, чтобы никаких «Тимофеев Тимофеевичей», и уж тем более «дядек». Как говорится, в свое время рожей не вышел, а теперь и нечего пыжиться. Тимоха – и весь сказ. – Да, здесь я, – отозвался Борис. – Ты чего там, бабу во сне рассматриваешь, что ли? – А хоть бы и бабу, – невольно краснея, буркнул парень, держа в руках альбом с изображением девушки. – Тогда брось несчастную и дуй на камбуз, а потом в кочегарку. Дорофей Тарасович велел, чтобы через десять минут ты начал разводить пары. – Иду. За дверью послышались удаляющиеся шаги, а Борис вновь вперил взгляд в лицо девушки. Красивая. И получилась очень даже. Стереть изображение отчего-то не поднялась рука. Закрыл альбом и прибрал его. Выплеснул в иллюминатор мутное содержимое консервной банки, что пользовал под кисти. Спрятал принадлежности. Подхватил доску, глянул еще раз на рисунок, после чего не задумываясь стер его. Нечего посторонним глазеть. – Явился, соня. Кого хоть во сне видал? – встретил его на камбузе Тимоха. – Красивая, не сомневайся, – не разочаровал его Борис, накладывая себе кашу. – Поди, еще и барышня какая. – Можно подумать, им есть до нас дело, – отмахнулся паренек. – Ну-у, не скажи. Есть такие, которым скучно, так они очень даже падки на нашего брата. Это для них диковинка такая, значит. – И охота тебе быть для кого-то диковинкой. – А ты смотри на это проще. Она ить тоже для тебя диковинка. Ну вот сколько нашего брата может похвастать, что приходовал благородную какую? От то-то же. Так что тут мы квиты. Зато какие они мастерицы в этом деле, гулящие обзавидуются. – Так-таки и обзавидуются, – закидываясь кашей, хмыкнул Борис. – Конечно, – убежденно кивнул Тимоха. – Сам посуди, для девки это же работа, причем постылая. Почитай, каждая из них о доме, муже и детишках мечтает. А эта коли пошла на такое, то точно знает, зачем ей это нужно. Ну что взять с простого мужика? Потому отдается вся и без остатка. – Хм. Резонно. – А то. – Откуда знаешь? Сам пробовал? – Ты жуй давай и в кочегарку беги, не то Тарасыч башку оторвет. У него и так настроение не в дугу. – А что стряслось-то? – Да весточку ему принесли от Стужи. Обещал устроить нашему шкиперу прогулку на двести тридцать две версты. – Что за прогулка? – Это у душегубов есть такая смерть лютая. Простреливают сначала руки и ноги, а потом три – в живот. Бедолага отходит долго и мучительно. Бывает и сутки мается, а случается и дольше. Смотря какой мастак стрелок и как удачно попадет. А сам, паскуда, на том зарабатывает двести тридцать два очка. – Вёрсты – это к тому, что к смерти идти придется долго? – Ну да. – Понятно. А что Тарасыч? – А кто такому обрадуется? Это ж сейчас паскудник залижет раны и начнет охотиться. А коли кто что решил, так непременно своего добьется. Вот и злится Тарасыч. – Ясно. Поужинав, направился в кочегарку, но на площадке его высмотрел шкипер и велел подняться в ходовую рубку. Взлетел по рапу и предстал перед начальством, имея вид лихой и придурковатый. – Ты деньги-то еще не потратил? – поинтересовался Рыченков. – Да-а так…