– Простите. Я пытался вам уступить дорогу, но, видимо, у меня это не совсем получилось. Она посмотрела на меня цепкими глазками в щеточке коротких седоватых ресниц. – Ходят тут всякие! Я еще больше посторонился, так, чтобы она могла свободно пройти по дорожке мимо меня. Бормоча что-то неодобрительное, старуха почесала вперед, размахивая пакетами, как пустыми ведрами. – Простите! Оклик вырвался у меня против воли. Бабка встала как вкопанная и повернула ко мне лицо, по которому было видно, что она готова к бою. – Чего тебе? Пакеты угрожающе шуршали и хрустели у нее в руках. – Вы ведь давно тут живете, в этом доме? – Ну, давно. А что? – Вы знаете Гальпериных? Она наклонила голову набок. – Конечно, знаю. Максима-то покойного и Анну? Кто их не знает. – Скажите, как они жили последнее время? Ссорились? Бабка взглянула на меня грозно: – Это еще зачем тебе? Что ты тут вынюхиваешь? – Вот. – Я протянул ей удостоверение. Она долго и придирчиво сверяла фотокарточку с моей физиономией. – Лейтенант, значит. – Бабка пожевала тонкими губами. – А чего ж не капитан? У меня сынок был в чине капитана. В ВДВ служил. Убили его в Афгане. – Ее взгляд сделался бездонным. – Соболезную, – произнес я как можно мягче. – Не дослужился я еще до капитана. Но надеюсь, что скоро им стану. Так что насчет Гальпериных? – Не ссорились они, – уверенно буркнула бабка. – Они хорошо жили. Максим Аннушку любил. Детки у них хорошие выросли. Да вот беда, хворал он давно. Болезнь из него все соки-то и выкачала. – Вы знаете, как он погиб? Она кивнула: – Кто ж этого не знает? Тут у нас все как на ладони. – Вы общались с ним? Разговаривали? – Ну иногда. – Он ничего такого не говорил вам? Ну, что он устал от такой жизни и у него нет сил… Бабка взглянула на меня с неодобрением: – Еще чего. Он вообще о своей болезни не распространялся. Мы с ним все больше о погоде разговаривали да о том, что в мире творится. – Вы увлекаетесь политикой? – удивился я. – А как же! – гордо напыжилась бабка. – Спасибо вам, – поблагодарил я ее. – Не за что. – Она посмотрела на меня без прежней злости, в глазах ее была тоска. Мне стало жаль ее – я представил себе всю ее жизнь, одинокую и бесполезную после потери сына. – Еще последний вопрос. – Ну? – Вы случайно не видели, не приходил ли кто-нибудь к Анне в последние дни? – К Анне? Да тут куча мала была, все какие-то эксперты, криминалисты. Потом из похоронного бюро. – Ясно. А больше никого не было? Может быть, мужчина, высокий такой, с выпученными глазами? Или молодая женщина, шатенка? – Никого вроде. – С деньгами у нее туго, верно? Бабка махнула рукой. – Не то слово. Вся в долгах. На Максово лечение куча средств уходила. Да все равно не помогло. – Еще раз спасибо. – Я поклонился старухе. – Да ладно. – Она зашуршала своими пакетами и побрела по дорожке, вероятно, в магазин. Я подошел к крайнему подъезду и набрал на домофоне цифру пять. Послышался писк. Затем знакомый глуховатый женский голос произнес: – Кто там? Анну я допрашивал дважды. Оба раза она показалась мне неплохой женщиной, спокойной, сдержанной, вежливой. Несчастья в семье ее не сломили, она готова была тянуть свою лямку дальше, ради детей. О покойном муже говорила с теплотой и без раздражения. – Кто это? – повторила Анна, поскольку я замешкался и не ответил. – Лейтенант Ковалев. Откройте, пожалуйста. Дверь запищала по-другому. Я толкнул ее и очутился в подъезде, насквозь пропитанном запахом кошачьей мочи. Квартира номер 5 находилась на втором этаже. Анна уже ждала меня, распахнув дверь и высунувшись на лестничную площадку. – Здравствуйте, – поздоровался я. – Добрый вечер. – Она посторонилась, пропуская меня в тесную прихожую. – Что случилось? Какие-то вопросы? В полумраке коридора лицо ее казалось серым и усталым. Наверное, только-только пришла с работы. Небось и поужинать не успела. Только я об этом подумал, с кухни донеслось угрожающее шипение. – Я сейчас! – вскинулась Анна и умчалась от меня в кухню. Я снял ботинки и потихоньку заглянул в единственную комнату. Там было много старой мебели: большой диван, диван поменьше, письменный стол, шкаф и, наконец, у самого окна, кушетка. Ощущение было, что это склад какого-нибудь комиссионного магазина. На кушетке сидел мальчик лет 12 – сын Гальпериных, Павлик. Сидел он тихо, как мышь, в руке какая-то книжка. При виде меня он вскочил и вежливо кивнул. Я жестом усадил его обратно. – А где сестра? – На работе. В кафе. – Ясно. Я потихоньку прошел в кухню, где на плите кипели в ковшике три тощие, длинные сосиски. Рядом тихо булькала кастрюля побольше, с макаронами. – Садитесь, – пригласила Анна. Я сел за аккуратный столик, покрытый красивой клеенкой, сплошь в больших красных яблоках. – Могу предложить макароны. Сосисок больше нет. – Анна немного нервно усмехнулась и достала с полки три тарелки. – Нет-нет, я уже ужинал, спасибо, – остановил я ее. – Если только чаю. Она поставила передо мной стеклянную чашку. – Сахар на столе. – Благодарю. – Так зачем вы пришли? – Она смотрела на меня с тщательно скрываемым раздражением. Ее можно было понять. Ей нужно было накормить сына, поесть самой, сделать какие-то хозяйственные дела, например, запустить стирку, проверить у Павлика уроки. Ей явно было не до визитов. – Не волнуйтесь, Анна Николаевна, я всего на два слова. Пару вопросов о вашем муже. – Пару вопросов… – эхом повторила она и стала накладывать в тарелку макароны. – Столько их уже задали. Неужели что-то еще не ясно?