– Но нельзя же так… сплеча… – проблеял Вселенский Патриарх. – Почему? – Людей нельзя просто так убивать, – осторожно заметил раввин. – Почему? – Но… это же смерть… Вы же прерываете их жизнь… Вы прерываете замысел Всевышнего… – тихо произнёс шейх. – А почему вы считаете, что их смерть не есть его замысел? Он всесильный, всемогущий и всеведущий. Вы думаете, что, если бы он посчитал иначе, он не отвёл бы человека от преступления? – Нет, но… – Что НО?! Вы НЕ считаете Всевышнего всесильным, всемогущим и всеведущим? – Нет, конечно, нет. – Хорошо. Я рад, что в этом мы сходимся с вами, – произнёс Максим и, кивнув им на прощанье, отправился дальше. Ему безумно интересно было пообщаться с той девушкой, что покушалась на него. Ему казалось, что она как-то связана с этим странным сном. Сном ли? В любом случае этот странный эпизод в храме стал поворотным для всей его жизни. Наш герой был уверен, что от психической и физической перегрузки былая травма дала осложнения на голову. Но он не собирался больше сдерживаться. В нём что-то сломалось. Тормоза, что ли. Ограничители какие-то. И он закусил удила… Глава 2 1916 год, 19 октября, Константинополь Введение драконовских мер позволило навести порядок в Константинополе в кратчайшие сроки. Крови пришлось пустить, правда, изрядно. Но для Константинополя это обычное дело. За века своего существования он и не такое видел. Поначалу-то народ не поверил. Но после того, как люди Меншикова начали развешивать вдоль улиц гирлянды из «духовных лидеров», призывавших ко всякой пакости, да беззастенчиво расстреливать ежедневно по несколько тысяч мародёров, грабителей и прочих «деятелей искусства», всё как-то поутихло. Страшно людям стало шалить. И вуаля – недели не прошло, как на улицах древнего города вновь установился относительный порядок. А пока он наводился – подтягивались делегаты, призванные Максимом… Да-да. Делегаты. После того странного случая в Святой Софии нашего героя словно перемкнуло. Он и раньше не отличался особенной закомплексованностью, регулярно «протекая крышей». По мелочи. Максимум какая-нибудь неудачная, но далеко идущая шутка в духе «воскрешения». А тут… тут «крышу» у него просто сорвало. Он взял и без всякого стеснения отослал всем заинтересованным лицам информацию о том, что ОН подписывает от имени России мир с Центральными державами. Если кто хочет – пусть присоединяется. Если нет – потом сами будут договариваться в частном порядке. Не успеют? Идут к лешему. Не захотят? Козе в трещину. В общем – эти вопросы Меншикова уже волновать не будут… и Россию тоже. Дерзко? Да куда там! Конечно, формально Максим как суверенный монарх новообразованных государств имел все права и полномочия заключать мир с кем угодно. Сюзерена-то у него более не было и вассального положения тоже. За свои земли мог, но никак не за Россию. Формально… Но тут был момент… В той ситуации, что сложилась к осени 1916 года, в России не было легального и легитимного[7] правителя и вести переговоры было некому. Ведь Император был убит, как и его ближайшие наследники. Собранный для преодоления династического кризиса Земский собор ещё даже толком не собрался и ничего не решил. Временное правительство, как и прочее руководство страны, имело легитимности не больше, чем бродячие собаки. В общем – красота. Никого законно и легитимно представляющего Россию не было и быть не могло. В принципе. Вообще. Поэтому любой желающий мог заявить свои права и если ему никто не смог бы возразить или оспорить его заявление, то так оно бы и было. По традиционной схеме социального договора. Так что Максим делал то, что хотел, потому что мог. Кто ему мог возразить? После взятия Константинополя – никто. Он окончательно превратился в икону для жителей России. Это с одной стороны. А с другой… так и силы, что могла бы ему бросить вызов, не было. Брусилов пытался удержать под контролем расползающийся Юго-Западный фронт. Ренненкампф с Эссеном были сторонниками Меншикова и не стали бы вступать с ним в клинч. Ну и так далее. Был, правда, ещё Керенский. Но он не обладал реальной властью даже в пределах Петрограда. Поэтому ему ничего не оставалось, как тем же днём отбить телеграмму в Константинополь, подтвердив все полномочия Меншикова. Ведь он и сам хотел уже заключить мир и демобилизовать столь пугающие его армии, отправив людей по домам. Но был и ещё один нюанс… – Рад видеть вас, Андрей Августович, – поприветствовал Меншиков вошедшего в зал адмирала Эбергарда. – Взаимно, Максим Иванович. Взаимно, – произнёс командующий Черноморским флотом, и они публично, крепко пожали друг другу руку… Тогда, в Штормграде, Меншиков просил Ренненкампфа именно о том, чтобы Эссен склонил Эбергарда на правильную сторону в нужный момент. И тот не подвёл. Объединив все силы флота Российской Империи в одном лагере. Этот «двужильный старик», как его называли сослуживцы, с начала войны держался нейтральной позиции во внутренней политической борьбе. Тем более что в 1914 году Верховный Главнокомандующий – Великий князь Николай Николаевич Младший – удерживал некое единство внутри армии. Но после его снятия в 1915 году и начала поляризации армии Андрей Августович был вынужден принять сторону командования Юго-Западной армии. Ничего удивительного в выборе Эбергарда не было. Он просто встал на сторону победителей, стремясь оградить своих морячков от совершенно излишних проблем. Всё-таки «вес бортового залпа» у сторонников Императора был несопоставимо меньше, чем у их противников. В его представлении всё было просто и понятно. Да, конечно, присяги он не нарушал и против монарха не выступал. Но и не мешал против того действовать. Слишком уж уверенно Николай II шёл ко дну, пытаясь захватить с собой на дно как можно больше людей. И Андрей Августович не видел смысла в этом «открытии кингстонов». А потом всё поменялось. Кресло под Керенским затрещало, а Брусилов запутался в своих собственных революционных играх. Весь тот пёстрый балаган, что поначалу казался единым и несокрушимым, не выдержал испытания временем и стал рассыпаться, отчаянно собачась промеж себя. И националисты всех сортов, а ещё всякого рода социалисты, анархисты и прочие городские сумасшедшие. Они сцепились в совершенно бескомпромиссных спорах. Пока спорах. Ведь каждый из них мнил только свою позицию безусловно верной, почитая всех этих «чудиков», «изменников революции» и просто нехороших людей лишь временными попутчиками. На коротком рывке – да – эту беду можно компенсировать обещаниями каждому из них близости «светлого будущего». Но в горизонте даже в квартал – уже нет. Всё пошло вразнос. И Керенский со своими сторонниками тупо потерял контроль над ситуацией. Тем более что им всем оппонировала смычка Северного фронта и Балтийского флота, на которых удержалась очень крепкая Имперская позиция. Так уж сложилось. Благодаря Меншикову, который приложил к этому огромные усилия… и деньги. Многое из награбленного в походах он вкладывал в обеспечение единства союзных ему «вооружённых людей». После чудодейственного воскрешения Меншикова Эбергард осознал ошибочность своей оценки и стал осторожно прощупывать пути для манёвра. Но нужен был повод и удобный случай. И он подвернулся. Ведь на Мирной конференции в Константинополе должен был присутствовать Кайзер Германской Империи, что гостил в Штормграде. Вот его-то Андрей Августович и доставил из Севастополя, куда тот доехал в опечатанном вагоне. А вместе с Вильгельмом и супруга нашего героя – Татьяна Николаевна – с обоими сыновьями. Что стало совершенным удивлением для Максима. – Ты… – тихо произнёс он, не сдержав удивления. – Я, – так же тихо ответила Татьяна. Одного сына она держала на руке, прижав к себе, а второго, что стоял у ноги, ухватив за маленькую ладошку. – Помешала? – Это было очень опасно. Дети ещё малы. Им такие морские переходы нежелательны. – Конечно, – кивнула она, шагнула вперёд и, снизив голос, прошипела. – Тем более что, по слухам, тебе несложно делать в каждом городе новых. – Как вы доехали? – спросил он, шагнул вперёд и подхватил на руки второго сына. Того, что стоял подле матери. – Ты не слышишь меня?! – Я должен оправдываться за любые сплетни, что болтают за моей спиной? Серьёзно? – Значит, ты внучку султана себе в шлюхи взял просто от любви к искусству? – В шлюхи? – невозмутимо переспросил Максим. – Если пожелаешь, я лишу её девственности при тебе. – Что?! – ошалела она, едва не задохнувшись от ярости. – В наказание за то, что ты веришь всяким глупостям про мужа. – И скажешь, что эта австрийская шалава – тоже навет? – Кто? – скривился Максим. – Эта шлюха, что понесла от тебя! – Не понимаю, о чём ты. – Прекрати! Все знают! – Всё-таки тебя нужно наказать. Вот приму ислам и возьму эту турчанку второй женой. Чтобы тебя позлить, – усмехнулся Максим. Впервые после начала разговора с женой. – Что ты несёшь?! – А что несёшь ты?! Бедная девочка оказалась одна в городе, охваченном волнениями. Её бы растерзали. Я просто помог ей покинуть это опасное место. – И только? – Во всём остальном нужно винить её супруга. К сожалению, погибшего. – Как и муженёк нашей служанки… Марты… не так ли? Очень удачное совпадение. – Что ты от меня хочешь? Чтобы я резал головы всем, кто пожелает про меня всякие пошлости болтать? К чему этот цирк? Да, вон люди отошли и не слушают. Но… не слушают, не значит – не услышат. Зачем ты всё это устроила? Я давал тебе повод усомниться во мне? В моей любви? В крепости нашей семьи? – Я не могу так… – тихо-тихо прошептала она, совсем приблизившись. Губы её задрожали, а на глазах навернулись слёзы. – Мне страшно там одной сидеть. Я хочу быть рядом. – Я под пулями хожу. Эта дура, которую ты посчитала моей шлюхой, на меня с кинжалом кидалась. Рядом со мной быть опасно и для тебя, и для детей. – Не опаснее, чем там… вдалеке… Я сон потеряла. Понимаешь? Всё жду, когда меня придут убивать или брать в заложники, чтобы тебя шантажировать. – В Штормграде? – Там всё не так спокойно, как ты думаешь. Максим напрягся, но промолчал, сцепившись с женой взглядом. Татьяна тоже промолчала, даже и не думая отводить взгляд. Только чуть наклонилась, теперь глядя на мужа немного исподлобья. С вызовом, что ли. Что заставило нашего героя усомниться в её словах. – Пойдём, – чуть поиграв желваками, произнёс он. – Дальнейший разговор в любом случае будет не тут. Она молча кивнула и последовала за ним. И только сторонние наблюдатели смогли отметить едва заметное чувство торжества, которое читалось на её лице. Максим же, получив крайне сложный разговор с супругой, отправился на Мирную конференцию в удивительно взъерошенном состоянии. Ему было совершенно очевидно: сидеть на попе ровно в Штормграде она больше не будет, тем более под той тесной опекой Хоботова. Её распирало от жажды действия. С Хоботовым, кстати, он отдельно хотел поговорить. Очень вдумчиво. И выяснить, какого хрена он не только не смог супругу удержать, но и не сообщил об этом. Так или иначе, Максим был зол, раздражён, взвинчен. И если поздороваться с нужными людьми он ещё смог сдерживаясь, то потом его понесло.