– Да. – Не жирно ли? – с раздражением поинтересовался Абдул-Меджид. – В самый раз, – всё так же невозмутимо ответил Меншиков, сцепившись с претендентом на престол колючим, безжалостным взглядом. – И последнее. Вы должны будете выступить на площади у Святой Софии перед людьми и объявить о своём приказе казнить младотурецкий триумвират и своих родственников, что его поддерживали. Официальная причина – нарушение законов земных и небесных. Дескать, в припадке мракобесия они резали невинных людей Книги – армян, а также единоверцев – арабов. – А что будет, если я откажусь? – не отводя взгляда, спросил будущий султан. – Ничего неожиданного. Я казню Вас вместе с остальными, – максимально обыденным тоном заявил Максим и улыбнулся, стараясь выжать из себя максимально благодушную улыбку. – Повешу, – пояснил он. – Прямо там, на площади, вместе со всеми. Я и с этими мерзавцами хочу именно так поступить. Но у Вас есть шанс избежать такой участи. – Они – мои родственники! – Они причастны к убийству Вашего отца. Вы не хотите мести? – Месть не приносит удовлетворения. – Она и не должна его приносить. Месть – это предостережение от того, чтобы вновь совершались мерзкие поступки. Преступник должен помнить: его не простят, злодеяний не забудут и рук не опустят, стремясь наказать даже многие годы спустя. Без жалости и сожаления. Без скидок и поблажек. – Как такие слова может говорить христианин? – раздражённо фыркнул Абдул-Меджид. – Как Вы, наверное, знаете, я посещал отнюдь не христианский рай. – Так это правда… Боже… – Поверьте, Он, – подняв глаза на потолок, произнёс Максим, – не будет вмешиваться. – Если всё так, то что Вам мешает убить меня после того, как я всё сделаю? Вы же дикий варвар! – Вот сейчас было обидно. – Простите. Я… – Вы просто сказали, что думали. – Да, – обречённо опустил голову Абдул-Меджид. – Всё очень просто. Если бы Россия не была охвачена этим бардаком, то я без малейшего сожаления уничтожил бы и султана, и принцев османской крови. Всех до последнего. Даже полукровок, если бы смог их найти. Это привело бы к непреодолимому кризису власти в Империи и, учитывая обстоятельства, она бы развалилась по швам. То есть соседи смогли бы отхватить себе вкусные кусочки. В том числе и Россия. Но Россия сейчас этого сделать не сможет. Ей плохо из-за тех застарелых глистов и вшей, что она нахваталась за былые годы. А вот Англия, Франция и даже, чёрт её побери, Греция – сможет… смогут. Мы воевали, а плоды им. Это несправедливо, не правда ли? – Они всё равно вмешаются. – Франция охотно станет оккупировать земли, удерживаемые отдельными вооружёнными бандами, – да. Но воевать с Россией – нет. С Великобританией так же обстоят дела. Тем более сейчас. Эти две страны истощены и не готовы к новому, тяжёлому конфликту. Да и моя репутация чего-то да стоит. – Вы не предложили ничего французам. – Отдайте им Кипр. – Но… он же оккупирован англичанами! – Это должно быть Вашей заботой? Англичане получают Синай, который обеспечивает безопасность Суэцкого канала. Французы – Кипр. Почему нет? Тем более что законодательно Кипр за англичанами не закреплён. Они его просто оккупировали. – Может быть, отдать им Иерусалимское королевство? – Я подумаю об этом, позже. По большому счёту мне оно не нужно. Оно – гарантированный геморрой. Но сейчас так надо. Потому что моё формальное владение им должно стать для англичан тормозом в их экспансии. Кидать вызов мне они не станут. Во всяком случае не сейчас. Я ведь могу отправиться к Суэцкому каналу и наступить на горло их гордой песне. Причём быстро и решительно. Вряд ли они решатся это проверять. – Они ввели в действие флот! – Это помешает мне лопатами засыпать канал в двадцати милях южнее побережья? Что скажете? – Вы безумец! И я не хочу с Вами иметь дел! – Так Вы жаждете смерти? – Вы всё равно убьёте меня после того, как я перестану быть нужен! – Мне это не нужно. В сложившихся условиях мне нужна Османская Империя. Живой и здоровой. Это – оптимальная стратегия. – Хорошая шутка. Но мне не смешно. – Если от вас отрезать несколько кусков земли, страшного ничего не произойдёт. У Вас хватает ресурсов, на которых Вы обогатитесь и вернёте себе блеск. Например, нефть. В пределах Османской Империи её много, её легко добывать, и она хорошего качества. Главное – держать за собой Ближний Восток и Аравию. Нефть – это Ваша жизнь. Ваши деньги. Ваше благополучие. Вы хорошо поняли меня? Эти земли нужно удержать любой ценой. Даже если там будут возражать какие-нибудь дикие племена – уничтожьте их, я разрешаю. Потому что англичане через них попытаются отжать себе эти земли… эту нефть… Вашу нефть… – Вы снова шутите? – Я похож на шутника? – повёл бровью Максим. – Поэтому я и предложил перенести столицу в Багдад. Поэтому я и предложил создать Иерусалимское королевство, чтобы отрезать вас от англичан хотя бы на время. А чтобы мои слова стали более вескими, я предлагаю заключить династический брак. После казни этих дельцов пройдём в Святую Софию и объявим, что мой старший сын будет помолвлен с Вашей дочерью. Они как раз одного возраста. – Малыши… – Да, могут не выжить. Но – Бог видит – это попытка. Как уж сложится – дело десятое. – Моя дочь мусульманка. – Вселенский патриарх исправит это без лишних вопросов. – Вы чудовище… – покачав головой, произнёс Абдул-Меджид. – Только для моих врагов, – широко улыбнулся Максим, скорее даже не улыбнулся, а оскалился, демонстрируя ровные, крепкие и красивые зубы. – Думайте быстрее. Сейчас я предлагаю Вам большие рыбы по рублю, а завтра уже будут только маленькие и по пять. Каждая минута промедления повышает ставки. В какой-то момент мне не останется ничего, кроме как поделить Османскую империю с англичанами и французами… время утекает, как вода в ладонях… Часть 3 Кровь и вино – Я думал, некромантия запрещена. – Как и секс до свадьбы. Не забивай голову глупостями. Геральт и Йеннифэр Глава 1 1916 год, 8 октября, Константинополь Максим сидел на ступеньке внутри Святой Софии и пил вино. Один. В тишине. Специально велел всех выгнать. Последние дни потребовали от него предельного напряжения сил – психических и физических. Вынужденная стрельба по минаретам и отдельные эпизоды штурма мечетей спровоцировали совершенно излишний энтузиазм и неоправданные иллюзии у простого люда. Болгары и греки начали погромы мусульман и евреев. Мусульман потому, что ошибочно восприняли поведение Меншикова как религиозный экстремизм, а не вынужденную меру. А евреев… Так в любой непонятной ситуации их всегда грабят. На всякий случай. Тем более что у них нередко есть что взять. Понятное дело, что нашему герою это не понравилось. Да – город можно было бы отдать на разграбление. В теории. Но себе и своим воинам. А не вот этим непонятным людям, которые повылазили непонятно откуда и начали тащить в разные стороны всё, что плохо прикручено, приварено и приколочено. Ещё и убивая да творя разнообразное насилие попутно. Человеку ведь немного надо, чтобы уронить маску цивилизованности и, перейдя в первобытное состояние, начать вести себя не лучше бешеной макаки. Приходилось наводить порядок. Безжалостно. Потому что толпа – животина первобытная. Покажи ей слабость да нерешительность – и всё, растерзает. С ней можно работать только с позиции силы и абсолютного, прямо-таки BDSM-режима господства. Так что если поначалу мусульмане формировали очаги сопротивления русским войскам, то буквально через несколько дней перешли к их активной поддержке. Ибо поняли: иначе им конец. Более того – потянулись вереницы обиженных и угнетённых, которые искали справедливости. Грабежи, захват недвижимости, изнасилования… этой грязи было столько, что у Максима просто голова шла кругом. Казалось бы – жили рядом столетиями. Всё было терпимо. И тут – нате на лопате. Достаточно повода, чтобы всё это равновесие взорвалось бурной реакцией дрожжей в сортире по летнему зною. Максим устал за эти дни больше, чем за всю предыдущую жизнь. Он уже людей видеть не хотел. Тошнило. Да, он насмотрелся на всякую дрянь во время своей службы «в жарких странах». Но там он занимал невысокую должность и наблюдал боль камерно, ограниченно, компактно. Более того – ничего подобного решать не мог и не должен был. Думали за него. А тут… ему уже хотелось просто сжечь к чертям город… убивая всех, кого он тут видит, не разбирая кто прав, кто виноват… Лёгкий шорох. Едва различимый на слух. Меншиков отхлебнул из горла хорошего красного сухого вина и лениво обернулся на звук. В полутьме стояла женская фигура, укутанная тканью. Наш герой на несколько мгновений побледнел. Ему показалось, что его снова накрыли странные галлюцинации, как там – на поле боя. И что перед ним вновь показалась сама смерть или что-то иное, потустороннее. Но незнакомка, поняв, что её заметили, шагнула вперёд, выходя из полумрака. Чёрная ткань расшитого золотом шёлка. Дорогая, но обычная. Изящная кисть руки, нервно сжимающая тряпку. Отчётливый звук шарканья обуви о каменную плиту пола. Нет. В ней не было ничего потустороннего. Поэтому Меншиков отвернулся и вновь отхлебнул вина. Поставил бутылку на пол и, подхватив из серебряной тарелки виноградину, закинул её себе в рот. Женщина… это всего лишь женщина… Шорох возобновился. Очевидно, она приближалась. Когда она подошла шагов на пятнадцать, Меншиков плавным движением извлёк пистолет и навёл на неё. Её правая рука была скрыта в складках одежды и явно что-то удерживала. Что-то, чего показывать она совсем не хотела. Это с городом управляться ему было сложно, а тут… всё просто… всё понятно и привычно. Незнакомка замерла. – Брось, – коротко произнёс Максим на турецком. Несколько слов из оперативного разговорника он уже выучил.