Всех, кто находился здесь, обыскали и разоружили. После чего позвали нашего героя. Наверх их не потащили, так как здесь было слишком много раненых. Всё-таки штурм Будайской крепости шёл несколько часов и был хоть и довольно бескровный для штурмовиков, но нервный, хлопотный. Наблюдались даже попытки контратак и фланговых обходов по лабиринту комнат. Один раз это мероприятие даже удалось, и австро-венгры умудрились перебить звено штурмовой группы, захватив их оружие. Но в общем и целом это уже ни на что не повлияло… Максим вошёл, тихо и мирно беседуя с командиром лейб-гвардии гусарского полка, также вошедшего в состав корпуса, о насущных делах. Скорее даже предаваясь грёзам о днях будущих. Остановился. Окинул взором присутствующих. Выхватил взглядом престарелого Франца-Иосифа. Тот поднял глаза, не отводя их и не пряча. Спокойный. Уверенный в себе и своей правоте. Не растерявшийся из-за неудач. Враг. Природный. Злодейский. Криво усмехнувшись, наш герой медленно и демонстративно достал пистолет из кобуры. Передёрнул затвор. Снял с предохранителя. И, сделав несколько шагов вперёд, прицелился Францу-Иосифу в лоб. – Вот ты и попался, – с холодным омерзением произнёс генерал. Но тот вновь не отвёл взгляда. И даже – напротив. Медленно встал и гордо выпятил подбородок. В духе: «Стреляй, фашистская морда!» Это так взбесило Максима, что он едва не выстрелил в тот момент, когда между ним и Кайзером втиснулась молодая женщина. – Что ты творишь?! – рявкнул старик. – Не убивай, прошу, – тихо произнесла однодневная любовница нашего героя – Эржи. И едва заметно огладила свой живот. Глаза Максима округлились от этого намёка. Она тихонечко кивнула. И он, не в силах целиться в мать своего будущего ребёнка, отвёл оружие, бессильно опустил руку. Франц-Иосиф тоже, видимо, что-то понял – и вид имел не менее ошарашенный и удивлённый. Как и многие присутствующие. – Как Ваше самочувствие? – выдавил из себя формальную фразу Меншиков, не поднимая глаз на Эржи и нервно потирая лоб левой ладонью. – Как муж? Как дети? – Супруг погиб во время штурма, – после небольшой паузы произнесла она. И Максим поднял на неё взгляд, полный невысказанного вопроса. – К сожалению, – тяжело вздохнув, добавила она, вновь осторожно огладив свой живот и мягко улыбнувшись. – Мы помирились после моего возвращения из Вены… и мне даже показалось, что всё, наконец, налаживается. Смерть мужа оказалась удивительно кстати. Он ведь теперь не мог подтвердить, что это – не его заслуга. Облегчение, которое расплылось по лицу Меншикова, оказалось слишком заметным. Настолько, что Франц-Иосиф, округлив глаза, шагнул вперёд и попытался выдавить из себя: – Вы… вы… вы… – Да, мы знакомы. Я помог Вашей внучке покинуть охваченный беспорядками город. Не вижу смысла винить внучку в злодеяниях деда. – Лицо Кайзера чуть дёрнулось от лёгкой судороги, прострелившей щеку. – После завершения войны Вас будут судить за военные преступления. И, вероятно, повесят. Но вот так убивать действительно негоже. Франц-Иосиф вновь вскинул подбородок, с вызовом взглянув на Меншикова. Кто он и кто этот сопляк? Император и простой генерал. Как он смеет утверждать такие вещи?! Как он смеет угрожать позорной, публичной расправой?! Максим же, окончательно оправившись от шокирующей новости, начал отдавать распоряжения. Он знал, что Эржи совершенно охладела к супругу, причём взаимно. Что у них более не было никакого влечения. И на то были причины. Они в ту ночь не только сексом занимались, но и болтали, много и достаточно откровенно. Во всяком случае, с её стороны. Видимо, нервное потрясение заставило её таким образом сорваться. Главная же беда теперь заключалась в том, что намёк, каковой она продемонстрировала, прозвучал отчётливо и громко. Слишком отчётливо… Глава 5 1916 год, 25 сентября, Белград Просидев в Будапеште всего сутки, Максим ушёл ниже по Дунаю. К Белграду. Держась правого берега. Особого смысла находиться дольше в столице Венгрии не было. Остатки золотого запаса Австро-Венгрии и важные ценные бумаги он загрузил на грузовики. Франца-Иосифа и его ближайших соратников в плен взял. А дальше? Что там делать? Грабить жителей? Предаваться разврату? Скучно и непродуктивно. Да и, если честно, не совпадало с теми целями, которые он для себя ставил… Максим был очень благодарен Эржи за то, что та не дала ему убить деда. Она не испытывала к нему никаких тёплых чувств, однако такой пошлый расстрел в подвале считала глупостью. Да и вес в глазах родственников нужно было набирать после неудачного морганатического брака, рассорившего её со всеми. Мало кто решился бы встать между Меншиковым и его добычей. А она – смогла. Она решилась. И она добилась успеха. Для нашего же героя этот поступок также оказался крайне выгоден. Вот пристрелил бы он Франца-Иосифа в подвале – и что дальше? Глупо же вышло бы. Прибить мерзавца, конечно, требовалось. Но не так. А предварительно осудив публично, обвинив в преступлениях против человечества. А потом и казнить, тоже на публике при максимальном скоплении народа. То есть устроить свой личный Нюрнберг с блэк-джеком и шлюхами. Ведь Император и его ближайшие сподвижники были у Меншикова в плену. Можно и нужно так поступить. Но, опять-таки, не сразу, а только после капитуляции, полной и безоговорочной, для которой пока время ещё не наступило. Война… да… с войной всегда так. Начнёшь не вовремя – или проиграешь, или пупок надорвёшь. Поспешишь с её окончанием – выгодами от побед не воспользуешься. Промедлишь? Так впустую огромное количество ресурсов спустишь, ибо война – дорогое удовольствие. Всё должно быть вовремя. Весна весной, лето летом, а победа тогда, когда она принесёт тебе наибольшее количество выгоды. Ибо зачем ещё воевать? Кто-то скажет, что не все войны ведут из-за выгоды. Но Максим не относился к тем психам, что отчаянно сражались с ветряными мельницами ради собственных иллюзорных бредней идеологического характера. Для него война была просто методом, воин – профессией, а враг – не более чем противником, который завтра мог стать с тобой плечом к плечу против нынешнего союзника. Если, конечно, не творил каких-то непотребств, потеряв лицо и уважение. Поэтому всё, что двигало Максимом в оценке войны, – это личная выгода, польза и прочие рациональные компоненты вроде профессиональной чести, без которой воин не воин, а зелёный юнец и новобранец. Даже профессиональная честь и та выступала своего рода рекламой, публичным рейтингом профессионализма и мастерства, позволяя в будущем брать более выгодные заказы в той или иной форме. А иногда и решать проблемы одним фактом своего появления… Поэтому Максим был очень благодарен Эржи за её вмешательство. Чуть было глупостей на нервах не наделал с далеко идущими последствиями… Боец выбрался на пригорок и прильнул к биноклю. Австро-венгерский полк, осаждающий Белград со стороны Савы, стоял вполне свободно. От противников его отгораживал толстый слой воды. А налёта со спины они не ожидали. И очень зря. Там были их собственные тылы. Но, видимо, последовательное уничтожение телеграфных станций на пути своего следования сделало своё дело, и связь на данном участке фронта оказалась парализована. Удостоверившись, что супостат не ожидает нападения и его не заметил, разведчик отполз назад. Встал. Добежал до автомобиля, который сорвался с места, возвращаясь к командиру передового дозора. Считай – маленького авангарда. Тот внимательно выслушал бойца. Посмотрел на австро-венгерскую карту, захваченную в Будапеште. Немного подумал – и направился в довольно крупный автобус, что сопровождал отряд. Там находилась радиостанция. Достаточно дохленькая, но радиостанция. И её хватало для того, чтобы на полсотни километров пробивать морзянкой. Причём на ходу. Развёртывание этой установке не требовалось. Максим, понимая, что корпус не полк, очень ответственно отнёсся к вопросам связи и управления. И впихнул в свой корпус аж дюжину таких наспех изготовленных радиостанций – совершенное ноу-хау для эпохи. Слабый искровой передатчик. Приёмник. Торчащая над автобусом рама антенны. Бензиновый электрогенератор и его аварийный дублёр с велосипедным приводом. Аккумуляторы. Рабочее место радиста и шифровальщика. И так далее. В общем – всё скромно и без излишеств, но полнофункционально. Внедрение таких автобусов позволило Меншикову отслеживать всю полноту ситуации по своему корпусу. Где какой полк находится, он знал с точностью до километра, что делает и куда направляется. Более того – с ним могла быть установлена связь в любой момент. И не только с полком. Так вот. Командир импровизированного авангарда направился в этот автобус радиосвязи. И передал в штаб корпуса обстановку. Своих сил ему очевидно не хватало для уничтожения такого крупного скопления неприятеля. Во всяком случае, без риска понести тяжёлые потери. Считай, лёгкая моторизованная рота на четырёх бронетранспортёрах и двух грузовиках. Реакция пришла незамедлительно. Лейб-гвардии механизированный полк – основной кулак корпуса – находился слишком далеко. Дожидаться его для нанесения взламывающего удара было рискованно. Можно потерять эффект неожиданности. Другие моторизованные пехотные части растянулись из-за узких, плохих дорог и проблем тактического характера. Поэтому на помощь этой роте авангарда выдвигался дивизион отдельного артиллерийского полка. Это было единственное подразделение в оперативной близости. Почему он вырвался так сильно вперёд – вопрос, но уже десятый. Главное – здесь и сейчас этот дивизион был очень в тему. Отдельный артиллерийский полк был формально единственным сводным полком корпуса. Но только формально. Так как Ренненкампф скрепя сердце отдал Максиму тех артиллеристов, что весной работали над прорывом германской обороны. То есть полк, формально сводный, по факту являл собой уже неплохо сработавшийся коллектив, хоть и на новой материальной базе. Он состоял из одного дивизиона САУ «Сосна» и двух дивизионов САУ «Дуб»[4]. Увы, эти САУ были не теми грандиозными САУ времён Великой Отечественной войны. Нет. Но всё равно это САУ – самоходные артиллерийские установки, пусть и на колёсном, а не гусеничном ходу. Боевые машины «Сосен» несли длинные морские 75‐мм пушки Канэ, а «Дубов» – 105‐мм гаубицы. Цель «Сосны» – тяжёлая ПВО и контрбатарейная борьба, «Дубы» же были просто основным полевым орудием этого механизированного корпуса. Собственно, дивизион «дубков» к авангарду и подъехал минут через двадцать после радиограммы. Все три батареи по четыре боевые машины. Выкатились в относительно ровную линию. Встали. Бойцы экипажей высыпали и начали готовить машины к бою. Сняли со стопоров и развели станины. Покрутив ручки домкратов, упёрли «лапы» станин в грунт, вывешивая раму тяжёлых грузовиков, жёстко фиксируя её на грунте. Да не абы как, а по уровню, чтобы артиллерийская установка вращалась легко и просто. Потом лихими молодецкими ударами вбивали костыли в окна «лап», усиливая фиксацию и делая систему жёстче. Слишком мягкий тут был грунт, могло всё поплыть после первых же выстрелов. Тем временем от дивизиона к небольшому холму побежала группа связистов с большой катушкой телефонного провода, телефоном и переносными приборами наблюдения. Побежали туда, где занимала оборону, энергично окапываясь, вся пехотная рота авангарда. До противника было далеко. Полк австро-венгров располагался хоть и в прямой видимости, но более чем в трёх километрах. Однако устроить такой рубеж было необходимо. Мало ли что? САУ могли и не успеть свернуться. И вот – отмашка. Три батареи этого «дубового» дивизиона ударили беглым залпом. Шрапнелью. По предварительному счислению. Благо открыто расположенный лагерь противника был большим. Промахнуться сложно. Пятнадцать секунд. Командиры орудий подняли правую руку, показывая готовность их установки к огню. И новый беглый залп. И опять шрапнелью. 105‐мм гаубичная шрапнель – это сила! Это вам не «трёхдюймовка», дающая узкий, глубокий, быстрый пучок шрапнели, совершенно не пригодный ни для чего, кроме отдельных редких случаев продольного обстрела колонн на марше. Гаубица такого калибра – это уже серьёзный агрегат! Низкая скорость снаряда пускала осыпь шрапнели широким конусом. Его крутая траектория позволяла не пускать шрапнель вдоль земли, как у лёгких полевых орудий с их скоростными снарядами, а осыпать сверху. Бах! И крупный такой овал на земле оказывался засеян смертоносными шариками. Сверху вниз. Бах! И ещё один. И ещё. И ещё. Самую высокую эффективность огня шрапнелью даёт, конечно, миномёт. После него – гаубица, бьющая слабым зарядом по наиболее крутой траектории. Вот их в текущей ситуации и задействовали. Числом в дюжину… К чести австро-венгерского полка нужно сказать: отреагировали они быстро и вполне адекватно. Насколько вообще позволяла ситуация. Минуты не прошло, как подразделения полка двинулись рассеянным фронтом в сторону холма, откуда стреляли. Потери у полка от шрапнели были. И заметные. Но здесь они уже сидели больше года, поэтому оборудовали себе позиции большим количеством землянок и достаточно развитых траншей. Вот туда они и прыснули после первых же разрывов. По сути, только первый пристрелочный залп шрапнелью и оказался действенным. Остальные – так, больше ворон пугали. Стрелять же по многочисленным разрозненным группам из пушек с закрытых позиций было сложно. Поэтому батареи начали по команде сворачиваться и готовиться сдёрнуть. А бойцы авангарда молились, крестились и прочими способами рефлексировали, так как именно им надлежало выдержать хотя бы один натиск. Иначе могут не уйти без значимых потерь и угрозы потери САУ. Противник вон – бежал уже. Да, у пехоты имелось девять лёгких ручных пулемётов и куча самозарядных винтовок с ручными гранатами. Да, у них в тылу находилась личная батарея 60‐мм миномётов из шести «стволов», готовая поддержать их в максимально оперативном порядке. И что? Что это меняло? Рассеянный и дезорганизованный полк – всё равно полк. А тут рота… пусть и усиленная… Георгий Карагеоргиевич – князь Сербии, отрекшийся от престола под давлением австро-венгерской пропаганды, – стоял в траншее и наблюдал за противником на той стороне Савы. Нервно и с раздражением покусывая собственную губу. Он их ненавидел. Честно, открыто и просто. Равно как и своего младшего брата, в 1909 году ставшего наследником престола. Трусливый, ловкий и мерзкий… он вызывал у Георгия одно лишь омерзение. Особенно из-за того, что на этого слизняка сделали ставку сербские националисты. В 1909 году произошла обычная, примитивная провокация… и хорошо подготовленная реакция на неё. Денщик не только вскрыл письмо, адресованное любовнице Георгия, но и не доставил его. Прекрасный повод для того, чтобы вспыльчивый молодой мужчина взорвался и ударил виновника. При свидетелях. Дальше было всё просто и ожидаемо. Денщик скончался от «нанесённых ему побоев». Ему ведь добавили, пока везли до больницы, ждущие поблизости «доброхоты». А газеты, заранее подготовившись к такому повороту событий, принялись особенно яростно злорадствовать, призывая виновного к ответу. Что австро-венгерские, уличавшие Георгия в животной дикости и варварстве, что собственно сербские, ничем им не уступающие. Младший брат же тихо сидел в тени и улыбался, наблюдая, как с его полного согласия идёт травля родича и конкурента. Георгий, конечно, пытался оправдаться, но его голос просто потонул в том гуле пропаганды, что внезапно завертелся. Так что оплёванный и оклеветанный, он был вынужден отречься от престола. К вящему ликованию светившегося от радости братика. Да и чего ему грустить? Раз, и в дамках! Просто. И чужими руками. И вроде бы как не при делах. И вот теперь – смотря в бинокль на австро-венгров, Георгий не мог сказать, кого он больше ненавидит – этих исконных врагов своего народа, которые не скрывали никогда своей вражды, или родного братика, что в лицо льстил, признаваясь в самых тёплых чувствах, а за спиной творил непотребства. Эти хоть вон – в окопах да траншеях сидят, под пулями бегают. Враги, но мужчины. А Александр – трус, отсиживающийся в тылу трус. Даже на линию фронта ни разу не выехал. Боялся мерзавец… ссал! И в этот момент раздались первые шрапнельные разрывы над позициями австро-венгерских войск. Судя по размеру облачков порохового дыма – явно не от лёгких полевых орудий. Било что-то посерьёзнее. Да и супостаты вон как посыпались на землю. Забегали. Заползали. Засуетились. Георгий Карагеоргиевич сжал бинокль до побелевших пальцев и мерзко ухмыльнулся. А потом плюнул и развил очень бурную деятельность, не ставя в известность вышестоящее начальство. Зачем? Оно слишком долго будет всё выяснять и утрясать. И благоприятный момент будет потерян. Так что уже спустя четверть часа его полк грёб через Саву на подручных средствах. В атаку. В штыки. В рукопашную… Глава 6 1916 год, 25—27 сентября, Белград Наступление князя Георгия было решительным и неожиданным в достаточной степени, чтобы выбить немногочисленные заслоны на берегу Савы и вынудить потрёпанный австро-венгерский полк отступить к Дунаю. На позиции смежного полка, что там держал оборону. Не успевшие толком свернуться колёсные САУ русских вернулись в боевое положение и своими 105‐мм снарядами поддержали натиск сербов. И это было бы полным успехом, так как дюжина полевых гаубиц, оказавшихся в нужном месте в нужное время – это сила, с которой сложно не считаться. Но тут опять всё переменилось. Самым активным образом включились в дело два австро-венгерских монитора «Темеш» и «Бодрог». Их 120‐мм орудия ударили на пределе своей скорострельности, вынуждая сербов не только прекратить наступление, но и откатываться вдоль Савы, выходя из-под их огня. Но всё равно – успех. И значимый успех. Один ведь полк удалось сбить с позиций и отбросить, нанеся чрезвычайные потери. Да не просто так, а лишив практически всей материальной части. Только часть носимого имущества удалось забрать с собой. Все же запасы остались там, где ещё несколько часов назад тихо сидели австро-венгерские солдаты. Прежде всего, конечно, продовольствие и боеприпасы. Для Сербии и масштабов её войны это были очень значимые трофеи. Так как полк двуединой монархии попал под удар русских гаубиц и оборонительных позиций с ручными пулемётами, самозарядными карабинами и 60‐мм миномётами, а потом в чистом поле был встречен сербами, его выбило почти подчистую. Во всяком случае, его строевой состав. Второй полк, стоявший ближе к Дунаю, тоже немало потрепало. Но именно что потрепало. Не успели до него сербы дорваться. Да и гаубицы едва-едва постреляли, осторожничая с расходом боеприпасов. Поэтому на левом берегу Савы, у слияния этой реки с Дунаем, оказался сосредоточен пехотный полк Австро-Венгрии под прикрытием речных мониторов. И всё. Больше на этой стороне Дуная сил у Двуединой монархии не оставалось. Всё, что могли, – отвели на север и запад: противодействовать русским и итальянцам. Если бы не мониторы, то и этот полк был бы добит. Но, увы. С мониторами же получилась неприятная штука. Русским гаубицам не хватало дальности, чтобы с закрытых позиций их обстреливать. А выкатываться на открытую местность и подставляться под огонь 120‐мм пушек – довольно глупая форма самоубийства. Пришлось ждать прибытия пушек. Они подошли только через три часа. Весь дивизион 75‐мм САУ «Сосна». Им вполне хватало дальности для накрытия кораблей, если те крутились у берега, неподалёку от позиций своего полка. Но и тут не срослось дело. 75‐мм орудия давали слишком сильное рассеивание на таких дальностях. Так что да, отогнать 440‐тонные туши мониторов от позиций полка им удалось. Но сербы всё равно наступать не могли из-за угрозы со стороны корабельных орудий. Мониторы ведь крутились неподалёку и агрессивно маневрировали. Попаданий пока добиться не удалось. Да, теория больших чисел прямо утверждала: если продолжить обстрел – всё получится. Однако такое количество боеприпасов он не был готов тратить на эти игры. Да и смысл? Одиночные попадания 75‐мм снарядов не могли серьёзно повредить 440‐тонным мониторам. Поэтому в ночь с 25 на 26 сентября Максим попытался провернуть тот самый приём, что позволил ему добиться успеха в Штеттине. И опять мимо. Дунай оказался слишком широк, а командиры мониторов чрезмерно бдительны, держа машины под паром, из-за чего корабли легко ушли из-под огня, просто откатившись выше по течению. А с рассветом вновь вернулись, беря под свою защиту энергично окапывающийся австро-венгерский пехотный полк. Понимая, что эти мониторы не дадут корпусу переправляться через Саву, наш герой был вынужден предпринять решительные шаги. И вот в ночь с 26 на 27 сентября в районе Стара-Павоза он спустил на воду пару десятков крупных гребных лодок. Всё, что удалось найти по округе. И, сплавив их по Будовару, вывел на Дунай. Ночью. В самый её разгар и темень. Выше по течению, нежели располагались мониторы. Их прожекторы освещали практически всю гладь Дуная на пару миль. Но смотрели они вниз по течению. Командование австро-венгров опасалось ночных атак катеров с шестовыми минами или чего-то подобного. Ждало, прекрасно понимая, какую роль играют эти два кораблика в сложившейся ситуации. Блокировать Меншикова – ценно и славно. Никто не мог уже пару лет ничего подобного провернуть, а они смогли. Что наполняло их гордостью и решительностью. И даже какой-то бравурностью. Они готовились отражать лихую и, возможно, даже самоубийственную атаку. Считая, что Меншиков поступит именно так. Лихо, дерзко, в лоб. Но он зашёл сзади… Гребные лодки, набитые десантом под завязку, под покровом темноты подошли к мониторам с тыла и пошли на абордаж. Ночь была черна, как и вода Дуная. Гребцы же старались не шуметь, работая своим нехитрым инструментом очень осторожно и деликатно, чтобы избегать ненужных всплесков. Спустились по Будовару всей стайкой. Вышли в Дунай. Прижались к левому берегу, занимаемому бойцами Австро-Венгрии. И поползли к мониторам, прячась в тени прибрежного сумрака… Самозарядные карабины с дробовиками и тут сказали своё веское слово! Вкупе с неожиданностью. Князь Георгий пёр вперёд с двумя самозарядными пистолетами Маузера и отборным матом наперевес. Узнав, что задумал Меншиков, он просто не смог отказать себе в удовольствии поучаствовать. Настолько, что нашему герою пришлось уступить. Очень уж Георгий горел. Зато, как сказывают, он первым ворвался на «Темеш» и отличился в бою, получив лёгкое ранение пулей, вскользь. Так, царапнуло. Да, это был не его отряд. Да, его никто не просил участвовать. Но в целом – поступок, достойный ордена. А учитывая успешный захват корабля – даже Св. Георгия. В любом случае Максиму он пришёлся по душе. Редкий представитель Августейшей фамилии на такое был способен в эти дни. Выродились. Измельчали. Затекли жиром да самомнением о богоданном величии. А на деле – пшик. Пустышки… Экипажи обоих мониторов оказались не готовы отражать такой штурм. Что и привело к поднятию флагов Сербии над этими лоханками. И отводу к сербскому берегу. Как только рассвело, вновь обозначили огонь русские гаубицы с закрытых позиций. К ним присоединились и захваченные мониторы. Это было не возобновление обстрела. Нет. Ни в коем случае. Просто обозначение его возможности. Что не оставило бойцов австро-венгерского полка равнодушными. Их боевой дух и так был слабеньким. Восстание в Вене, бои с неопределённым исходом в Будапеште, потеря Богемии с Галицией и западных земель по Адриатике сказались на их вере в успех самым решительным образом. О захвате в плен Франца-Иосифа они не знали. Но это было и не нужно. Переход мониторов в руки сербов ставил крест на подвозе к ним продовольствия, боеприпасов и подкреплений, равно как и возможности эвакуации на левый берег Дуная. Поэтому, немного побузив под обозначенным обстрелом и перебив старших командиров, бойцы полка стали выходить с поднятыми руками из своих укрытий. Их война закончилась…