– А что же мне помешает? – спокойно осведомился Пратт. Клайд поднял обе руки ладонями вверх: – Принимаете пари или нет? – Десять тысяч долларов, что я не зарежу Гикори Цезаря Гриндона? – Да. – За какое время? – Скажем, за эту неделю. – Должен предупредить, что я консультировался у юриста. Бык – моя собственность, и по закону я вправе сделать с ним все, что мне заблагорассудится, – чемпион он или нет. Клайд молча пожал плечами. Застывшее на его лице выражение я частенько наблюдал у игроков в покер. – Что ж… – Пратт скрестил руки на груди. – Это становится занятным. Как считаете, Макмиллан? Могут они выкрасть быка с пастбища? – Не представляю, кто может отважиться на такое, – пробормотал скотовод. – Вот если здесь дурной умысел… Вот если бы его в сарай… – У меня нет сарая. – Пратт снова обратился к Клайду: – Еще один вопрос. Что будем ставить? Чеки? Клайд вспыхнул: – Банк не оплатит мой чек. Вы это прекрасно знаете. Но не волнуйтесь. Если я проиграю, то заплачу. Наличными. – Так ты предлагаешь джентльменское пари? Мне? – Можете это так называть. Да, джентльменское пари. – Мой мальчик, я, конечно, польщен твоим доверием, но не могу принять такие условия, когда на карту поставлены десять тысяч. Боюсь, что не смогу заключить пари, пока не выясню, действительно ли ты платежеспособен. Клайд рванулся из своего кресла. Я тут же подобрался для прыжка, но Нэнси сумела удержать брата. Она попыталась даже увести его, лопоча что-то насчет того, что им нужно спешить, но Клайд вырвался, оттолкнул ее и свирепо уставился на Пратта: – Негодяй! Как вы смеете сомневаться в слове Осгуда? Ну ладно, придется отобрать у вас деньги, раз они столько для вас значат! Поручительство отца вас устроит? – Так ты и впрямь хочешь держать пари? – Еще как! – На десять тысяч долларов? В присутствии всех свидетелей? – Да. – По рукам. Если отец за тебя поручится, пари принято. Клайд резко повернулся и, не прощаясь, зашагал прочь. Бронсон отставил стакан и последовал за приятелем. Нэнси чуть задержалась, чтобы вежливо попрощаться со всеми. Едва она исчезла из виду, Монт Макмиллан поднялся и обратился к Пратту: – Я знаю этого молокососа сызмальства. Пойду-ка попробую уговорить его не делать глупостей. – И вышел следом. – Тут попахивает какой-то грязной игрой, – задумчиво произнесла Лили Роуэн. Взглянув на меня, она похлопала по сиденью кресла, только что покинутого Джимми Праттом. – Идите сюда, Эскамильо. Сядьте и объясните мне, что нас ждет. – Дело обстоит так, – начал я. – Какое-то время вы будете счастливы, потом, однажды, путешествуя под водой, натолкнетесь на лысого незнакомца, сидящего верхом на бурой водоросли. Вы, естественно, решите, что это Уильям Бибе[2], но он обратится к вам по-русски. Хотя русский вам неведом, вы подумаете, что поняли, о чем он толкует, а потом, к своему ужасу, убедитесь, что жестоко заблуждались. Дайте-ка другую ладонь для сравнения… Тем временем Джимми Пратт страстно наставлял своего дядю: – …обозвал вас негодяем, и это сошло ему с рук! Да я готов был растерзать его! На вашем месте я бы так ему врезал! – Ладно, Джимми, – примирительно сказал Пратт. – Ты бы не посмел поднять руку на Осгуда. Успокойся, мой мальчик. Кстати, уж коль ты так воинственно настроен, может быть, поможешь нам постеречь быка? Боюсь, что придется всю ночь глаз с него не спускать. – Вообще-то, дядя… – замялся Джимми, – дело в том… Я уже говорил, что не одобряю вашей затеи… Такой бык… Как-никак чемпион… – Так ты отказываешься? – Я не хотел бы в этом участвовать, дядя Том. – Что ж, ладно. Надеюсь, мы и сами справимся. Как считаете, мистер Вулф, имею я право съесть собственного быка? Вулф пустился в пространные философские разглагольствования о писаных и неписаных законах, моральной ответственности и бычьей генеалогии. Слушатели его напыщенной и возвышенной речи уже начали недоумевать, что совсем недавно переживали из-за таких пустяков, как ссора Пратта с Осгудом, поглощение бифштексов или пари на десять тысяч долларов. Закончив монолог, Вулф обратился ко мне со следующим предложением: поскольку мы приняли любезное приглашение мистера Пратта отужинать с ним, нам не мешало бы переодеться, для чего следовало доставить из машины наши вещи. Джимми предложил было свои услуги, но Каролина настояла на своей кандидатуре, поскольку именно она подрядилась отвезти нас в Кроуфилд. С террасы мы ушли вместе, пересекли широкую лужайку, миновали кусты и цветочные клумбы и вышли по усыпанной гравием дорожке к гаражу, в котором стояла знакомая нам желтая машина по соседству с большим закрытым автомобилем. Увидев поодаль, под деревьями, свежую земляную насыпь и разбросанные кирки с лопатами, я остановился. Я заметил груду земли, еще когда нас везли к дому, но тогда не задумался о ее назначении. – Это и есть яма для барбекю? – поинтересовался я. Каролина кивнула: – Я лично считаю, что все это ужасно, но не могу придумать подходящей отговорки, чтобы отказаться от участия в этом пиршестве. Залезайте в машину. Когда мы выехали на дорогу, я спросил: – Конечно, это не мое дело, но привычка копаться в человеческих натурах делает мой вопрос непраздным: что все это значит – погоня за рекламой или попытка утереть нос Осгуду-старшему? – Не знаю. Извините, меня сейчас другое беспокоит… Я замолчал. Минуту спустя мы прибыли на место аварии. Каролина развернула машину перед останками нашей. Я выбрался наружу. Деревья и телеграфные столбы, озаренные последними лучами заходящего солнца, отбрасывали длинные тени на зеленый ковер пастбища. Вдалеке, на другом конце пастбища, я разглядел Монта Макмиллана, который внимательно смотрел в нашу сторону. Недалеко от валуна величественной поступью прогуливался бык, казавшийся еще крупнее, чем прежде. Теперь, когда мне ничего не угрожало, я готов был признать, что он красавец. Перетащив два чемодана, оба саквояжа, опрыскиватель и корзины с орхидеями, я запер машину, мысленно распрощался с быком, которого в следующий раз мог увидеть лишь в виде бифштексов по цене четыреста пятьдесят долларов за порцию, и занял свое место возле мисс Пратт. Я по-прежнему не раскрывал рта, выжидая, пока к моей спутнице не вернется доброе расположение духа. Прошла целая минута, прежде чем Каролина повернула голову и заговорила: – Хотите знать, о чем я думала? – (Я вежливо кивнул.) – О Лили Роуэн. – Она называет меня Эскамильо. Поведала, что завтра вы собираетесь на ярмарку, и пригласила отобедать с ней вдвоем. – И что вы ответили? – Вежливо отказал, поскольку не умею себя вести за столом. К тому же не люблю желающих угоститься за мой счет. – Она не из таких, – фыркнула Каролина. – Лили сама оплатила бы чек. Она богата. Несметно. Быть может, даже миллионерша, точно не знаю. Но она вампир. Держите ухо востро. – Она впивается в горло и пьет кровь? – Понимайте, как знаете. Прежде разговоры об опасных женщинах я считала романтическими бреднями. Но Лили Роуэн и впрямь опасная женщина. Не будь она столь ленива, то погубила бы многих мужчин. Я могу назвать как минимум троих, кому она вскружила голову. Вы сегодня видели Клайда Осгуда. Он, конечно, не прирожденный аристократ, но человек вполне приличный. Ему двадцать шесть лет, как и мне. Многие поколения Осгудов владели этой землей, да и сейчас у них несколько тысяч акров. Окончив колледж, Клайд обосновался здесь и принял дела своего отца, который ударился в политику. Говорят, Клайд поначалу неплохо справлялся. Но два года назад во время поездки в Нью-Йорк он познакомился с Лили Роуэн. Видно, он ей приглянулся. Но она вовсе не впилась ему в горло. Просто проглотила вместе с потрохами. А прошлой весной выплюнула. Согласна – это не пример изящной словесности, но можно ли изящно описать повадки жабы? С тех пор Клайд сюда не возвращался. Он слонялся по Нью-Йорку, то пытаясь ее увидеть, то, наоборот, пытаясь ее не увидеть. Не знаю, чего он сюда прикатил? Быть может, прослышал, что Лили здесь. – Она умолкла. – Об этом вы и думали всю дорогу? – Нет, это только вступление. – Она пристально посмотрела мне в глаза. – Вы ведь детектив, так? – Угу. Двадцать четыре часа в сутки. – И вы… можете хранить тайну? – Конечно, если это тайна. – Так вот, Лили Роуэн пытается завлечь моего брата Джимми. – Ну и что? – Я удивленно приподнял брови. – Я не хочу, чтобы она его окрутила. Я надеялась на его здравый смысл, но, видимо, зря. К тому же я думала, что он влюблен в Нэнси Осгуд. А месяц назад Лили начала его осаду. И Джимми… даже Джимми наверняка не устоит. Черт бы ее побрал! И как ей это удается? Будь она проклята! – Может, мне спросить у нее? – Не смейтесь. Она погубит его. – Я и не думал смеяться. Просто вы рассуждаете по-детски. Потом разве не вы сами ее пригласили? – Я надеялась, что здесь, в провинции, он посмотрит на нее иными глазами и… одумается. Но я заблуждалась. – Он уже поддается? – Да. Я поежился. – Хотя я и считаюсь хорошим детективом, расследовать здесь нечего. Процесс вполне естественный, как сказал бы мой шеф, и его не остановить. Разве что отправить вашего братца в Австралию за шнурками для ботинок или перерезать Лили горло. – С удовольствием бы сделала это. Я и впрямь готова убить ее. Но, может быть, найдется какой-нибудь выход. Вот о чем я думала. Она мне кое-что про вас сказала, пока вы были наверху. Это и натолкнуло меня на одну мысль… – Что же она сказала? – Не могу повторить.