– Ты чего-то недоговариваешь, – произносит Миели. – Скажи точно, как ты собираешься с ним поступить? Дело не в Коде, верно? И не в чём-то, что ему известно, он ведь ещё ребенок. Невинный. – Тебе не стоит переживать, – отвечает вор. – Всё будет прекрасно. Миели сжимает зубы. – Чтобы его достать, я только что перебила половину наёмников Системы и сражалась против пустыни дикого кода. Не провоцируй меня, Жан. Я могу заставить тебя говорить, если будет нужно. Миели, он прав, вмешивается «Перхонен». Бабочка-аватар ласково поглаживает крылышками щёку Миели. Может, ты просто предоставишь ему сделать работу, ради которой мы здесь торчим. Нам пора двигаться, я не смогу и дальше прятаться, если губерния подойдёт ближе. – Не надо, – шепчет Миели. – Я ведь уже говорила. Не пытайся меня защитить. Если я допускаю ошибки, это мои ошибки и больше ничьи. А теперь, вор, расскажи мне, что ты намерен сделать с этим гоголом. – Миели, ты не забыла, что речь идёт о Матчеке Чене? Неужели тебе небезразлично, что с ним будет? Шрам на её лице вспыхивает. Она бросает на вора взгляд, отразивший всю её ярость. – Ладно, – отвечает вор, потирая переносицу. – Я собираюсь рассказать ему историю. Она ничем ему не повредит. Зато внедрит в его разум меня и Пеллегрини. И в этом заключалась ещё одна причина нашего визита на Землю. Мне надо было выяснить, как это делается. – Ты собираешься стать им? Влезть в его шкуру? – Я не назвал бы это так. Процесс сплетения намного сложнее, об этом тебе стоит поговорить с женщиной по имени Таваддуд… – С женщиной, арестованной из-за тебя по обвинению в убийствах, которых она не совершала? – Это неважно, просто неудачный пример… – Ты намерен украсть его разум? Его душу? Его сущность? – Я сказал бы, позаимствовать… – Нет. Ни за что. Мы не можем этого сделать. Это означало бы переступить черту. Тебе придётся поискать другой способ. – Я не понимаю, в чём проблема?! – в раздражении восклицает вор. – Нам известно, что нужно Чену: его собственная детская версия. Вот мы и предоставим ему желаемое. Твоя работа ограничивается доставкой груза. А дальше моё дело. – Ответ отрицательный. Мы придумаем что-нибудь ещё. – Что-нибудь ещё я пробовал в прошлый раз, Миели. Дело закончилось моим арестом, и я испытал столько смертей, сколько ты и представить себе не можешь. Твой фокус с двойниками ничто по сравнению с тем, через что пришлось пройти мне. И я никогда не вернусь туда. А это сработает. Я делаю это не только ради себя, но и ради тебя, ради Сюдян. «Перхонен» рассказала мне твою историю… Что ты наделала? мысленно кричит Миели кораблю. Прости, Миели, но он должен был знать, чтобы мы могли… Миели встряхивает головой. – Неважно. Мой народ – мы так не поступаем. У нас… – Твои сородичи не используют усовершенствования типа метамозга, не позволяют загружать себя в Тюрьмы «Дилемма», не убивают гоголов из гостганов, встроенных в руки, или лазерами с орбиты. Разве не так? Или они превращают себя в целые армии, а потом обрекают на смерть другие свои сущности? Пойми, ты давно переступила черту, мы оба это сделали, и обратной дороги нет. – Жан ле Фламбер так не сказал бы, – говорит Миели. – Возможно, я и не Жан ле Фламбер. – Вор обеими руками закрывает лицо. – Послушай, ставки очень высоки. Пеллегрини это необходимо. И это единственный выход для нас обоих. Это ещё не всё. Я кое-что увидел в Ларце, до того как ты его сломала. И если это правда, то сама Система окажется на грани гибели, когда Чен получит желаемое. – Наверное, лучше было бы не дожить до этого, – отвечает Миели. А потом рядом с вором появляется белая фигура Пеллегрини. – Немедленно прекрати этот спор, Миели. Мы продолжаем следовать плану Жана. Ты забыла, что бывает, когда ты отказываешься мне повиноваться? Она поднимает руку, и кольцо на пальце сверкает холодным светом. Миели закрывает глаза. Вот почему мне пришлось умирать тысячу раз. Чтобы оставаться здесь и ничего не бояться. – Теперь я вижу, что вы оба собой представляете, – шепчет она. – Вы одинаковые. И никогда не изменитесь. Если вы изменитесь, то умрёте. И вы всегда будете бояться Человека Тьмы. Миели чувствует, как Пеллегрини проникает в её разум, и ноги слабеют. – Прости, «Перхонен», – произносит она. А потом исполняет фрагмент песни, сотворившей корабль, последнюю ноту, мелодию гибели. Механизмы «Перхонен» подчиняются, и по всей Системе распространяется крик. Жан ле Фламбер здесь. Миели видит, как Пеллегрини освобождает вора от оков и пытается скрыться. А вор бледен и смотрит на неё со слезами на глазах. Нападает Охотник. Лучи света пронзают «Перхонен». Существа-клинки повсюду. Один из них зависает перед Миели, его острое лезвие как последняя нота её песни. И ты прости меня, Миели, говорит «Перхонен». Я всегда любила тебя сильнее, чем она. Электромагнитное поле корабля подхватывает Миели. От ускорения перед глазами вспыхивает чёрный свет. А потом её целует Человек Тьмы. Все ограничения сняты, но уже поздно. На этот раз Охотник действует быстро и жёстко. Я вижу, как исчезает Миели, и ощущаю странное облегчение. А потом все мои мысли заняты только тем, чтобы не сгореть заживо. Вытащи нас отсюда и обретёшь свободу, шепчет Пеллегрини. «Перхонен»! Сгори, мерзавец. Атмосфера. Охотник не может сопротивляться дикому коду. И мы тоже не можем. Давай воспользуемся хоть маленьким шансом. Пожалуйста. Корабль запускает двигатели на антиматерии. Мы несёмся вниз, к голубому шару, окружённые роем охотников. Я вижу облака, моря и континенты, а белые искры разрывают меня, отсекая клетку за клеткой, атом за атомом… 28 Принц и зеркало – И вот так я попался в последний раз, – подытоживает вор. Он лежит навзничь на песке, а небо вира сна полно видений: Земля, объятая белым пламенем, вокруг неё разорванный Ковш, и губерния сверкает, словно огромный алмазный глаз. – Охотник напал, и вот я здесь. – Он оглядывается на Матчека. – Знаешь, всё это я должен был рассказать другому Матчеку в аль-Джанна. А ты можешь сбросить эту дурацкую маску. Как бы ты ни старался выглядеть невинным, это не поможет заставить камень Каминари признать тебя. – Невинность устраивает меня, – отвечает Матчек. – И это хорошее оправдание, чтобы просмотреть мой Каталог. А твоя история была великолепной попыткой проникнуть в мой разум. Только, к сожалению, у меня очень хорошая метасущность, которая всё время ищет любые признаки возвращения ле Фламбера. – Нежелание Каминари тебя признать, вероятно, нанесло немалый урон твоему эго, – говорит вор. – У зоку есть свои странности, но они многого добились в области экстраполяции желаний. Подсчитывают, как твои желания могут отразиться на всех зоку. Полагаю, ни один из твоих гоголов не сталкивался с подобными критериями. – Посмотрим, – отзывается Матчек. К ним усталой походкой приближается пожилая женщина. Её постаревшее лицо покрыто морщинами, но в глазах светится гордость. – Матчек, злорадство тебе не к лицу, – замечает она и осторожно усаживается на песок. – Ты так осторожен: вир внутри вира, внутри вира. Тем не менее существа, которых называют Аун, могут доставить тебе проблемы. – Когда дело доходит до Ауна, у меня имеются определённые преимущества, – заявляет Матчек. Он хмурится. Что бы он ни говорил вору, состояние молодой-старый ему ненавистно: он должен быть готов в любой момент отдать приказы прочим своим сущностям, заполняющим губернию. В конце концов, он же Прайм… – Есть объяснение тому, что техника Соборности уязвима перед Ауном, – говорит он. – Дело в историях. Сянь-ку этого так и не поняли. Аун внедряет их в мозги гоголов. Мысли – их природная среда обитания. – Как ты об этом узнал? – спрашивает вор. – Я же сам их создал. По крайней мере, освободил. Но они никогда не проявляли должной благодарности. Как Драконы, у которых нет ни самосознания, ни морали. Как вам нравится идея запустить их на Землю, чтобы они поглотили ранние творения?