Зайбак! Появляются ещё джинны – они выглядят как цепи, тороиды и странные завитки, пожирающие сами себя. Их очень много, все жаждут воплощения, и с каждым разом они подходят всё ближе и ближе. Таваддуд пытается почувствовать своё тело, пытается нащупать крышку гроба, чтобы позвать Кафура и Сумангуру и выбраться отсюда. Но у неё нет ни голоса, ни плоти. Налетевший ветер разгоняет обитателей пустыни. Он дует сквозь неё и вокруг неё, это прикосновение, голос и поцелуй в одно и то же время, и внезапно она вспоминает пар, поднимающийся после дождя над крышами склепов в Городе Мёртвых. Аксолотль. «Таваддуд». Я так хотела тебя увидеть. «Я так хотел побыть тобой». Молчание. «Почему ты здесь?» Алайль. Покажи мне почему? Сожаление. Стыд. Покажи мне. Путешествие по пустыне в поисках цели. Сады историй, где живёт Аун. Блаженство и пустота. Возвращение в город. Так называемые масруры, джинны-мятежники, говорят о защите пустыни. Их слова звучат искренне. Они утверждают, что являются мечами Ауна, они поставили перед собой цель избавить пустыню от машин Соборности. Сражения. Отвага. Смысл. Мухтасиб, заявляющий, что всё изменится. Сирр даст имена машинам Соборности, чтобы Аун не смог уничтожить их. Больше не будет пустыни. Не будет историй. «Он говорил, что мы можем остановить это. Обещал выдать предателей Сирра, если мы доверим ему свои истории». Значит, из-за этого погибла Алайль? «Она не умерла! Если ты знаешь тайну, пустыня не убивает. Прошепчи человеку тайну Принца-цветка и можешь взять его с собой в пустыню. Он станет историей, как мы, как Аун, живущий вечно среди дикого кода. Она здесь, Таваддуд. И Сирр может быть здесь. Без Соборности. И ты можешь быть здесь. Пойдём со мной. Позволь мне снова открыть тебе тайну. Она красивая и яркая. Мы можем вечно быть вместе». Вечно. Есть одна история, рассказанная тёмным человеком, о двух женщинах на Венере. Одна из них не хотела, чтобы что-то продолжалось вечно. «Эта история не про нас. Мы Зайбак и Таваддуд». Пауза. Я Таваддуд. Я теперь из другой истории. Разве не об этом ты мне говорил? Что ты слишком стар и силён. Ты был прав. Я хочу быть Таваддуд. «Прости. Так легко стать тем, чем были мы». Я знаю. Всё в порядке. Но скажи мне, что именно потребовал мухтасиб? Имя. Тайное Имя, известное Алайль. И ты открыл его ему? «Нет». Стыд. Обман. «Это была уловка. Алайль сказала мне. Мухтасиб работал на Соборность. Она знала его. Я убежал вместе с ней в пустыню, чтобы сохранить тайну». Почему представители Соборности желали причинить вред Алайль? Она собиралась дать им то, что они хотят. «Ей был известен секрет аль-Джанна Пушки. А он им нужен больше, чем души». Кто это был? Кто был тот мухтасиб, который предал тебя? Огненная змея. Абу Нувас. Имя оглушает её, словно удар грома. Оно почти разрывает сплетение, но облако тепла, которым предстает Аксолотль, притягивает её обратно. Нам следует всё рассказать. «Теперь ты стала сильнее. Ты должна уйти со мной. Какое тебе дело до тайн, Соборности и Сирра? Что они дали тебе?» Отпусти меня. «Иди со мной!» Я не могу. Не заставляй меня. «Идём!» Нет. Таваддуд открывает глаза и захлопывает мыслекапсулу Соборности вокруг Аксолотля. Крышка гроба поднимается. Таваддуд выходит из воды, кашляя, словно новорождённое дитя. Глаза щиплет. Кожа зудит, кажется сухой и очень горячей. Таваддуд ощупывает лицо: под кожей остались жёсткие рубцы. Девушка негромко всхлипывает. Ей на плечи ложатся тёплые руки. Чей-то голос произносит Тайное Имя. Воздействие дикого кода ещё сохраняется, и её кожа внезапно покрывается крошечными джиннами, голодными треугольниками, пожирающими заразу. Ощущение похоже на прохладный душ. Затем они перебираются на голову, и Таваддуд невольно вскрикивает от холода. Но через мгновение всё заканчивается. Она оборачивается, чтобы взглянуть на врачевателя… …и видит огненную змею. Абу Нувас печально улыбается. Он стоит посреди комнаты с гробами, в руке ружье-барака, рядом огромные мыслеформы джиннов в виде остроконечных клубов чёрного дыма. Между ними отчаянно бьётся Сумангуру. Неподалёку Кающийся Рамзан скрестил тонкие руки перед безликой головой. – Спасибо, – произносит Абу, вылавливая плавающее в гробу устройство Соборности. – Мыслекапсула? Я не думал, что ты зайдёшь так далеко, Таваддуд. Но ценю твои усилия. Я уже давно ищу этого типа. – Ты мелкий ублюдок! – шипит Таваддуд. – Где Кафур? – Она выпрямляется, всё ещё стуча зубами от холода. – Это его Дворец. Он тебя не выпустит с этим. Кто-то хрипло кашляет. Кафур набрасывает одежду на плечи Таваддуд. Его прикосновение вызывает у неё дрожь. – Мне очень жаль, малышка Таваддуд. Старому Кафуру предложили более высокую цену. И господин Нувас всегда был хорошим покупателем. – А теперь идём, – говорит Нувас. – Ночь только начинается. И я обещал тебе ужин в моём дворце, разве не так? 22 История Пеллегрини и Чена Повелителя Вселенной она находит на берегу бросающим камешки в море. Он в облике ребёнка. Старое воспоминание. Он специально выбрал его для неё? Это не то место, где они встретились впервые. И очень отличается от его обычных виров – абстрактных пространств, заполненных символами. – Здесь очень неплохо, – произносит она. Мальчик поднимает голову. Глаза широко раскрыты: в них нет страха, но нет и ни малейшей тени узнавания. Какую игру затеял Матчек? Она потратила немало времени на подготовку. Пришлось просмотреть весь Каталог, чтобы отыскать воспоминание о том, какой она была в тот раз: столетней женщиной в белом, которой на вид можно было бы дать не больше сорока, если бы не едва уловимая хрупкость. На ней шляпа и солнцезащитные очки, скрывающие шрамы под кожей, на загорелых пальцах золотые кольца. – Я не имею привычки разговаривать с незнакомцами, – отвечает мальчик. Она опускается на колени в песок рядом с ним. – Хотелось бы надеяться, что ты уже не считаешь меня незнакомкой, Матчек, – говорит она. Мальчик разглядывает её, сосредоточенно нахмурив брови. – Откуда тебе известно моё имя? – спрашивает он. – Я очень стара, – отзывается она. – И знаю множество имён. В какую же игру он здесь играет? Ветер треплет её шляпу, ноги ощущают тепло песка. В её следах, словно крохотные звёздочки, зажигаются искорки планктона.