– Любви к кому? – Ни к кому, – отвечает он. – Просто хотел бы узнать, что это такое. Спустя три дня на металлическом плато, в тени щитовидного вулкана, Миели находит храм. Ноги у неё горят от усталости. Мускулы и кости уже почти окончательно исцелились, и ку-скафандр помогает двигаться, но голод и жажда иссушают внутренности, и каждый шаг даётся с огромным трудом. Храм представляет собой каменный лабиринт – бессистемную, на первый взгляд, груду чёрных прямоугольников и обломков, напоминающих разбросанные ребёнком-великаном кубики. Миели ступает внутрь, и перед ней открывается замысловатая галерея, откуда во все стороны разбегаются коридоры и переходы. «Перхонен» шёпотом сообщает, что всё это сооружение является проекцией более сложного многомерного объекта, его тенью, застывшей в камне. На чёрных стенах, как и говорил парень с седыми волосами, Миели обнаруживает метки в виде серебристых цветов и придерживается их. После бесчисленных поворотов она выходит в зал с чёрной дырой в центре. Это совсем крошечная искорка, парящая в цилиндрической комнате, но излучение Хокинга настолько яркое, что затопляет скафандр. Несколько шагов – и верхние слои защиты начинают испаряться. Возвращайся! кричит ей «Перхонен». Миели делает ещё шаг, и от костюма ничего не остаётся. Излучение, несущее мысли богини, поглощает её целиком. Плоть превращается в молитву. Миели поднимает руки. Кончики пальцев занимаются пламенем. Боль настолько сильная, что её невозможно передать словами. А затем уже не остаётся никаких слов и мыслей, только опаляющий красный жар… …который сменяется тихим журчанием фонтана. Темно. Над головой бархатный плащ неба с крошечными искорками. Кроме плеска воды не слышно ни единого звука. Влажный воздух пахнет свежестью. На ступенях фонтана сидит женщина. На ней белое платье, на шее мерцают бриллианты. Золотистые вьющиеся волосы ниспадают на плечи. Её нельзя назвать ни молодой, ни старой. Женщина читает книгу. Когда Миели приближается, она поднимает голову. – Хочешь немного вина? – спрашивает женщина. Миели нерешительно качает головой. Богиня совсем не такая, какой она себе её представляла: это не светящийся прозрачный силуэт и не гигантский столб пламени, а просто женщина. Миели различает поры на её коже. Чувствует запах её духов. Миели обращается за поддержкой к «Перхонен», но здесь её нет, только холодок в спине и пустота в мыслях. – Как хочешь. Кстати, моё гостеприимство не распространяется на мелкие машины вроде твоего корабля, – говорит богиня. – Но ты проходи, пожалуйста, и присаживайся. – Я постою, – отвечает Миели. – А, характер. Мне это нравится. Так чего же ты хочешь, дитя моё? Я приветствую любую душу, обратившуюся ко мне, хотя не всем приходится преодолевать такой долгий путь, чтобы увидеть меня. – Я хочу вернуть её. Богиня с улыбкой окидывает её внимательным взглядом. – Ну конечно хочешь, – соглашается она. – Она нелегко тебе досталась: слишком много потерь за столь короткую жизнь. И детство, проведённое в чужом мире безмолвного льда и полётов в вакууме. – Она вздыхает. – Чего же ты от меня ждёшь? Я не волшебник-зоку, который мог бы изучить твоё желание и устроить так, как лучше для тебя. Иначе я сумела бы уменьшить боль твоей утраты или, возможно, поместить тебя в мой Каталог гоголов, чтобы вы имели возможность проститься. Или создать район и смоделировать вир вашего возможного совместного будущего. Но я не сделаю ничего подобного. Ты хочешь получить то, что принадлежит мне. Я Жозефина Пеллегрини. Я воплощение божества моей губернии и не расстаюсь со своим имуществом просто так. Значит, вопрос в том, что ты можешь мне дать, маленькая девочка? Что ты можешь предложить, чтобы вернуть свою Сюдян? – Всё, – отвечает Миели. – Всё, кроме смерти. 21 Таваддуд и Аксолотль Сумангуру заканчивает рассказ. Он спокойно смотрит на Кафура. Глаза гогола сверкают в прорезях маски. – Ну? – подаёт голос Таваддуд. – Ты слышал эту историю? – Я принимаю плату, – отвечает Кафур. – Хотя было бы намного лучше услышать её окончание. Или Господин Со Шрамами оставил окончание на будущее? – У правдивых историй не всегда бывает окончание, – заявляет Сумангуру. – Ну хорошо. – Кафур встаёт. – Таваддуд, дитя моё, твою просьбу нелегко выполнить. Зайбак-Аксолотль ушёл в пустыню, и теперь он вне досягаемости атара. Чтобы сплетение осуществилось, атар необходим, только в нём ваши мысли могут соединиться. Но старый Кафур хитёр. Старый Кафур мудр и знает, как оседлать вихри дикого кода. Он негромко смеётся. – О чём ты говоришь? – спрашивает Таваддуд. – Я далеко не всему научил малышку Таваддуд. Если хочешь, чтобы твой голос разнёсся по пустыне, ты должна впустить пустыню в себя. Перед глазами Таваддуд мелькает образ Алайль. – И ты это сделал? – Кафур выпил слишком много крепкого вина историй, это верно. Но истории приходят к нам из пустыни, и за окончанием своей ты должна отправиться именно туда. – О чём он говорит? – шёпотом спрашивает Сумангуру. – Если я хочу отыскать Аксолотля, я должна открыться дикому коду, – поясняет Таваддуд. Гогол Соборности кладёт руку ей на плечо. – Он сошёл с ума. Надо выбираться отсюда. Мы найдём другой способ. – Я поместила в кувшины джиннов, поглощающих дикий код, – медленно произносит Таваддуд, похлопывая по своей медицинской сумке. – Я использую их для лечения Бану Сасан. Это может помочь, если действовать быстро. А Печати на моём теле очень крепки, их накладывал мой отец. Они выдержат. Сумангуру изумлённо таращится на неё. – Но… – Это моё решение. – Таваддуд делает шаг вперёд. – Я согласна, – говорит она Кафуру. Магистр Дворца Сказаний кланяется ей. – Старый Кафур доволен, – отвечает он. – Под маской дочери Гомелеца ты всё ещё моя Таваддуд. В глубине подземелий Дворца есть комната, где стоят гробы. На её темных каменных стенах и двери ярко выделяются золотые спирали и завитки Печатей. Кафур с трудом поднимает крышку одного из гробов. Над ним тотчас вспыхивает интерфейс атара. Внутри гроб представляет собой резервуар, сделанный по форме человеческого тела, и дыхательный аппарат с соединительной трубкой. – Чтобы услышать, тебе необходима тишина, – говорит магистр Таваддуд. Она ставит свою сумку и вынимает три кувшина. – Сначала этот, потом этот, а затем этот, – объясняет она Сумангуру и заставляет его повторить Имена, которые он должен произнести. – Это безумие, – протестует он. – Вы не должны этого делать. Это чёрная магия. Через пять минут я вытащу вас отсюда. Я доставлю вас на Базу, там можно сделать очищение… Таваддуд показывает ему мыслекапсулу. – У вас своя магия, господин Сумангуру, у меня своя. Она снимает одежду и костюм муталибуна и бросает на землю. От холода, источаемого гробами, её кожа покрывается мурашками, и она вздрагивает. Кафур поднимает прозрачную бутыль, заполненную песком. – Приступай, – просит Таваддуд. Кафур открывает бутыль и вытряхивает её содержимое на Таваддуд. Песок нежно осыпается по коже, словно поглаживая. Соприкасаясь с телом, он начинает светиться. Ощущение напоминает Таваддуд ласки тумана, испытанные ею давным-давно в саду. Она ложится в гроб и прижимает к лицу дыхательную маску. Температура воды тотчас повышается до температуры тела. Затем крышка захлопывается, и Таваддуд остаётся наедине с пустыней. В первый момент она не чувствует ничего, кроме странного сочетания лёгкости и тяжести скользящего в воде тела. Затем появляются голоса: тысячи шёпотов на незнакомых наречиях, шелестящие, словно сухие листья. Не об этом ли говорил Абу: голоса пустыни? Затем загораются огоньки. Это похоже на другой Сирр, показанный ей Абу, только теперь Таваддуд видит целый мир. Она парит в центре Галактики, а вокруг раскинулась гигантская паутина света – яркие точки, соединённые переплетающимися петлями и спиралями. Зайбак, шепчет она. Приди ко мне. Её голос присоединяется к хору шёпотов, и слова бесконечными отголосками эха повторяются в светящейся сети. Её сердце замирает, когда приходит ответ. Щупальца света тянутся к ней и вьются вокруг. Таваддуд смотрит вверх. Над ней, словно кракен в океане, парит какое-то сияющее существо и смотрит любопытным детским взглядом. Одно из щупальцев кракена слегка задевает её, и она ощущает отголосок непреодолимой тоски. Но через мгновение светящийся силуэт пропадает, растворяясь в сети лёгким завитком дыма. Таваддуд повторяет призыв. Зайбак, где ты? Опять приходит ответ, но уже другой. Целым косяком налетают продолговатые существа, похожие на змей без глаз, зато с острыми, очень острыми зубами. Они вьются вокруг её рук и ног, задевают упругими, холодными и скользкими телами. Дикие джинны, почуявшие плоть. Таваддуд выкрикивает Тайное Имя, но здесь оно не действует: джинны отскакивают от неё, однако остаются кружить поблизости, выжидают.