– Ты учил меня, что любое сплетение оставляет следы. Я хочу установить контакт с джинном Зайбаком, известным также как Аксолотль, в склепе которого ты нашёл меня и привёл сюда. Я хочу отыскать его в своём сознании. Если я хорошо служила тебе, помоги мне, пожалуйста, это сделать. – Ты хорошо мне служила. – Проворные жилистые руки Кафура двигаются под длинными рукавами. – Но ты привела к нам Кающихся. И просишь не о мелком одолжении. Ты хочешь соединить то, что было разорвано. Хочешь, чтобы я раскинул сеть в атаре, поймал Отца похитителей тел и привёл его к тебе, словно гогола из пустыни. Что ты предлагаешь мне взамен? – Мой отец… – А-а. Твой отец. Это богатый человек, у него много гоголов, много дворцов и много друзей. Но здесь мы не гонимся за обычными монетами дневного Сирра. Тебе известно: мы торгуем Именами и историями. Можешь ли ты, Таваддуд из Дома Гомелец, которая всему, что знает, научилась у Кафура, предложить что-то из этого? Можешь ли ты назвать Имя, которого я не знаю? Или можешь рассказать историю, какой я ещё не слышал, как всегда спрашивает Аун? Таваддуд вспоминает об Имени, названном Арселией, но не успевает заговорить, как её опережает Сумангуру. – А как насчёт звёздной истории? – спрашивает он. – Интересно, – отвечает Кафур. – Она стала бы редкой драгоценностью. Сумангуру снимает атар-очки. – Эту историю я услышал от космического корабля и могу поклясться, что она правдива, – говорит он. – Давным-давно жили две девушки, Миели и Сюдян, и они вместе отправились в летающий город на Венере, чтобы жить вечно. 20 История Миели и Сюдян Миели прижимается лицом к невидимой оболочке летающего города и наблюдает, как танцует в небе её возлюбленная. Обнажённые тела венерианских божков как будто нарисованы мелом на сернистых облаках, и Сюдян на одолженных крыльях кажется рядом с ними совсем крошечной. Миели смотрит, как они окружают и преследуют её, вынуждая уходить вниз по крутой спирали, и знает, что Сюдян смеётся – громко и заливисто, вовсю наслаждаясь жизнью. – Миели, девочка моя! Иди к нам! – кричит она в ухо Миели. – Спорим, ты не сможешь меня догнать? Миели в одно мгновение могла бы оказаться рядом, стоило только позволить городу снабдить её второй оболочкой и достаточной силой для крыльев, чтобы противостоять венерианскому ветру, но она предоставляет Сюдян резвиться одной. Кроме того, Миели чувствует себя тяжёлой, как будто придавленной к земле, несмотря на то что фоглеты города Амтор поддерживают её тело невидимыми руками. Она не хочет сейчас летать. Или просто смогла убедить себя в этом. Она испытывает головокружение, глядя вниз, на суровые базальтовые горы с их необычным строением, трещинами и вулканами, и приходит в ужас при мысли о трёхсотмильном ветре, ревущем снаружи, и иссушающей жаре под пеленой туч, которая делает планету похожей на гигантский автоклав. Миели привыкла к жестоким условиям и бо́льшую часть жизни провела в скафандре, но в космическом Человеке Тьмы нет злобы, только пустота. С Венерой дело обстоит иначе, и Миели ещё не готова с ней встретиться. Пока не готова. Хватит хандрить, произносит «Перхонен» в её голове. Выходи. Летай. Играй. Мы проделали такой долгий путь. Надо наслаждаться жизнью. В голосе корабля слышится нетерпение. – Помолчи, – говорит Миели. – Я хочу посмотреть на рассвет. В городе Амтор рассвет длится вечно. Око солнца, оранжево-красное, окрашивает плотные молочные облака в такие цвета, каких Миели никогда не видела в Оорте, краю льда и грязного снега. Город летит на горячих ветрах на границе света и тьмы, преследуя солнце. Он представляет собой сферу из ку-камня и алмазов, внутри которой поднимаются волшебные башни. Цивилизация, пляшущая на дыхании Венеры в пятидесяти километрах над поверхностью. Из наблюдательных сфер на краю города открывается изумительный вид, и Миели намерена сидеть там в одиночестве и наслаждаться пейзажем. После долгого путешествия вместе с Сюдян под тонкой оболочкой паучьего корабля, после многих месяцев скольжения по Магистрали, унесшей их на световые часы от пояса Койпера, одиночество производит странное впечатление. Но, возможно, ей мало просто наблюдать рассвет. Может, она должна… – Привет, оортианка. Хочешь персик? Миели вздрагивает от неожиданно раздавшегося голоса. На скамье по соседству сидит парень лет шестнадцати со смуглой кожей, которая в лучах венерианского рассвета кажется медной. Он одет как на картинках в старых книжках: в джинсы и футболку, которые висят на его худощавом теле. У парня тонкие седые волосы, но взгляд пронзительно голубых глаз кажется молодым. Он сидит, подняв колени и закинув руки за голову. Рядом стоит рюкзак. – Как ты узнал, что я из Оорта? – спрашивает Миели. – Ну, понимаешь… – Парень почёсывает подбородок. – Тебя выдаёт взгляд. – Какой взгляд? – Я называю это взглядом Гулливера. Мне уже доводилось видеть подобное. Как будто ты попала в страну великанов. Как будто эта планета слишком большая для тебя. Персик? Он засовывает руку в рюкзак, достаёт золотистый шарик и бросает ей. Непривыкшая к гравитации, Миели с трудом ловит его. И краснеет. – Он не такой уж большой, – говорит она. – Просто сила притяжения мешает. Миели приближается к скамье, внимательно следя за своей походкой: ей кажется, что она вот-вот провалится вниз, и она осторожно делает шаги, как будто идёт по тонкому стеклу. Парень отодвигает рюкзак, и она с благодарной улыбкой садится рядом. – А почему же ты не там, не летаешь по воздуху? Так было бы легче. Миели надкусывает персик. Мякоть сладкая и сочная, с привкусом горечи, как венерианский воздух. – А ты? Почему ты не летаешь? – спрашивает она. – Ну, начнём с того, что здесь ты. Самая хорошенькая девчонка из всех, кого я видел, и совсем одна в городе богов. – Он покусывает губы. – А может, я просто не люблю летать. Миели сидит рядом с ним на скамье и продолжает есть персик. Косточку она перекатывает во рту. Поверхность косточки жёсткая и шершавая, такой, вероятно, могла быть твердь Венеры, если дотянуться до неё языком: неровный базальт, густой, почти жидкий воздух и едкая кислота. – Моя… подруга там, – сообщает она. Разговаривать с кем-то, кроме Сюдян или «Перхонен», оказывается очень приятно. – Мы прибыли сюда вчера. Очень странное место. Ей нравится. А мне нет. – Я и не предполагал, что оортианцы забираются так далеко в глубь Внутренней Системы. Но не подумай, что я против, совсем нет. В этот момент она готова рассказать ему всё. Мы встретились на грандиозной стройке и полюбили друг друга. Мы сражались в войне между племенами. Все считали, что мы погибли. И Сюдян решила: пусть так и остаётся. Но взгляд у парня слишком пристальный. – Это длинная история, – произносит она вслух. – А как ты узнал, что я не одна из них? – Она показывает на белые крылатые фигуры, уже едва различимые вдали. – Персик, – отвечает парень. – Они не едят. По крайней мере, так, как ты. – Он усмехается. – Это тоже в некотором роде символично. Парис подарил яблоко прекраснейшей из богинь. Он красиво льстит, замечает «Перхонен». Не хуже, чем Сюдян. – Ты же согласился, что я не богиня, – отзывается Миели. – Сейчас и ты подойдёшь. До тех пор, пока я не найду настоящую богиню. – Это не похоже на комплимент. – Извини, – произносит парень. – Я имел в виду богиню в буквальном смысле. Я пришел сюда из-за обвала. Жду, когда упадёт город. Когда придут боги Соборности. О чём он говорит? шёпотом обращается Миели к «Перхонен». Не имею понятия, отвечает корабль. Парень замечает её растерянность. – Ты знаешь, что такое обвал Бекенштейна? – спрашивает он. – Нет. Наверное, должна знать. – Это то, что происходит со всеми Городами Ветров. Вот почему все сюда слетаются. Пилигримы и постлюди, монстры и божки, с Пояса и из Ублиетта, и даже зоку с Юпитера и Сатурна. Они собираются здесь, чтобы отдать себя Соборности ради Великой Всеобщей Цели. Город падает. Машины Соборности его подхватывают. И сжимают до масштаба Планка. Возникает сингулярность. Плотность информации превосходит границу Бекенштейна. И получается чёрная дыра – настолько маленькая, что она нестабильна. Поэтому она взрывается под корой. Это фантастическое световое шоу. И оно уже скоро состоится. – Взгляд парня становится мечтательным. – После обвала появится богиня, чтобы собрать своих детей и понежиться в излучении Хокинга. Я пришёл, чтобы встретиться с ней. И отдать ей персик бессмертия. Миели встаёт. Её тело кажется тяжёлым, словно налито свинцом, но ей уже всё равно. – Она не сказала мне, – негромко произносит она. Она не сказала мне! кричит она «Перхонен». И ты не сказала мне! Я не хотела вмешиваться, протестует корабль. Я думала, она сама тебе скажет. – Спасибо, – говорит Миели парню. – Надеюсь, ты найдёшь свою богиню. – Обязательно найду, – отвечает он. Но Миели уже бежит к краю города, к облакам и пятидесятикилометровому обрыву. Она раскидывает руки, расправляет крылья и прыгает. Сюдян превращает полёт в игру, как это бывало на строительстве Цепи в Оорте. Игра всегда заканчивается одинаково, и к тому времени, когда Сюдян позволяет Миели догнать себя, та уже не сердится. В первый раз на Венере они занимаются любовью в ку-сфере над кратером Клеопатра, на склоне гор Максвелла, а потом, уставшие, залитые светом янтарных облаков, отдыхают в объятиях друг друга. Миели обводит пальчиком серебристые линии шрамов, где когда-то были крылья Сюдян. Её подруга трепещет от наслаждения, а затем переворачивается. – Посмотри, отсюда видно губернию, – говорит Сюдян, показывая наверх. И действительно, там ярко горит вечерняя звезда. Алмазный глаз в небе, один из домов богов Соборности: искусственная сфера размером со старую Землю, изготовленная из добытых на Солнце углеродов. Зреющие там мысли превосходят суммарные умственные способности всего человечества. – Разве тебя это не забавляет? Мы так далеко забрались. Миели становится холодно. Она гладит Сюдян по щеке. – Что-то не так?