– Таваддуд, – медленно произнесла она. – Это не игра. Это совсем не то что улизнуть от Херимона, чтобы заигрывать с мальчишками-кабельщиками. И не то что ублажать похотливых джиннов, которые не могут смириться с утратой человеческой плоти. Дело очень важное. Оно касается судьбы Сирра. Ты себе представить не можешь, к чему тебе предстоит прикоснуться и что предстоит сделать. О чём бы ты ни договорилась с господином Нувасом, я умоляю тебя на время забыть о нём. Если не желаешь выходить за него замуж, пусть будет так. Мы найдём кого-нибудь другого. Если хочешь заняться политикой, мы что-нибудь придумаем. Но лучше не делай этого. Заклинаю тебя именем нашей матери. Таваддуд поднялась и завернулась в простыню. – Ты не думаешь, что мама именно этого и хотела бы? – негромко спросила она. Дуньязада повернула голову и посмотрела на сестру, словно пронзая её острыми льдинками, но не произнесла ни слова. В утреннем свете она была очень похожа на мать. – Ты не допускаешь мысли, что я справлюсь, Дуни? «Скучнейшее занятие» – ты ведь так отозвалась об этой работе? Меня учили всему, чему учили тебя, и ещё многому другому. Но откуда тебе знать? Ты приходила ко мне, только если тебе было что-то нужно. – Таваддуд позволила себе слегка улыбнуться. – Кроме того, похоже, отец принял решение. Губы Дуньязады вытянулись в тонкую линию, и она крепко сжала свой кувшин карина. – Очень хорошо, – сказала она. – Но учти, ошибки недопустимы. И ты не сможешь убежать, если что-то пойдёт не так. Ты ведь так поступаешь, когда сталкиваешься с трудностями, верно? – Я знаю, что ты всегда поддержишь меня, сестрица, – ответила Таваддуд. И чуть тише добавила: – Думаю, это будет забавно. Больше не сказав ни слова, Дуньязада увела её в одно из административных зданий мухтасибов на вершине Голубого Осколка. По длинной винтовой лестнице они поднялись в аскетически строгую комнату со стенами из белого камня, низкими диванами и атар-экранами, где молодой человек в оранжевой одежде, с сухими губами и бритой головой – политический астроном, как назвала его Дуньязада, – рассказал Таваддуд всё, что ей следовало знать о Соборности. – Мы уверены, что структура власти Соборности нестабильна и разобщена, – заявил он, пристально разглядывая её. – Интерферометрия гравитационных волн показывает, что губернии переживают периоды конфликтов и консолидации. – Молодой человек продемонстрировал Таваддуд похожие на глазные яблоки тепловые схемы алмазных разумов Внутренней Системы, по размерам сравнимые с планетами. – И конечно, нам известно о сянь-ку. Но в настоящий момент доминирующей силой являются чены. И именно ради ченов так стараются сянь-ку. – Значит, они посылают Чена? – спросила Таваддуд. – Вряд ли. Скорее всего, они пришлют Сумангуру – или нескольких, это может быть тело-транспорт. Это воины и отчасти приставы. Что-то вроде полицейских. Как наши Кающиеся. – Молодой человек говорил энергично, почти не делая пауз. – Я должен признаться, что завидую вам. Общаться с Основателем из Глубокого Прошлого. Получить ответы на самые главные вопросы или хотя бы намёки: узнать про Крик Ярости и про то, почему Основатели так уязвимы перед диким кодом, почему они позволяют существовать нашему городу, зачем строят Ковш, почему до сих пор не перезагрузили Землю… Глаза юноши сверкали почти религиозным восторгом, а у Таваддуд по коже побежали мурашки, и, когда сестра прервала астронома, она даже обрадовалась. – Всё это сейчас не имеет значения, – сказала Дуни. – Кто бы к нам ни прибыл, вы начнете с Алайль. Ты передашь посланнику временные Печати и проводишь его во дворец Советницы. Вас будут ждать. Все Кающиеся там из Дома Соарец, они сочувствуют нашему делу, как и наследник Советницы, Салих. Пусть посланник проводит какие угодно расследования – я сомневаюсь, что он сумеет добиться бо́льших успехов, чем Кающиеся. Но будь осторожна: мы пока не хотим беспокоить остальных Советников известием о прибытии нашего гостя. – Она снова повернулась к молодому человеку: – Что нам известно о Сумангуру? – Ну… наши сянь-ку их побаиваются. – На атар-экранах появились изображения темнокожего мужчины с выбритой головой и шрамами на лице. – Если то, что нам известно об оригинале, близко к истине, то на это есть серьёзные причины. Он избежал обработки в загрузочном лагере в возрасте одиннадцати лет. Сделался лидером фёдоровского[19] движения в Центральной Африке и единолично справился там с торговлей гоголами. – Юноша облизнул сухие губы. – Всё это, конечно, произошло до того, как он стал богом. Дуньязада бросила на Таваддуд мрачный взгляд: – Похоже, вы должны неплохо поладить. Теперь она жалеет, что насмехалась над Дуни. А сестра этого не забудет. Таваддуд пришлось выслушать рассуждения об альянсах между сянь-ку и василевами и инструкции о том, как следует обращаться с кольцом джинна Кающихся, которое молодой астроном дал ей для защиты. Она получила Тайные Имена на случай крайней необходимости и Печать для посланника. В стенах Базы всё это кажется ей абсурдом, бессмысленной вознёй муравьев, пытающихся постичь замыслы богов. От усталости и тревоги начинается головная боль. На платформу, где стоит Таваддуд, обрушивается поток света, несущий группу из двадцати человек – недавно загруженные гоголы в чёрной форме Соборности. Их бритые головы блестят от дождя, и бедняги вздрагивают от каждого порыва мыслевихря, от каждой вспышки сканирующих лучей. Их опекает Василев – невероятно привлекательный молодой блондин быстро переходит от одного к другому, похлопывает по плечу, что-то нашёптывает на ухо. Все они пристально смотрят на целеуказатели для сканирующих лучей – простые металлические круги на полу, и только один худощавый юнец украдкой бросает на Таваддуд голодный и виноватый взгляд. Юноше наверняка не больше шестнадцати, но из-за впалых висков и сероватого оттенка кожи он выглядит старше. Его посиневшие губы сжаты в тонкую линию. Зачем ты пришёл в храм, где проповедовали идеи Фёдорова, Великой Всеобщей Цели и бессмертия? размышляет Таваддуд. Возможно, тебе сказали, что ты особенный, не тронутый диким кодом. Тебя научили особым упражнениям, чтобы подготовить мозг. Тебе говорили, что любят тебя. Что ты никогда больше не останешься в одиночестве. А теперь тебя мучают сомнения. Тебе холодно под дождём. Ты не знаешь, откуда грянет гром, грозящий тебя уничтожить. Таваддуд улыбается ему. Ты смелее, чем была я, говорит её улыбка. Всё будет хорошо. Юноша распрямляет спину, делает глубокий вдох и после этого смотрит прямо перед собой, как и все остальные. Таваддуд вздыхает. По крайней мере, она всё ещё способна говорить ложь, которая нужна мужчинам. Возможно, посланник не слишком отличается от всех остальных. Воздух начинает гудеть, словно натянутая на барабан кожа. Эфирные создания под куполом приходят в движение и постепенно сворачиваются в воронку. Сверху раскалённым пальцем огненного бога опускается тонкий луч. Таваддуд ощущает на лице жар, словно из печки. Луч мечется взад и вперёд, как будто что-то пишет в воздухе. Она крепко зажмуривается, но свет проникает сквозь веки, становясь красным. Затем всё заканчивается, но перед глазами остаются блики. Когда зрение полностью восстанавливается, Таваддуд видит стоящего на платформе человека с лицом одного из богов Соборности. Таваддуд кланяется. Мужчина резко поворачивает голову, и взгляд его бледно-голубых глаз с крошечными точками зрачков ощущается как удар хлыста. Его кожа даже темнее, чем у Таваддуд, и только шрамы, пересекающие нос и скулу, выделяются пурпурными штрихами. – Господин Сумангуру Бирюзовой Ветви, – обращается к нему Таваддуд, – позвольте мне от имени Совета мухтасибов приветствовать вас в городе Сирр. Я, Таваддуд из Дома Гомелец, избрана быть вашим провожатым. Она произносит слова Печати и воспроизводит ритуальные жесты мухтасибов. В атаре её пальцы чертят в воздухе бледно-золотые буквы. Они целым роем кружатся вокруг эмиссара Соборности, льнут к его коже, и на мгновение всё его тело покрывается огненной татуировкой, которая складывается в уникальное имя, соответствующее Печати и известное только мухтасибам. Затем буквы бледнеют и исчезают, но в атаре видно, что Сумангуру окружён неярким золотистым ореолом. Гость вздрагивает и смотрит на свои руки. Его широкая грудь тяжело вздымается под безликой чёрной формой Соборности, которая на его теле кажется нарисованной. – Я предоставила вам одну из наших Печатей. Она защитит вас от дикого кода на семь дней и ночей, – поясняет Таваддуд. – Надеюсь, этого будет достаточно для расследования. Кроме того, голосование по модификации Аккорда состоится уже через два дня. Ноздри Сумангуру раздуваются. – Благодарю вас, – отвечает он. – Но в провожатом нет необходимости. – Он говорит медленно и гулко и при этом причмокивает, словно пробует каждое слово на вкус. – Я полностью проинструктирован и способен выполнить задание самостоятельно. Если понадобится, я свяжусь напрямую с Советом. У Таваддуд начинает пощипывать шею. Новобранцы и Василев замерли на платформе и смотрят на Сумангуру с подобострастным ужасом. – Вероятно, здесь какое-то недоразумение. Совет считает, что… – Конечно, недоразумение. Я больше не хочу вас задерживать. Сумангуру делает шаг вперёд. Он возвышается над Таваддуд на две головы. Подобно самой Базе, он создан по другим меркам. Его кожа такая же тёмная, как пол, и капли дождя как будто совсем не задерживаются на ней. У Таваддуд громко бьётся сердце. – Но город может показаться вам странным, – говорит она. – Кроме того, вы не знакомы со многими обычаями… – У вас возникла проблема. Скажите своим хозяевам, что я её решу. Разве этого недостаточно? Он так резко отталкивает Таваддуд в сторону, что той кажется, будто её ударили. Под левой ключицей вспыхивает жгучая боль, и от толчка девушка теряет равновесие и падает. Из глаз сыплются искры. Таваддуд – дипломат. Глупая девчонка. Она трясёт головой, стараясь разогнать туман. В неловкости движений Сумангуру ей чудится что-то знакомое. Внезапная догадка едва не заставляет её улыбнуться. Сумангуру бесстрастно смотрит на неё сверху вниз, а затем намеревается уйти, но взгляд Таваддуд его удерживает. – Это странно, не правда ли? – спрашивает она. – Что? Он едва заметно разворачивается к ней. – Джинны рассказывают, что становятся другими, когда получают тело. По их словам, вскоре после этого возникает страстное желание. Вам, должно быть, непривычно ощущать тело после долгого перерыва. Как будто вылили в другую форму. – Таваддуд пытается подняться. – Сянь-ку говорили мне, что повторное обретение плоти – это редкая привилегия для вашего народа. – Сянь-ку много чего говорят, – отвечает Сумангуру. Его губы по-прежнему упрямо сжаты, но в глазах Таваддуд замечает нечто новое. Внимание. Любопытство. – Плоть – это враг. Он медленно протягивает руку и помогает ей подняться. Пожатие чересчур крепкое, но рука у Сумангуру тёплая. – А вы изучили своего врага? – Таваддуд морщится от боли в груди и скрипит зубами. – Я изучила. Она намеренно допускает нотки страдания в голосе. Сумангуру хмурится. – Вам… больно? «Говори на их языке, – учил её Кафур. – И рассказывай красивые сказки». Таваддуд изо всех сил бьёт его по лицу, по изуродованной шрамом щеке. Ощущение такое, словно она ударила статую, и она с трудом удерживает крик от обжигающей боли в руке. Сумангуру вздрагивает, делает шаг назад и растерянно поднимает руку к лицу. – Уже нет, – отвечает Таваддуд, сжимая ноющие пальцы. – Мне неизвестно, откуда вы пришли, Сумангуру Бирюзовой Ветви, – негромко произносит она, – но вы не знаете плоть так, как знаю её я, и не знаете историй, которые она рассказывает. А Сирр – это город историй, облечённых в плоть. Сможете ли вы их услышать? Учили ли вас этому в губернии? Сумангуру слегка наклоняется и всматривается в её лицо, словно ищет в глазах своё отражение. Таваддуд отводит взгляд, заинтересовавшись ложбинками его шрамов, необъяснимо красивых на фоне идеально гладкой кожи. Она чувствует его тепло. Запах его дыхания навевает воспоминания о механизмах, двигателях и оружии. Молодой человек в оранжевом говорил, что в Сирре сверхчеловеческие тела Соборности тоже беззащитны перед диким кодом, но Таваддуд сомневается в истинности его слов. Уголок губ Сумангуру вздрагивает. – Покажите мне врагов Соборности, и я уничтожу их, – медленно произносит он, и голос рокочет в его груди. – Неважно, из плоти они или нет. – В таком случае вам лучше пойти со мной. Таваддуд направляется к выходу с платформы. В первое мгновение она не представляет, куда идти, но затем под её ногами появляется тропа из света, которая выводит их наружу. Ветер треплет её влажные волосы, и Таваддуд с трудом подавляет желание обернуться. За её спиной снова опускается сканирующий луч и забирает с собой испуганного мальчика. 9 Вор и тигр Разрыв реальности. Другой мир бьёт меня в лицо, а неожиданная сила тяжести бросает на колени. Холодный воздух наполняет лёгкие. Пахнет влажной землёй и дымом.