Он открыл дверь, и мы отпрянули, однако Каца сшибавший с ног запах, казалось, совсем не беспокоил. — По-моему, он балдеете этой отравы, — пробормотал Марино, когда Кац вошел в комнату. Уэсли перешел прямо к делу. — У Фергюсона в морозилке найдено что-то похожее на человеческую кожу. — Что ты сказал? — ошеломленно переспросил Марино. — Пока сложно предполагать, с чем мы столкнулись, — добавил Уэсли. В комнате зашумели лопасти вентилятора. — Один из местных детективов найден мертвым, изобличающие улики лежат вперемешку с его гамбургерами и пиццей. Другой детектив свалился с инфарктом. И убита девочка одиннадцати лет. — Вот черт! — произнес Марино, весь побагровев. — Придется провести здесь несколько дней. Надеюсь, одежды вы взяли с собой достаточно, — закончил Уэсли, взглянув на нас обоих. — Вот черт! — повторил Марино. — Чтоб этого ублюдка… Я знала, о чем он думает, и какая-то часть меня надеялась, что Пит ошибается. Впрочем, если это не Голт вновь затеял свои жуткие игры, ситуация только усложнялась. — В доме есть подвал? — спросила я. — Да, — ответил Уэсли. — А большой холодильник? — Не видел. Но как раз в подвал я еще не спускался. Кац выключил вентилятор в спальне и жестом показал, что мы можем заходить. — Да уж, это дерьмо теперь хрен отчистишь, — оглядываясь вокруг, сказал Марино. Пары суперклея осаждаются в виде белого налета, прилипающего намертво, как цемент. Такой налет теперь покрывал все в комнате, включая тело Фергюсона. Кац, направляя фонарик под разными углами, подсвечивал разводы, проступившие на стенах, мебели, подоконниках и развешанном над столом оружии. Однако внимание эксперта привлек только один след. — Нейлон, — с искренним восторгом заявил наш одержимый товарищ, опустившись на колени рядом с трупом и склонившись над спущенными плавками Фергюсона. — Кстати, отличный материал для отпечатков из-за плотного переплетения волокон. Ощущается запах каких-то духов. Он снял пластиковый колпачок со специальной щеточки, волоски которой тут же развернулись, как щупальца морских анемонов. Отвернув крышку коробочки с магнитным порошком, Кац покрыл им отличного качества отпечаток, оставленный кем-то на блестящей черной поверхности. Частичные отпечатки проступили и на шее мертвого агента. Кац попробовал припудрить их контрастным черным порошком, но линий и завитков было явно недостаточно. Из-за странного белого налета, покрывшего все поверхности, комната казалась заиндевевшей. — Разумеется, след на белье скорее всего его собственный, — рассуждал Кац, продолжая свою работу. — Оставил, когда стягивал трусы с себя. Вероятно, у него было какое-то вещество на руках — например, смазка с презерватива. Если бы она попала ему на пальцы, он бы обязательно оставил хорошо различимый отпечаток. Это вы заберете? — Он указал на трусики. — Боюсь, что придется, — ответила я. Он кивнул. — Ничего. Фотографий будет достаточно. — Он вытащил камеру. — Когда закончите с трусиками, верните их мне, пожалуйста. Отпечатку ничего не сделается; главное, ножницами его не повредить. Этим и хорош суперклей — динамитом не отдерешь. — Сколько времени тебе понадобится, чтобы все здесь закончить? — спросил меня Уэсли, которому не терпелось убраться отсюда. — Нужно исследовать улики, которые могут пропасть при транспортировке тела, и поработать с тем, что ты нашел в морозилке, — ответила я. — Кроме того, надо будет проверить подвал. Он кивнул и повернулся к Марино: — Пока мы займемся этим, организуешь охрану места преступления? Марино такое поручение явно не слишком обрадовало. — Передай, что охрана необходима круглосуточно, — твердо добавил Уэсли. — Если б еще у местной полиции кадров хватало на «круглосуточно», — брюзгливо бросил Марино, выходя из комнаты. — Этот сукин сын уже вывел из строя пол-участка. Кац, подняв глаза и задержав кисточку в воздухе, заметил: — Вы, видимо, уже знаете, кого искать. — Пока мы до конца не уверены, — ответил Уэсли. — Томас, я хотела попросить вас еще об одной услуге, — обратилась я к своему увлеченному коллеге. — Нужно, чтобы вы и доктор Медиум провели одно исследование на Ферме. — Доктор Медиум? — переспросил Уэсли. — Лайалл Медиум тоже работает в Университете Теннесси. Он антрополог, — пояснила я. — Когда надо начать? — Кац зарядил в камеру новую пленку. — Если можно, немедленно. Понадобится неделя. — Труп должен быть свежим или старым? — Свежим. — Этого антрополога действительно так зовут? — все не мог поверить Уэсли. — Да. Пишется Лай-алл. Назвали в честь прадеда — тот был хирургом во время Гражданской войны, — отозвался Кац, не отрываясь от фотоаппарата. 5 Вход в подвал находился позади дома. Я включила фонарик, и мы спустились по бетонным ступенькам, заваленным палой листвой. Похоже, внутрь давно никто не входил. Точнее определить не представлялось возможным — здесь, в горах, осень была в самом разгаре, и сверху, беззвучно кружась, то и дело слетали сухие листья, как будто звезды роняли хлопья пепла. Уэсли попытался открыть дверь, но у него ничего не вышло. — Придется разбить стекло, — еще раз подергав ручку, сказал он. Запустив руку под куртку, он вытащил из плечевой кобуры свой девятимиллиметровый «зиг-зауэр» и резко ударил рукояткой по стеклянной панели в центре двери. Раздавшийся громкий звон, хоть и не был неожиданным, заставил меня вздрогнуть: мне показалось, что вот-вот из темноты возникнет кто-нибудь из стражей закона. Но ветер не донес ни шагов, ни голоса, и я ощутила тот неизбывный ужас, который наверняка чувствовала Эмили Стайнер перед смертью. Где бы она ни находилась в ту минуту, никто не услышал, как она плачет, никто не пришел спасти ее. В переплете остались торчать маленькие кусочки стекла. Уэсли аккуратно просунул руку в отверстие и нащупал ручку изнутри. — Черт, — налегая на дверь, пробормотал он. — Кажется, защелка заржавела. Борясь с неподатливым замком, он все глубже засовывал руку, стараясь ухватиться получше. Замок вдруг поддался, и дверь распахнулась с такой силой, что Уэсли буквально влетел в проем, выбив фонарик у меня из рук. Несколько раз подскочив на бетоне, фонарик покатился по полу и погас. На меня накатила волна затхлого холодного воздуха. Из полной темноты донесся шорох стеклянных осколков — где-то там был Уэсли. — Ты как? — Я на ощупь пробиралась вперед, выставив руки. — Бентон? — Господи, — нетвердым голосом произнес он, поднимаясь на ноги. — Что случилось? — Вот черт, это ж надо. — Голос удалялся от меня куда-то вглубь. Из темноты доносился хруст стекла под ногами, сопровождавший осторожное продвижение Уэсли вдоль стены. Глухо лязгнуло — судя по звуку, он опрокинул пустое ведро. Где-то вверху зажглась лампочка, и я сощурилась. Когда глаза привыкли к яркому свету, я увидела Уэсли, перепачканного и с капавшей из руки кровью. — Дай посмотрю. Я бережно взяла его за левое запястье, пока он осматривался вокруг, приходя в себя. — Бентон, тебя нужно отвезти в больницу, — сказала я, увидев на ладони множество рваных ран. — Внутрь попало стекло, и еще нужно наложить швы. — Но ты же сама врач. — Носовой платок, которым он обмотал руку, тут же пропитался кровью. — Тебе надо в больницу, — повторила я, заметив, что разодранная левая штанина тоже потемнела от крови. — Терпеть не могу больниц. — Несмотря на всю стойкость Бентона, в глубине его глаз проглядывала боль. — Давай осмотримся и потом выберемся из этой дыры. Обещаю пока не умирать от потери крови. Где же Марино, черт бы его побрал? Агент Фергюсон, похоже, не заглядывал в подвал годами. Собственно, не знаю, что он стал бы делать внутри — разве что он обожал пыль, паутину, ржавые грабли и лопаты и тронутый плесенью ковролин. На полу и на сложенных из шлакоблоков стенах виднелись потеки воды, а валявшиеся там и тут трупики сверчков ясно указывали, что они рождались и умирали здесь во множестве. Пройдя по периметру подвала, мы не обнаружили ни единого свидетельства того, что нога Эмили Стайнер когда-либо ступала сюда. — Все, больше смотреть не на что, — сказал Уэсли. Багряный след, остававшийся за ним на полу, описал полный круг. — Бентон, надо как-то остановить кровь. — И что ты предлагаешь?